Насмешка судьбы - Лина Баркли

— Обещаю, что попытаюсь разыскать твоего отца, но и ты должна мне кое-что обещать, — в итоге торжественно изрек Лоренцо. — Дай слово, которое обязательно сдержишь.

— Какое слово?

— Обещание больше не убегать из дому. Это только еще больше злит твоего дедушку, который считает, что ты дурно воспитана и тебе нельзя доверять. Он строгий человек, а твои бесконечные выходки лишь делают его суровее и злее обычного.

— Это отец Витторио так сказал? — широко раскрыв глаза, спросила Энжи.

— Конечно нет. — Он слегка покраснел. — Но у Карло Аньези репутация упрямого, неуживчивого человека. Все, что требуется от тебя, так это прикусить язык и молчать в его присутствии, старательно выполнять то, что он говорит, даже если тебе и не хочется...

— Ни за что не поверю, чтобы священник велел тебе научить меня лицемерию!

— Для двенадцатилетней девочки ты слишком сообразительна. — Лоренцо рассмеялся, когда она поймала его на лжи. — Мой прадедушка очень благочестивый человек, и он искренне опечален тем, что ты несчастна. Он просил меня передать тебе, чтобы ты уважала своего деда и слушалась его во всем...

— Но ты этого не сказал...

— Но раз ты его не любишь, думаю, что просить тебя об этом излишне.

— Я просто хочу домой, в Дублин, — едва сдерживая слезы, прошептала она. — К маме, друзьям, в школу, наконец.

— Но пока тебе придется научиться жить со своими сицилийскими родственниками, моя маленькая девочка, — настойчиво убеждал ее Лоренцо.

Он был так откровенен с ней, что после долгих месяцев полного отчуждения со стороны деда и его сестры, девочка почувствовала к Лоренцо доверие и симпатию. Он был умен и знал, как завоевать ее расположение. Они договорились, что она не будет больше убегать из дому а он, в свою очередь, разыщет ее отца.

Но вместо этого он через пару месяцев сообщил ей трагическое известие: ее отец погиб в автокатастрофе. Энжи впала в глубокое уныние. Со временем она смирилась с этой мыслью и еще больше привязалась к Лоренцо, приезжавшему к отцу Витторио теперь в два раза чаще, поскольку состояние здоровья последнего заметно ухудшилось. Она научилась жить ожиданием визитов Лоренцо, в каждый свой приезд обязательно навещавшего ее.

С родственниками отца у нее было мало общего, и поэтому Энжи была на вершине блаженства всякий раз, когда разговаривала с Лоренцо, не опасаясь, что ее кто-то остановит или одернет. В такие минуты она могла быть самой собой. Он присылал ей книги и газеты на английском, а она стала писать ему письма. Его краткие ответы она бережно хранила и перечитывала по нескольку раз. Любить Лоренцо и целиком полагаться на него стало для нее естественным.

Образы ее родственников стояли перед глазами Энжи как живые: дедушка Карло, тетушки Лючия и Бьянка... Она решительно отмахнулась от назойливых видений. Нет нужды больше вспоминать их. Дед, что неудивительно, не ответил ни на одно ее письмо. Он не мог понять ее и потому с презрением относился к женщине, добровольно оставившей мужа. Для него и его сестер белый свет сошелся клином на Лоренцо. Не зная истинного положения дел, они могли рассердиться и даже стыдиться ее.

Энжи вышла из комнаты и очутилась в просторном коридоре, на стенах которого висели полотна мастеров Возрождения и великолепные старинные гобелены. Увидев мраморную лестницу, спиралью уходящую наверх, она загорелась желанием узнать, что там находится. А почему, собственно говоря, и нет? Надо будет обязательно позвонить Джеку. Он, вероятно, удивлен, что за три дня от нее не было никаких известий.

Поднявшись по лестнице, она увидела перед собой массивную дубовую дверь и, открыв ее, оказалась на крыше. Или на крепостной стене? По обоим концам возвышались четырехугольные каменные башни. От восхищения у Энжи перехватило дыхание. Приблизившись к парапету, она перегнулась, посмотрела вниз и зажмурилась: там, внизу, каменная кладка стен переходила в скалу, откуда открывалась бездонная пропасть. Она огляделась по сторонам, и ее взору предстали величественные, поросшие лесами горы, вершины которых были покрыты снегом.

— Похоже, тебе сегодня намного лучше.

Энжи чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности. Обернувшись, она увидела медленно приближающегося Лоренцо. На этот раз его облик вызвал в ней ностальгию: вытертые голубые джинсы, плотно облегавшие узкие бедра и длинные сильные ноги, белая рубашка, расстегнутая у шеи. Не в силах отвести от него взгляд, Энжи покраснела, в душе проклиная свое слабоволие. Он остановился в нескольких шагах от нее и почти неуловимым для глаз движением сел на парапет, как бы не замечая за своей спиной ни пропасти, ни скал. От такого легкомыслия ее прошиб холодный пот.

— Я увидел тебя с башни и удивился, так как думал, что ты все еще нежишься в постели.

— Я живуча как кошка, — сухо ответила она, думая о том, что вряд ли расстроится, если он упадет с такой высоты. Но все-таки лучше бы он слез оттуда.

— Ни много ни мало, а настоящая деловая женщина, — прокомментировал он, критически осматривая ее костюм, никак не подходивший к жаркой погоде. — Подумать только, ты когда-то стирала и гладила мои рубашки.

Энжи смутилась, вспомнив, какой лаской и заботой она окружила его в те злосчастные полгода их супружеской жизни.

— Неужели? — саркастически отозвалась она.

— Меня всегда волновал вопрос, кипятила ты их или нет, — продолжал мурлыкать Лоренцо, игнорируя ее нежелание говорить на эту тему.

— Ты бы пожаловался, если бы что-то было не так.

— Ты готовила мне превосходные блюда.

— Мне нравилось готовить для тебя так же, как и драить полы в кухне! — съехидничала она.

А что еще она умела в те годы? Запас научных знаний у нее был невелик и ограничивался лишь школой, чего нельзя было сказать о хозяйственных навыках. Ее растили и воспитывали как будущую супругу и мать, в лучших традициях патриархата, когда роль женщины определялась домашними обязанностями и беспрекословным подчинением мужу и его желаниям. Вся ее предыдущая жизнь с матерью тогда казалась ей далекой и нереальной, принадлежащей другому миру.

Но Энжи покривила душой: начищая до блеска полы, она пела вслух. Работу по дому она любила и знала до мельчайших деталей. Выйдя замуж за Лоренцо, вежливо и заботливо обращавшегося с ней, она наивно торжествовала победу над системой. На самом же деле она лишь органично вошла в нее. Она была готова на любые жертвы, лишь бы находиться с ним рядом, и выселить ее с Сицилии можно было только силой.

— Если помнишь, я настаивал на твоем дальнейшем образовании, — сухо заметил он.

— Помолчи, не надо ворошить прошлого. От этого мне становится дурно! — сердито воскликнула она, сверкнув глазами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});