Дядя самых честных правил 2 - Александр Горбов

наше положение и посодействуйте оформлению бумаг.

Ещё пять рублей перекочевало в потную ладошку.

— Вижу, вы и впрямь нуждаетесь в помощи.

— Очень, милейший Иван Александрович, очень. И готовы всемерно выразить нашу признательность.

— Давайте ваши бумаги, я посмотрю.

Он пробежался взглядом по документам и кивнул.

— Да, вижу, случай обычный, придётся…

Бобров вложил ещё что-то в руку чиновника.

— Стойте здесь, я сейчас вернусь.

Молчалин умчался куда-то, а мы остались. Впрочем, долго ждать не пришлось, через каких-то двадцать минут он снова появился рядом.

— Мой начальник, Пётр Исаакиевич, тоже желает убедиться, что дело срочное. Не меньше, чем я.

Теперь уже я незаметно сунул ему в руку деньги. Молчалин кивнул и снова исчез. В общем, пришлось немного разориться. Но всего за полтора часа документы на владение поместьем, крепостными и усадьбой оформили в лучшем виде. Подозреваю, что Молчалин погрел руки больше всех, но да ладно. Главное, я не застрял здесь, бегая с бумажками. Хотя честно скажу, — терпеть не могу таких взяточников и бюрократов. Моя воля — разнёс бы этот тараканник на мелкие щепки.

— Всё, идём, — Бобров потянул меня к выходу, — видеть эти рожи уже не могу. Откуда они только берутся, а? Сколько ни встречаю в России чиновников — везде одно и то же.

— Думаешь, в Европе по-другому? То же самое, Пётр, то же самое. Даже выражение лиц такое же надменное.

— Серьёзно? А я думал, хоть где-то порядок. Эх, Костя, прямо разочаровал ты меня.

Мы наконец-то выбрались из присутственного места через толпу просителей. Я откровенно сочувствовал этим беднягам, которым только предстояло пройти все круги бюрократического ада.

— Хорошо как, — Бобров глубоко вдохнул, — воздух чистый, свежесть. Вот потому, что они в духоте сидят весь день, у них рожи такие обрюзгшие и вялые.

— Побойся бога, Пётр, если чиновники начнут дышать свежим воздухом и станут бодрыми, страна не переживёт их нашествия. Пусть сидят взаперти для всеобщего спокойствия.

Посмеиваясь, мы двинулись к экипажу. Но не успели пройти и половины пути, как наперерез вышли трое юношей. Дворяне по виду, они были возбуждены и решительны: перегородили нам путь с самым недобрым видом.

— Вы Урусов? — резко спросил старший из них.

В груди зашевелился Анубис, всегда готовый к драке.

— Не имею чести вас знать, сударь.

— Отвечайте, вы Урусов?

— Я не отвечаю на вопросы незнакомцев, особенно таких невежливых.

Он вспыхнул, посмотрев на меня с дикой ненавистью.

— Белинский, Василий Григорьевич. Дворянин.

— Предположим. Да, я Урусов, и что?

Юноша нервно дёрнулся, вытащил из кармана и швырнул в меня перчатку, которая пролетела над моим плечом, — мне даже не пришлось уклоняться.

— Вы подлец! Я вызываю вас на дуэль!

— Сударь Белинский, — я насмешливо улыбнулся, — боюсь, я не могу принять ваш вызов.

— Трус!

— А вы невежа, сударь. Дуэль — дело чести, а я вас первый раз вижу. Потрудитесь объясниться, прежде чем вызывать.

Глаза Белинского сузились.

— Вы бесчестно убили нашего друга Вадима Петровича Шереметева. Вы негодяй и подлец, сударь! Этого достаточно или вы трус без чести?

Ах вот оно что, миньоны Шереметева. Понятно, кто их натравил на меня.

— Достаточно. Это ваши секунданты?

Двое других юношей сделали шаг вперёд.

— Добролюбов Александр Николаевич. Я тоже вас вызываю!

— Иван Дмитриевич Писарев, и я требую сатисфакции!

— Боитесь, не справитесь по одному? Будете драться против меня сразу втроём?

— Следите за языком, сударь! Мы будем драться по очереди, как дворяне, а не убийцы, в отличие от вас.

— В таком случае, потрудитесь прислать секундантов, — я с издёвкой поклонился им, — а теперь разрешите откланяться, я очень спешу.

Глава 5 — Канделябры

— Костя, вообще-то, я шутил насчёт “застрелить”.

— Если ты не заметил, это не я начал, и без этого развлечений хватает. Кстати, будешь моим секундантом?

— Обижаешь. Конечно буду!

— Вот и чудненько, договорись, пожалуйста, на завтра. Не хочу откладывать в долгий ящик.

Экипаж тряхнуло на очередной яме, и мы замолчали. Бобров смотрел в окно, морщился и о чём-то думал.

— Это я накаркал.

— Ой, брось, Пётр. Ты же видел — эти дураки меня специально ждали, чтобы вызвать. Спокойно, всё будет хорошо. Ты же знаешь, как я стреляю.

— Знаю, — Бобров кивнул, — но на дуэлях всякое бывает.

Я пожал плечами — двум смертям не бывать, одной не миновать. Хотя умереть сейчас будет очень не вовремя, у меня планы на долгую интересную жизнь.

Стоило вернуться в особняк княгини, как нам навстречу выскочил мажордом.

— Господа, Марья Алексевна желает вас видеть. Прошу следовать за мной!

Долгорукова приняла нас в большом зале, больше подходящем для балов, чем для разговоров.

— Никаких сомнений, — в голосе княгини звучал сарказм, — ты действительно племянник Василия Фёдоровича. Это же надо, и дня не провёл в Муроме, а уже тройная дуэль. Дядя мог бы гордиться, такая прыть в его стиле.

Всегда поражался, как быстро разносятся слухи. Мы ведь нигде не задерживались, а княгине уже доложили.

— Увы, от меня ничего не зависело. Молодые люди искали меня, чтобы бросить вызов.

— Искали, значит? Константин, а может, ты внебрачный сын Василия Фёдоровича? Он тоже всегда разводил руками — мол, сами хотели драться. Даже царь Пётр удивлялся такой способности. И самое поразительное, что ты абсолютно спокоен.

— Я хорошо стреляю.

— Может быть, не сомневаюсь. Но ты понимаешь, во что вляпался?

Княгиня подошла ко мне и хмуро посмотрела в глаза.

— Три поединка подряд — это большой риск. Но даже если ты выйдешь победителем, знаешь, что будет? Убьёшь троих мальчишек и получишь славу мясника. Родственники после кровавой расправы нажмут на все рычаги, чтобы сослать тебя в Сибирь. Ты этого хочешь?

— Я…

— Даже если у них не получится, тебя не примут ни в одном приличном доме. Понимаешь?

— Да, нехорошо получается.

— Нехорошо?!

Она протянула руку и ткнула меня пальцем.

— Ты точно человек? Попал в сложное положение и спокойно говорит “нехорошо вышло”. А может, ты кадавр?

— Кто?!

— Мертвяк — дядя тебя воскресил и за племянника выдал.

Глядя на моё вытянувшееся лицо, княгиня рассмеялась:

— Да шучу я, шучу. А то ишь, невозмутимый, как статуя. Думай, что будешь делать. Голова у