Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз - Елена Поддубская

Наконец ЛиАЗ, в который погрузились преимущественно легкоатлеты и стоящий в колонне первым, запыхтел: шофёр закончил погрузку багажа и, убедившись, что коллеги готовы к отправке, завёл мотор.

– Всё, Стан, я понял, если она придёт, всё передам. Не волнуйся, – Кранчевский в очередной раз пожал руку Стальнова, задержавшегося на ступеньке автобуса. Виктор думал, что это от нежелания уезжать. Володя то и дело смотрел по сторонам, словно выискивая кого-то. Его новая модная причёска с коротко остриженными волосами по боками и немного удлинёнными сверху, как в каталогах западных стран, шла юноше на удивление и освежала. Чёлка, педантично уложенная на бок, придавала всегда серьёзному лицу Стальнова примерный вид. За поведением Володи из автобуса следило несколько пар девичьих глаз, среди которых откровенно заметным было внимание Кашиной. Ира, сопровождая взгляды Стальнова своими, даже забывала отвечать на расспросы Масевич, устроившейся перед ней, о каникулах. Володя действительно с самого утра высматривал в толпе провожающих Ларису. Вчера, докладывая девушке по телефону что заселились они нормально и за дачей остаётся следить Виктор, Володя понял по голосу, что Лариса хотела бы быть утром в Малаховке. Прямо Королёва про свой приезд не сказала, но, уже немного зная её характер, Стальнов мог предположить подобный сюрприз.

«Не хватало ещё, чтобы она перед всей этой толпой засветилась», – думал Володя во время общего собрания, проскальзывая взглядом по студенткам и ловя на себе многочисленные женские взгляды. Теперь же, когда большая часть студентов и преподавателей уже сидела в автобусах, Стальнов удовлетворённо попрощался со старшим товарищем и поспешил скрыться. Уже из автобуса он крикнул Виктору через открытое окно:

– Мишке Шумкину скажешь, что сапоги Юрок ему припас, – Стальнов скинул ношу с плеч прямо в руки друга. Галицкий, «забивший» место, утвердительно выставил в окно большой палец.

– Везёт же вашему Мушкину, – Кашина вытянула губы, глядя кокетливо на Стальнова.

Володя молча усмехнулся и принялся усаживаться. Юра, поднявшийся с места, передал сапоги Доброву.

– Повезёт и тебе, – Стас указал Ире на свободное место рядом с собой, на сидении, стоящим сразу за сидением Галицкого и Стальнова. Но Ира отрицательно покачала головой. Тогда Добров предложил девушке резиновые сапоги, причём не одни, а всю связку сразу. Кашина фыркнула и отвернулась.

– Вот посмотришь, Катя, эту Вовка точно прибомбит, – тихо прокомментировала перегляды между Стальновым и Кашиной вертлявая Рита Чернухина, тоже не перестававшая фиксировать юношу с самого утра.

Громоздкая волейболистка Катя, попавшая в автобус легкоатлетов потому, что дружила с Чернухиной, фыркнула:

– От такой липучки только дурак откажется.

В подтверждение слов второкурсницы Ира снова повернулась и стала поглаживать свою красивую косу, делая вид, что смотрит на преподавателей вне автобуса, на самом же деле буквально хватающей каждый взгляд Стальнова, случайно обращённый в её сторону.

– Ну и кукеза наша Кашина, всё что-то строит из себя, строит, – Маршал, которая сидела на несколько рядов сзади с Цыганок, незаметно скривилась. Напротив девушек вытянул ноги на всё сидение Савченко. Ячеку, пожелавшему сесть рядом, сосед по комнате указал назад:

– Не обижайся, мячик, у меня ноги затекают, так что…

Ячек широко улыбнулся и сел назад, туда, где на половину сидения были загружены сумки, не сразу заметив, что его соседкой оказалась Сычёва. А когда заметил, то тоже широко улыбнулся:

– Гланвое, тчобы не тильно срясло, да?

Сычёва кивнула и протянула Мише «взлётную»:

– Если станет плохо – пососи. У меня много; дядя – пилот, снабжает, – девушка настойчиво всунула сосульку в руку гимнаста и для верности загнула ему пальцы, глядя с настойчивостью.

– Да с чего это вдруг ему плохо станет, гимнасту? – откомментировал слова девушки Гофман, проходивший в этот момент по салону и подсчитывающий студентов, – Сядь уже, Соснихин, не маячь. Фу, что это тут так дымом воняет? – Гофман стал угрожающе приближать лицо к Мише, заметно потягивая носом. Соснихин, как мог принялся отодвигаться к окну. Приблизься преподаватель ещё на пару сантиметров и скандал прогремел бы неминуемо. Но тут Соснихина выручил Стальнов, он похлопал завкафедрой гимнастики по плечу и молча указал в сторону водителя; мужчина курил за рулём, выдувая в открытое окно. Вместо благодарности за подсказку, Владимир Давыдович махнул рукой, но сближение с Мишей прекратил и выпрямился, – И ты, Стальнов, давай уже тоже усаживайся, не заставляй друга грыжу наживать, – ткнув в Галицкого, Гофман продолжил подсчёт, продвинувшись дальше по салону.

Юра терпеливо ожидал окончания переговоров через окно, приняв сапоги сначала от Володи, потом силой забрав их у Стаса и теперь удерживая в руках и соображая куда деть столь ценные обувки.

– А положу-ка я их вам девчата под сиденье. Идёт? – спросил Галицкий Воробьёву и Зубилину, устроившихся почти в конце автобуса. Лиза кивнула. Лена безразлично махнула, но для порядка заглянула под сидение проверить нет ли там уже чьего-то багажа. Юра аккуратно уложил сапоги, осведомился у девушек не мешают ли они их ногам, отряхнул руки, словно не клал сапоги под лавку, а закапывал их, и широко улыбнулся:

– Чего такая грустная, Лизонька?

– А Миша точно завтра приедет? – Лиза, сразу «обнаружив себя», так как вообще не умела скрывать свои мысли, робко посмотрела на Юру. Галицкий понял ответ на вопрос и принял серьёзный вид. Он вообще всегда и с уважением относился к чувствам людей:

– Обещал. Сегодня похороны, завтра должен прибыть на дачу.

– А в колхоз?

– Рудольф Александрович, а когда вы приедете в колхоз? Ну, то бишь в совхоз, – дерзнул крикнуть Галицкий через окно Бережному, провожавшему автобус снаружи.

– Как всех больных и отсутствующих в кучу соберу, так доложу тебе, Галицкий, о нашем прибытии лично. Телеграммой, – ответ был в шутливом тоне. Настроение у заведующего кафедрой, несмотря на суету, было отличное. Он любил всякие мероприятия, отвлекающие от основного учебного процесса. Во-первых, за тридцать лет практики напреподавался до оскомины. Но главное – это то, что в неформальной обстановке люди раскрывались быстрее, и сразу можно было понять кто чего стоит. Для заведующего кафедрой с очередной армией новобранцев-спартакиадников, где, на кого ни глянь, характеры, да ещё какие!, подобное испытание являлось дополнительной возможностью попрактиковаться в педагогических навыках, отбросив временно учебные.

– Не забудьте предупредить о приезде, нам ведь подготовиться нужно: оркестр, цветы, – отшутился Юра. Бережной только хмыкнул и махнул рукой, показывая, для важности, что ему сейчас не до юмора. В этот момент Рудольф Александрович передавал преподавателю Михайлову канистру с водой, которую приготовили на всякий случай для дороги.

Михайлов занёс канистру в салон, пронёс в конец автобуса, кивнул Ячеку. Миша, поняв о чём речь, ответственно замотал головой. Михайлов дошёл до открытого окна, в котором торчал Галицкий, дал отмашку Бережному, затем прошёл вперёд и сел рядом в Масевич, даже не спросив девушку. Ира растерянно оглянулась на Кашину. Тёзка скривила нос. Художница посмотрела дальше в салон, туда, где сидели Армен и Серик, но они были в это момент заняты каким-то разговором и призыва о помощи не заметили. Масевич выдохнула. Михаил Михайлович ничего не заметил, сидел и обмахивал себя рукой. Кашина полезла в свою сумочку, вытащила оттуда бумажную салфетку, протянула Ире, глазами указывая на её соседа. Михайлов обрадовался салфетке, весело улыбнулся и проговорил громко в отрытую дверь Бережному, повисшему на подножке, оглядывая салон:

– Всё нормально, Рудольф Александрович. Доедем – сообщу.

Бережной мрачно кивнул головой. Всё же, Рудольф Александрович был взвинчен: сразу после общего собрания Горобова прилюдно объявила о том, что для места прохождения практики приехали не все студенты и поручила их доставку в колхоз именно Бережному. А Рудольф Александрович так хотел поехать сразу и со всеми. Попеть со студентами песни, посидеть на привале во время остановки на обед, да и вообще – вспомнить, как говориться, молодость, насыщенную турпоходами с друзьями по спорту и учёбе. С тех пор прошло много лет. Кроме воспоминаний о спуске на плотах по Лене, восхождениях на горные перевалы Кавказа, рыбалке на Байкале и прочее, остались редкие фотографии, слайды и привезённые сувениры. С каждого места – свой. Друзей жизнь пораскидала, кого-то уже унесла, с кем-то развела. Но одиночества, как такового, Бережной не ощущал. Он жил работой и общением со студентами, со спортсменами своей группы. Потому и хотел быть всегда вместе с ними. Но декан приняла единственно возможное в такой ситуации решение: заведующий кафедрой лично отвечал за каждого из студентов, как прибывших, так и нет. И случись, вдруг кто-то из недостающих не появится, решать проблему придётся сразу, на высшем уровне и никому иному, как руководителю кафедры. Поэтому Наталья Сергеевна и предупреждала: