Этюд для тьмы с янтарём - Алексей Белозер

навязчивой мыслью осуществить задуманное. Несколько метров до балкона показались ему затяжным марафоном. Пол словно кто-то раскачивал, тело его швыряло, но каждый раз он поднимался с настойчивой одержимостью. Преодолев расстояние до своего уютного островка спокойствия, он перевалил себя через порог и растянулся на прохладном полу балкона. Собака следовала за ним. Он знал, что она проделает именно это и внутренне усмехнулся. По-прежнему не в состоянии встать на ноги, человек кое-как сгрёб себя в единое целое и неимоверными усилиями усадил себя на пол, прислонившись спиной к перилам.

Собака подошла вплотную и понюхала его лицо. Вдали сиял безразличный дисплей. Внизу шумели на ветру каштаны. Он увидел её глаза совсем рядом, они всматривались в него. Здесь, на улице, они были ещё ярче, ещё цветнее и отчётливее, и человеку, даже через суровую алкогольную занавесь, стало не по себе. Он боялся, что собака снова влезет в его голову, в его мозг, и тогда он точно пропадёт, он не сможет думать самостоятельно — собака будет делать это за него. И, в конце концов, он растворится, перестанет существовать как личность, и его глаза станут точно такими же — тёмно-янтарными сгустками на чёрном полотне его души. Он видел, он чувствовал, как чёрный демон высасывает из него жизнь, подчиняя своей воле. Человек вскинул непослушные руки, защищаясь.

— Барьер… — прохрипел он.

Собака отстранилась, села и недоверчиво наклонила голову. Впервые в жизни какое-то сомнение родилось в ней. Она смотрела на человека, словно ослышавшись, и не двигалась с места. Это была первая команда, которую она не выполнила мгновенно. Она заскулила. Заскулила, словно умоляя не давать ей выбора — доверять ли дальше человеку или же нет. Она спокойно смотрела даже в чёрный створ пистолета, поскольку тот был в руках того, кому она доверяла абсолютно. Она знала — он не выстрелит. Она верила, что не выстрелит. Для неё не могло быть иначе. Вера была настолько крепкой, что между ней и знанием стоял знак равенства. Сейчас же он вручил ответственность лично ей. Он приказал, и она должна принять решение — подчиниться или воспротивиться. В ней заворочался страх, который соперничал с верой в человека. Её собачий мозг упорно настаивал на том, что человек знает, что делает, и не в состоянии причинить ей вред. Инстинкты умоляли ослушаться. Она пыталась высмотреть в глазах человека что-то, что подскажет ей, поможет удостовериться в безопасности. Но, сколько она ни всматривалась, она не могла увидеть в них прежнего человека. Это были словно чьи-то чужие глаза. Словно мёртвые, словно слепые. Глаза смотрящие, но не видящие. Глаза пустые и не выражающие абсолютно ничего, что могло бы хоть намекнуть на хозяина.

Человек чувствовал, как взгляд овчарки шарит внутри него, подобно прожектору, словно выискивая что-то. Он с трудом соображал. Какой-то панический страх заставил его защищаться. Он зажмурился и одновременно с этим проорал:

— Барьер!

Собака вскочила, напряглась. Как животное на костяной рукоятке. Их позы были не похожи, но роднило другое — готовность действовать.

— Барьер, я сказал! — несмотря на размазанное состояние человека, команда удалась властно и твёрдо.

А вот закрыть глаза было ошибкой. Человек моментально оказался в невесомости, мозг потерял доступные визуальные ориентиры, закружил его, швырнул на пол. Хотелось схватиться за что-то, застыть на месте, но пространство вокруг ходило ходуном, изменяясь и раскачиваясь. Человек лишь невнятно простонал и вцепился в пол, раскинув руки.

11:02

— Чёёёрт, — прокряхтел человек, раздирая слипшиеся веки.

Ночная прохлада безвозвратно улетучилась и теперь нещадное утреннее солнце начинало уже прокаливать город. Человек положил дрожащую с похмелья ладонь на покрытое крупной испариной лицо. В мозгу стоял сплошной гул, не позволяющий проявиться ни мыслям, ни памяти. Было тошнотно, рвота подкатывала к горлу снизу, а сверху голову давил медленный тяжелый пресс. Небо нещадно лупило в него своим ослепительным, горячим фонарём. Человек с трудом сел. Стало хуже. Надо было перебираться внутрь. Организм потряхивало и ноги дрожали, когда он поднялся. Ввалившись в комнату, он автоматически запер балконную дверь и, с трудом сфокусировавшись, нашёл пульт от кондиционера. Включил. Поплёлся в ванную. Голова не соображала, не думала, не воспринимала ничего, кроме состояния тела. «Вот уж действительно отработал на славу. И напился, и забылся, а толку… Что вообще было-то?» — возникла первая мысль, когда он залез в ванную, сел и включил ледяной душ, остужаясь. Холодная вода помогла, после неё человек ощутил себя куда лучше, хотя до нормального состояния было ещё неизмеримо далеко.

Он вылез и, не вытираясь, побрёл по коридору в кухню, шлёпая босыми мокрыми ногами по ламинату. В холодильнике была предусмотрительно припасена полторашка минералки. Он, торопясь, открыл её и влил в себя треть, поморщившись от колючей, морозной жидкости. Привычно подошёл к окну, под которым стояла пустая собачья миска. Привычно достал корм. Насыпал. Обычно собака моментально прибегала, лишь заслышав гремящий в миске завтрак. На этот раз она не появилась. Человек удивлённо вскинул брови и обернулся. Вход на кухню был пуст. Он свистнул. И снова — никакой реакции.

— Хм… да где ж ты? — хмуро буркнул человек. — На балконе что ль тебя запер? Не заметил?

Человек снова дошёл до ванной и, обернув торс полотенцем, направился к балкону, причитая и жалуясь на чёртов алкоголь. В зале он остановился, оглядел предметы. Особого беспорядка он не учинил, квартиру не разнёс, хотя и боялся, что могло произойти именно так. Увидел нож на полу да из-под кресла едва виднелся край рукояти его табельного оружия.

— Да что за чёрт… — остолбенел он.

Память выдавала какие-то куски, фрагменты, словно фотоконспект. Но обрывки эти были разрозненны и никак не желали слиться в полноценную историю минувшего кутежа. Он помнил, что говорил, бесконечно говорил о чём-то, а она смотрела. Эти жёлтые огни были самым реальным, самым ясным воспоминанием. Человек ещё раз осмотрел комнату. Да вроде всё на местах. Тревожиться не о чем. Он открыл дверь — лицо сразу обдало жаром. Балкон был пуст. В замешательстве человек закрыл дверь и обошёл остальные комнаты. Собаки не было.

Вернувшись в зал, достал из-под кресла пистолет. Пересчитал патроны на всякий случай. Все на месте. Наклонился за ножом. И, когда уже брал его, взгляд упал на рукоятку, на охотничьего пса в камышах в напряжённой позе, готового сорваться с места. Взгляд словно намертво примагнитился к изображению. И в следующий же момент память безжалостно выблевала на него всё содержимое прошедшей ночи. Всё, вплоть до момента, когда он уже лежал, беспомощно пытаясь