Вступление - Лина

Какой-то идиот додумался поговорить с прессой.

Агент Бриггс и словом не обмолвится перед нами об открытом деле. Программа

«Естественных» могла работать только над «закрытыми» делами. Но если до прессы донеслись

слухи о том, что вытащило команду Бриггса на новое задание, нам и не нужно было ждать

объяснений Бриггса.

— Поглядим, чем занимаются мамочка с папочкой, — сказала Лия, жадно впиваясь

взглядом в экран, словно ребенок в ожидании начала фейерверка.

— Лия, я дам тебе тысячу долларов, если пообещаешь никогда не называть Стрелинг и

Бриггса мамочкой и папочкой.

Лия и Майкл переглянулись.

— Формально, ты не врешь, — сказала она, принимая его предложения. — Но ты не

можешь управлять своим трастовым фондом, пока тебе не исполниться двадцать пять, а я не

любительница откладывать удовольствие.

Я и не знала, что у Майкла есть трастовый фонд.

— Последние новости, — стоило журналистке появиться на экране, как все разговоры

умолкли.

Она стояла напротив здания в готическом стиле. Её волосы развивал ветер, на лице застыло

серьезное выражение. Прямо сейчас она обладала странной властью — той, что заставила меня

замереть и глядеть на экран, хоть я и не имела ни малейшего понятия о том, что она собиралась

сказать.

— Я нахожусь у Колониального Университета, расположенного в северной Вирджинии, где

сегодня студенты обнаружили на газоне ректора тело одной из своих сокурсниц, ставшей жертвой

жестокого убийства, — на экране появилось изображение дома в Южном стиле. — Наши

источники сообщают, что девушку связали и пытали, а затем задушили тросом из её собственной

машины и оставили на капоте. Машину и тело обнаружили на лужайке перед домом ректора

университета — Ларри Вернона — сегодня утром. Прямо сейчас полиция пытается отследить

каждую зацепку, но наш источник в отделении полиции сообщает о том, что полиция

заинтересовалась неким мужчиной, профессором Джорджем Форглом.

На экране появилось новое изображение: мужчина лет сорока с густыми темными волосами

и напряженным взглядом.

— Обучение у профессора Форгла включало в себя курс под названием «Чудовище или

Человек: Психология серийных убийств», обещающий учащимся «тесное знакомство с людьми,

скрывающимися за легендами о наиболее ужасных преступлениях, когда-либо свершенных».

Журналистка поднесла руку к уху и перестала читать с телесуфлера.

— Мне сообщают, что в сеть слили видео с телом, заснятое на телефон одного из студентов

вскоре после прибытия полиции. Судя по всему, кадры довольно красочные. Мы будем ждать от

местной полиции заявления не только о преступлении, но и о несовершенстве системы

безопасности места преступления, позволившей этим кадрам просочиться в сеть. С вами были

Мария Винсент и новости на Девятом канале.

Не прошло и секунды, как звук на телевизоре был отключен, а Слоан нашла слитое видео

на своем ноутбуке. Она развернула экран так, чтобы все мы могли видеть его, и нажала на «play».

Трясущаяся камера приблизилась к месту преступления.

Слово «красочный» было явным преуменьшением.

Никто из нас не отвел взгляда. Лия с Майклом, возможно, испытывали болезненное

любопытство. Для Слоан места преступлений были информацией: она осматривала каждую

деталь, проглатывала числа. Но для нас с Дином дело было вовсе не в месте.

Дело было в теле.

Между убийцей и убитым им человеком существовали почти интимные отношения. Тела

были сообщениями, полными символического смысла, понятного лишь тому, кто понимал нужду,

желание и ярость, заставлявшие разрушить чужую жизнь.

Никто не пожелал бы говорить на этом языке. Так мне однажды сказал Дин, но я

чувствовала, как рядом со мной его глаза впивались в экран в точности также как и мои.

У трупа были длинные светлые волосы.

Кто бы не заснял видео, он не мог подобраться слишком уж близко, но даже с расстояния,

тело девушки выглядело изломанным, а кожа — безжизненной. Её руки были связаны за спиной и,

судя по тому, что её ноги прижимались друг к другу, я решила, что и они были связанны. Нижняя

часть её тела свисала с капота. Её футболка была покрыта кровью. Не смотря на сомнительное

качество работы оператора, я различила петлю на её шее. Черный трос выделялся на фоне белой

машины, второй его конец скрывался в люке на крыше.

— Эй! — на видео, один из офицеров полиции заметил сжимающего телефон студента. Тот

выругался и бросился бежать, съемка оборвалось.

Слоан закрыла ноутбук. В комнате царила тишина.

— Всего одно убийство, — наконец, сказал Майкл. — Значит оно не серийное. Зачем звать

ФБР?

— Подозреваемый читает лекции о серийных убийствах, — ответила я, размышляя вслух.

— Если профессор имеет к этому отношение, экспертная оценка на месте не помешает, — я

взглянула на Дина, желая увидеть, согласен ли он со мной, но он просто сидел, пялясь в экран

беззвучного телевизора.

Почему-то я сильно сомневалась, что он увлекся прогнозом погоды.

— Дин? — позвала я. Он не отозвался.

— Дин, — Лия протянула ногу и ткнула его пяткой. — Земля вызывает Рэддинга.

Дин поднял взгляд. Светлые волосы упали на его лицо. Карие глаза смотрели как бы сквозь

нас. Он сказал что-то, но слова застряли у него в горле, замерев на полпути между ворчанием и

шепотом.

— Что ты сказал? — спросила Слоан.

— Свяжи их, — повторил Дин, всё ещё хрипло, но громче, чем в прошлый раз. —

Заклейми их. Режь их. Повесь их, — он закрыл глаза, его руки сжались в кулаки.

— Эй, — через миг Лия оказалась рядом с ним. Она не прикоснулась к нему, но была

совсем близко. Её лицо полыхало яростной опекой… и ужасом.

Сделай что-то, — подумала я.

Взяв пример с Лии, я присела по другую сторону от Дина. Я протянула руку, чтобы

прикоснуться к его нему. Он не раз делал так, когда я только начинала учиться забираться в мысли

убийц.

В тот миг, когда я дотронулась до него, он вздрогнул. Его рука дернулась, и, внезапно, моя

ладонь оказалась в болезненной хватке. Майкл вскочил, сверкая глазами. Кивком головы я

попросила его оставаться спокойным. Я могла о себе позаботиться.

— Эй, — сказала я, повторяя слова Лии. — Эй, Дин.

Дин быстро моргнул, трижды или четырежды. Я попыталась сосредоточиться на деталях

его лица, а не на его цепкой хватке на моей руке. Его ресницы не были черными. Они были

карими, светлее радужки его глаз. Прямо сейчас эти круглые и темные глаза уставились на меня.

Он выпустил мою руку.

— Ты в порядке? — спросил он.

— С ней всё нормально, — ответила за меня Лия, её глаза сузились до щелочек, на тот

случай, если я посмею ей возразить.

Дин проигнорировал Лию и посмотрел на меня.

— Кэсси?

— Я в порядке, — ответила я. Так и было. Я ещё чувствовала пульсацию в том месте, где

всего миг назад находилась его рука, но больно не было. Моё сердце грохотало. Я запретила моим

рукам дрожать. — С тобой всё хорошо?

Я ожидала, что Дин попросит меня замолчать, откажется отвечать или уйдет. Но когда он

ответил, я поняла, чем эти слова стали для него — покаянием. Он заставлял себя говорить, он

говорил, чтобы наказать себя за то, что утратил контроль.

Чтобы извиниться передо мной.

— Бывало и лучше, — тут Дин мог бы и замолчать, но он не стал. Каждое слово он

произносил с трудом, и мой желудок скрутился в узел, когда я осознала, чего ему стоило

продолжать говорить. — Профессор, которого они ищут, тот, что читает курс «Чудовище или

Человек». Готов поспорить, что его заподозрили потому, что одним из убийц, о котором он

рассказывал на занятиях, был мой отец, — Дин сглотнул и начал сверлить глазами ковер. —

Бриггса и Стерлинг вызвали, потому что они работали над делом моего отца.

Я помнила, как сложно было глядеть на место преступления, осознавая, что здесь убили

мою мать. Дин был там со мной. Он был там ради меня.

— Свяжи их. Заклейми их. Режь их. Повесь их, — мягко произнесла я. — Так твой отец

убивал своих жертв, — я не хотела, чтобы эти слова прозвучали вопросительно, потому что знала

наверняка. От одного взгляда на Дина, я знала это.

— Да, — сказал Дин, прежде чем взглянуть на всё ещё работающий телевизор. — И я

почти уверен, что именно это и сделали с этой девушкой.

Ты

Газон ректора был милым штришком.

Ты мог бросить её где угодно.

Ты не обязан был так рисковать.

— Никто не видел меня, — мурлыкаешь ты, самодовольно хмыкая. — Но все видели её.