Одна минута и вся жизнь - Алла Полянская

– Ты любишь читать?

– Папа записал меня в библиотеку.

– Если хочешь, можешь брать книги у нас. – Ирина Степановна благосклонно улыбается. – Только обращайся с ними аккуратно.

Дана пришла домой в странном расположении духа. Она словно нехотя поднялась по лестнице, вот знакомая дверь, за которой стены салатного цвета, кровать родителей и ее раскладное кресло, шкаф и стол, за которым Дана учит уроки. И запах, проникающий из коридора. И знакомые звуки из-за стен.

– Ну, как там было? – Папа внимательно смотрит на Дану. – Понравилось тебе?

– Да.

Дана твердо решила ничего не говорить, чтобы не расстраивать родителей. Ее личико было спокойным. Это трудно, но Дана уже умела скрытничать.

– А у нас новость. – Папа весело смотрит на нее. – Нам выделили квартиру. Новую, в новом доме.

– А Виталька?..

– Его родителям дали в соседнем подъезде, – отец мрачнеет, компанию дочери он недолюбливает. – А Татьяна будет жить на нижнем этаже.

– Ура!

Дана выскакивает в коридор. Танькина мать, тетя Люда, связывает узлы, а Виталька собирает в ящик свои игрушки.

– Виталька, вот это да!

– А, это ты… – Он поднимает голову. У него на пол-лица расплылся синяк.

– Ой, кто тебя так?

– Крат.

– А ты ему?

– Он с Цыбой был.

Крат и Цыба – ребята с четвертого этажа, на два года старше их. Маленький злобный Крат и огромный глуповатый Цыба держат в страхе не только всех ребят в общежитии, но и в окрестностях.

– Идем, поймаем гада.

Дане хочется подраться, потому что она совсем недавно чувствовала себя несчастной и словно второсортной – там, в гостях. И теперь это должно уйти.

– Да, а если они…

– Идем.

Крата они нашли почти сразу. Маленький, рыжеватый и слюнявый, он вызывал у Даны постоянное желание дать ему пинка, что она немедленно и сделала. Крат полетел с лестницы. Они с Виталькой принялись деловито лупить его ногами, и Дана подумала, что ее лаковые туфельки могут испортиться, но дело того стоило.

– Цыба! – завопил поверженный враг. – Цыба-а!

– Заткни пасть! – Виталька боялся Цыбу. – Данка, бежим отсюда!

Но Цыба уже появился. Он идет по коридору, переваливаясь, но все равно видно, что он сильнее их и им не убежать. Однако Дана не боится. Крат поднимается на четвереньки, пытаясь встать, а она наподдает ему ногой под ребра, и он снова падает. Дана ненавидит Крата, потому что тот однажды на ее глазах убил котенка. Она не может видеть, как обижают животных. Из зоопарка ее приводят в слезах, цирк для нее – просто пытка.

– Цыба, дай им!..

– Не-е-е.

Цыба смотрит на Дану. Его маленькие карие глазки на круглом лице умильно следят за ножкой в лаковой туфельке. Эта девочка всегда казалась ему сказочной феей, и у нее такое красивое имя. Она, наверное, отличница, а ее родители совсем не такие, как все здесь.

– Не, я не хочу. – Цыба смотрит на Дану, не отрываясь. – Ладно тебе, ему хватит.

– Это ему за Витальку. – Дана не понимает, чего это грозный Цыба так странно ведет себя. – И еще дадим, пусть только полезет!

– Да не, он больше не будет. – Цыба завороженно смотрит, как Дана поправляет сбившиеся волосы. – У тебя бантик развязался.

– Мама новый завяжет. Пока, Цыба. Мы переезжаем, а вы?

– Ага, и мы тоже.

В это время лежащий на полу Крат пинает Дану в колено, и она падает. Цыба минутку смотрит на своего бывшего соратника, а потом с силой бьет его ногой под дых. Дана сидит на полу, белый гольфик набухает кровью, а Виталька несется вверх по лестнице – за помощью.

Цыба беспомощно садится рядом. Дана прикрыла рану рукой, сквозь тонкие пальчики течет кровь, она прикусила губу, чтобы не плакать. Что скажет мама? Цыба думает о том же. Он встает и оттаскивает лежащего Крата подальше, в туалет.

– Цыба, я умру? – Дане стыдно плакать, и она терпит.

– Не. Зашьют, только это не больно. А вы куда переезжаете? На Третий участок?

– Да.

– И мы. Я тебя найду там, ага?

– Ладно.

Сильные руки отца поднимают Дану с пола, потом мама и тетя Люда причитают над ней, потом… Но это уже неважно.

Что представляет собой Третий участок? Когда-то там была пригородная деревня, ее снесли и настрои-ли одинаковых желтых блочных пятиэтажек. А половина частных домов так и осталась, во многих из них жили цыгане, а то и русские. Русскими называли здесь всех, кто не был цыганом.

Семья Даны переселилась в трехкомнатную квартиру с полом из разноцветных линолеумных квадратиков – голубых и красных. Это был 1986 год. Тогда очень многие переехали на Третий, получив новые квартиры. И старая школа затрещала по швам, перегруженная донельзя.

Дану не перевели в местную школу. Вячеслав Петрович не хотел, чтобы дочь ходила в переполненный класс. Он купил голубой «Москвич» и стал возить ее в школу в центре. В образцово-показательную 13-ю. Там были паркетные полы, чистые классы, строгие правила и высокий уровень преподавания. И не было Витальки и Таньки, без которых Дане стало неинтересно. Впрочем, она ни с кем открыто не враждовала, а с Викой даже немного дружила, но это сути дела не меняло. Дана оказалась чужой в образцовом классе и сама понимала это. Ей было скучно. Ее глаза все чаще смотрели отстраненно и холодно.

И только после занятий начиналась настоящая жизнь. Быстренько сделав уроки, Дана уходила во двор. До девяти она была свободна. Вячеслав Петрович попробовал запретить эту дружбу, но жена вступилась за дочь и стояла насмерть.

– Ты просто чурбан неотесанный! Как ты можешь? Они же с рождения вместе растут, это хорошие дети. Они не виноваты, что у них такие родители.

– Катя, я не хочу, чтобы девочка якшалась с дворовой шпаной. Они научат ее дурному.

– Ты так мало ей доверяешь? – Катерина была в ярости. – Ты не смеешь так говорить! Она сама должна разобраться. Это хорошие ребята, Славик.

– Ну, смотри, Катя.

Дану мало заботили родительские споры по поводу ее друзей. Она уходила во двор, где ее ждал верный Цыба, они шли на «точку» – в небольшую беседку в соседнем садике. Там говорили о жизни, слушали музыку и курили – кто хотел. Виталька устраивался рядом с Даной, и Цыба начинал громко сопеть. А Танька, смуглая и тонкая, двигалась в волнах музыки, как дух танца. И пахло лебедой и полынью. Или горелыми листьями.

Иногда, когда кто-нибудь начинал доставать их, они дрались. Дана только следила, чтобы не получить удар в лицо, но в пылу драки не уступала своим друзьям, и за это у нее появилась кличка – Бешеная Кошка. Ногти Даны, очень твердые и острые, оставляли на лицах врагов глубокие кровоточащие борозды. Скоро их зауважали и стали старательно обходить стороной.

И только Крат не давал покоя их компании. То было время расцвета микрорайонных драк, Крат уже успел схлопотать условный срок за угон мотоцикла, был «в авторитете», и только компания с «точки» плевала на него с высокой горки, и тронуть ее не моги, потому как свои, с Третьего, закон не разрешает трогать своих. А Крат обиду помнил. Он так и не подрос, но его жестокость выросла многократно. Его мать, толстая Зинка, била его смертным боем, и он ненавидел весь свет. И особенно – Дану.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});