Ультрафен. Роман. Книга 2 - Александр Миронов

С улицы всё ещё доносило душный чад расплавленного асфальта и воздух, перенасыщенный химическими ароматами от комбината. Этот «букет» дополнял неприятные переживания, и может, оттого вспомнились звонки Блатштейна, отдающие тоже какой-то дурнотой, хотя и приправлял он их изящной словесностью.

Первый звонок Блатштейн сделал почти сразу же после похорон Бориса.

– Ал-леу, Мáлина? Светлана Ивановна?

– Да.

– Здравствуйте, Светлана Ивановна! Вас беспокоит Блатштейн.

– Здравствуйте, Яков Абрамович!

– О, вы меня, похоже, знаете? – в трубке послышался приятного баритона хохоток.

– Да кто ж вас не знает? Вы известная личность в городе.

– Чем же, Светлана Ивановна? Надеюсь, не крамольной и криминальной известностью, что могло бы привлечь прокурорское внимание?

– Ну что вы, Яков Абрамович.

– Значит, чисто бытовая и гражданская молва? Ну, это не страшно… Я что звоню, Светлана Ивановна. Я слышал у вас несчастье. Простите, что напоминаю, но я хотел бы выразить вам свои искренние соболезнования, сочувствие.

– Спасибо, Яков Абрамович. Любезно с вашей стороны.

– Не стóит. Я ведь хорошо знал вашего мужа, Бориса Мищенко. Неплохой был юрист. Да, неплохой… – вздохнул. – Но, как говорится, все мы под Богом… Так я вот о чём хотел сказать вам, Светлана Ивановна: если у вас вдруг возникнут какие-то неразрешимые вопросы, то вспомните обо мне. Я буду рад вам помочь. Рад буду вам услужить.

– Спасибо… – она была тронута его вниманием.

– Не за что, Света. Обращайся и без церемоний. Договорились?

От неожиданности она немного растерялась.

– Договорились, Света? – настойчиво повторил он, перейдя на «ты».

– Да… договорились

– Ну, вот и хорошо. Кстати, обращайся хоть по вопросам быта, хоть по вопросам работы – помогу. И без стеснения. До свидания.

В трубке прервался приятный колоритный голос, и послышались короткие гудки.

– До свидания… – она положила трубку и недоумённо и в то же время ободрёно пожала плечами, улыбнулась. Все-таки приятно, когда о тебе вспоминают в тяжёлый час малознакомые и уважаемые люди, поддерживают в горе. Какой он оказывается внимательный.

Месяца через полтора, зимой уже, звонок Блатштейна повторился.

– Светлана Ивановна, здравствуйте!

– Здравствуйте, Яков Абрамович!

– О! Уже по голосу узнаете. Приятно, приятно. Света, у вас всё в порядке?

– Да как будто бы…

– Ни в чём не нуждаетесь?

– Да нет.

Короткое молчание.

– Хорошо… Света, у меня к вам есть предложение.

– Какое, Яков Абрамович?

– А что, если нам встретиться?

– Встретиться?.. Зачем? – она опешила.

– Ну, зачем? – он рассмеялся своим приятным баритоном. – Вы меня, право, удивили. Зачем да для чего? А просто так если? Неужто двум взрослым людям нельзя встретиться, по-дружески посидеть где-нибудь за чашечкой кофе или за бокалом хорошего вина и поговорить о жизни. А я знаю, она у вас последнее время осложнилась. И как знать, может быть, совместно мы смогли бы всё обсудить и устроить. Но говорить лучше не по телефону. Вот посмотрите в окно, – она невольно вытянула шею. – Что там видите? Сколько снега, а? А представь, сколько его за городом? И что, если в один из вечеров провести нам, скажем, в доме отдыха «Юбилейный». Или на турбазе «Ангара», на Байкале. Вы были там?

– Да нет, отдыхать не приводилось.

– Так вот, есть возможность поправить это дело. Так что, давайте, встретимся и эти вопросы обговорим. Одно обещаю прямо сейчас, все расходы беру на себя.

Она примолкла, как напуганная.

– Ну что же ты молчишь, Света?

– Думаю…

– Над чем? Над предложением? И не заморачивайся.

– Думаю, Яков Абрамович, как бы вам… так ответить, чтобы вы не обиделись?

Тут он запнулся на полуслове. Затем едва ли не речитативом проговорил:

– Свет, я никогда никого силой в друзья или подруги не вовлекал. Я сторонник демократических принципов подбора кадров. Никакого насилия. Да – да. Нет – нет. Так ты – нет?

– Нет, Яков Абрамович. Не надо. Тем более вечера я люблю проводить в семье дома, с сыном, с мамой.

– Жаль, Света. Не оценила ты мой порыв. Не оценила. А напрасно. Наша дружба могла бы быть плодотворной, на пользу нам обоим, особенно тебе… Так, значит, не хочешь, чтобы мы встретились, подружились?

– Нет, Яков Абрамович. Не стоит на это убивать время, тем более оно у вас в дефиците. Да и у меня тоже.

– Ну что же… И всё же я буду терпелив и буду ждать изменение в твоём настроении. Хорошо? – Она промолчала. – Надеюсь, это произойдёт скоро. До свидания.

– До свидания, Яков Абрамович.

Больше Блатштейн не звонил.

Вскоре, как он предсказывал, у неё начались неприятности. Два суда и оба комбинатовские.

Яков Абрамович…

Вспомнила сегодняшний телефонный разговор Андрея с Блатштейном. Вот она, связочка. Теперь стали понятными предупреждения Андрея относительно судов.

Светлана отошла от окна и задумчиво прошлась по кабинету. Подошла к столу. Постучала ноготками по столешнице, глядя на телефон. Эх, позвони однажды с таким предложением Толя, поехала бы с ним хоть на Байкал, хоть в Тундру и хоть в собачьей упряжке… Не позвонит. Светлана грустно усмехнулась.

– А мне до него дозвониться надо, – сказала она вслух. – Вот попала в историю!

Светлана подняла трубку и медленными движениями пальца набрала на диске номер. Невольно глянула на часы на руке – было уже половина седьмого. «Хорошо, что Ваську к маме отправила, – подумала она о сыне. – А то болтался бы без присмотра».

Какое-то время подождала ответ. Нажала на рычажок и набрала другой номер.

– Аллё, Евгений Моисеевич, Феоктистов у вас?.. На минутку его можно к телефону?.. Толя, это Мáлина. Толя, слушай, мне срочно надо с тобой переговорить. А лучше бы встретиться… Через сколько?.. Хорошо, я перезвоню.

Светлана положила трубку и присела за стол. Притихла в смятении, в смутном предчувствии чего-то тревожного.

9

– Ну, ваша светлость, на вас спрос! Вся прокуратура вами интересуется. В том числе и женская её половина.

Анатолий, передавая Прокудину телефонную трубку, улыбнулся, хотя звонок Мáлиной несколько озадачил его, особенно её голос.

– Как бы там не было, Анатолий, а приятно осознавать, что мы дорогого стоим. А?! – Прокудин хлопнул в ладони и потёр ими, горячими. – Так мы на чём остановились?

– На Шпарёве.

– Ага. Так ты полагаешь, что его могли довести до петли?

– Возможен, Женя, и такой вариант, исходя из тех бесед, что имел я с его сослуживцами, с шоферами, да и с женой, с дочерью – такой исход возможен. Человек он бескомпромиссный, честный, его психика могла быть перегружена. Хотя эти же качества дают надежду, что он не столь малодушен и безволен. Я начинаю склоняться к версии, что его всё-таки убили. Многим он, похоже, стал поперёк горла, расхитителям, рвачам и прочим, кто живёт на широкую ногу за счёт государства, за счёт предприятия.

– И тут что, возможно заказное убийство? – со скрытой иронией спросил Прокудин.

– Как знать? – пожал плечами. – Пока ничего определённого. Но с завтрашнего дня занимаюсь только этим делом. Конкретно. И начну с управления комбината.

Евгений Моисеевич поморщился: ему явно не понравилось намерение его подчинённого. Хотел резко возразить, но просьба работников прокуратуры – проследить за Феоктистовым – остановила.

– Толя, хоть ты и заслуживаешь право, считаться с твоим мнением, однако, мне такой ход твоих мыслей представляется не совсем удачным.

– Почему же?

– Ну, нельзя же полагаться на поверхностные рассуждения людей, даже близких к Шпарёву. Они не объективны и истеричны. Мало ли что на Шпарёва оказывалось какое-то влияние, и даже давление на работе. Я на тебя тоже оказываю, и на меня оказывают. Так и идёт. Жизнь наша такая, все мы зависимые люди. На том и держится дисциплина на производстве, и Советская власть. Хоть и бываем мы этим не всегда довольны.

– Ну, а если эта зависимость идёт вразрез с моралью, с нравственностью, с законом? – спросил Феоктистов.

– Для этого есть партийные, правоохранительные органы.

– Ну, вот мы и пришли! Поскольку партийные органы в данном случае, мягко говоря, пустили всё по фигу, вот и надо нам подойти к этому делу с правовой стороны, и всех участников травли Шпарёва выявить через призму…

– Какую? – чуть ли не воскликнул Прокудин.

– Через призму закона, Женя.

– А-а, ну да, – обескуражено и в то же время с шутливостью проговорил он. И, стараясь сдержать загоревшееся было любопытство, спросил: – И каким же способом ты хочешь высветить злодеев, начальников-лиходеев? У тебя что, есть какой-нибудь радар или детектор лжи, или правды?

– Ну, такой роскошью не обладаю, но кое-что есть, – засмеялся Анатолий.

– Интригуешь?