Своя правда (СИ) - Шебалин Дмитрий Васильевич

Купцу же я пока не стал озвучивать свои идеи, а вместо этого рекомендовал на ночь перебраться в дом. Охранять весь периметр ограды мы все равно не сможем.

— Тогда и груз нужно в дом занести, — ничуть не смущаясь, заявил Квильком.

— Как скажешь, — устало вздохнув, ответил я.

Переговорив с Квилькомом, я отдал распоряжение, чтобы ящики затащили в дом. Основной из них размерами был где-то полтора метра в длину и по метру в ширину и высоту. Весил при этом под 200 килограмм, а может и больше. Поэтому над его транспортировкой работали почти все и потратили целый час.

Несмотря на наличие кроватей, по которым мы так соскучились, переночевать решили на первом этаже на кухне и в прилегающей к ней кладовой. Лучше всем держаться вместе и иметь возможность отступления через заднюю дверь, чем быть убитыми на мягких матрасах. Тут же на кухне нашлись припасы, которые мы употребили по назначению. За еду-то мы заплатили.

Ночь прошла на удивление тихо, ни в одну из дежуривших смен не случилось ничего подозрительного. В итоге нам даже удалось хоть немного отдохнуть. А на утро мы снова принялись за работу, ведь этот проклятый ящик теперь нужно было погрузить обратно!

Пока обоз готовился выступать я решил вернуться к нашему вчерашнему разговору с Квилькомом.

— Ну что, осенила тебя какая мудрая мысль за ночь?

— Честно говоря, нет, — Квильком как-то обреченно покачал головой. — Но может оно и обойдется, а? Мы же не знаем, добрался этот ублюдок до места или нет, и сколько правды было в его словах. Может мы зря переживаем, а нужно просто двигаться дальше. Через пару дней мы уже будем вне досягаемости для местного владетеля, а другим откровенно все равно, что происходит у соседей, лишь бы не касалось их лично.

— Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так, — не согласился я. — Я в своей работе стараюсь исходить из этого принципа. И тебе, купец, советую делать также. Но как скажешь, погрузку мы почти закончили и можем выдвигаться в путь.

В ответ он лишь кивнул. Но когда увидел, как Горунар и Хорки ведут под руки девушку, которая пока сама передвигалась с трудом, с удивлением и неодобрением уставился на меня.

— Отправится с нами, — стараясь говорить, как можно уверенней ответил я на его взгляд. — Ее нужно доставить до Житницы. К тому же это наш единственный свидетель.

Видно было, что купец не в восторге от такой идеи, но он промолчал.

Девушка пришла в себя минувшей ночью, дежуривший в это время Хорки постарался успокоить ее и даже намекнул, что поруганная девичья честь была отомщена в полной мере. Но та все равно просидела всю ночь, обхватив коленки и вздрагивая, словно ожидая, что сейчас все начнется по новой, ведь наша компания давно немытых и вооруженных мужиков не походила на благородных рыцарей в сияющих доспехах. К утру, увидев, что мы грузим телегу и собираемся выдвигаться дальше, она немного успокоилась и все-таки попросилась с нами до ближайшей деревни.

Перед тем, как вывести телегу за ворота, я подозвал к себе братьев.

— Кто из вас лучше управляется с лошадью?

Шуст и Пруст посмотрели друг на друга и хором ответили:

— Я!

— Поня-я-тно, — протянул я. — Тогда отправиться Пруст. Возьмешь последнюю лошадь, что в стойле стоит. Колтун говорит, что кобыла с виду резвая должна быть. Как дойдем до перекрестка, скачи к имперскому гарнизону, это 3 лиги на север. Доложишь местному капитану стражи, или кто там будет за него, что наш обоз двигался по дороге и во встреченном на пути постоялом дворе обнаружил следы побоища и 19 трупов бандитской наружности. Видимо, не поделили что-то и порубили друг друга в капусту. В живых мы нашли лишь замученную девушку. И подчеркни, что мы оставили все как есть и ничего не брали. Ясно?

В ответ он лишь кивнул.

— Не торопись обратно, как нагонишь нас, держись в отдалении. Нам нужен человек на случай, если что-то пойдет не так. Но не геройствуй, увидишь опасность, скачи к имперской границе, — добавил я, а затем уже громко, чтобы услышали все. — Поехали!

Народ, до этого момента навостривший уши и делающий вид, что вовсе не подслушивает наш разговор, вдруг засуетился и засобирался в дорогу. Как только наши многострадальные лошади вышли за порог, вездесущий Хорки подошел ко мне и тихо поинтересовался.

— Почему именно Пруст?

— Потому что он у них за старшего, хоть и не по возрасту, и опекает своего брата, а значит, точно вернется.

— А зачем ты решил подкинуть гарнизону идею, что тут куча добра нетронутого осталась?

— А потому, что иначе они сюда не сунуться. Какое дело имперским войскам до трактира, если он не платит им налоги? А вот хабар — это уже личный интерес.

Хорки, хмыкнув что-то себе под нос, по обыкновению вскочил на телегу и принялся осматривать окрестности. Я же решил побеседовать с девушкой, которая тоже расположилась на телеге, даже не подозревая, какую тварь скрывает рядом поверху накинутая грубая ткань. И не пахнет ведь, хотя труп уже вонять должен во всю, чертовщина какая-то…

— Как зовут?

Девушка вздрогнула и потупила глаза.

— Меня или моих людей боятся не надо. Мы — охрана уважаемого купца, а не какие-нибудь бандиты. Но на мои вопросы прошу ответить, так как от этого теперь зависит и твоя и наши жизни.

— Маля я, — сказала она и робко посмотрела мне в глаза, но потом все же отвела взгляд в сторону. Но даже этого мне хватило увидеть насколько молодое у нее лицо, лет 15–16. Правда сейчас это лицо было украшено парой синяков. Возможно, от одного такого удара она и потеряла сознание. Хорки сказал, что и на теле есть гематомы, до телеги она еле дошла. Вот же скоты! Даже жалко, что так быстро их порешили.

— Славное имя, — похвалил я. — Мое имя Мазай. Мы будем проезжать мимо Житницы, есть там у тебя родственники или друзья?

Она утвердительно кивнула, но тут же, как будто что-то вспомнив, замотала головой.

— Нельзя мне туда, хоть там и тетка с дядькой. Они меня всего декаду назад трактирщику в работницы отдали. А если уважаемый Беледар или… или… господин Гвидо туда прибудут, то они меня все одно защитить не смогут?

— А ты неглупая, Маля. Все верно говоришь. Хотя после случившегося я бы не называл Беледара уважаемым, а Гвидо — простой разбойник, а вовсе не господин.

— Он сам так велел его называть, — сказала она и потупила взор.

— Ясно. И что же нам с тобой тогда делать?

— Я не знаю, уважаемый Мазай…

— Ладно, придумаем что-нибудь. Но сперва давай ка я тебе расскажу, как на самом деле вчера все произошло. Видишь ли, у Гвидо и, возможно, у Беледара будет своя история, абсолютно лживая. В этой истории окажется, что именно мои люди вели себя по-зверски и виноваты во всем случившемся, в том числе с тобой.

Дождавшись, что она поняла, о чем речь, я продолжил.

— А потому важно, чтобы ты запомнила правильную версию событий, на тот случай, если нас о них начнут расспрашивать. Хорошо? Ну и славно.

Эту же версию событий, которую я поведал Прусту и Мале, я донес до всех остальных. Чем больше людей говорит в унисон, тем больше веры в то, что они декламируют. Тем более, что свидетелей ночных событий становилось все меньше. На перекрестке мы обнаружили труп лошади, у которой была перегрызена шея, и нашего трактирщика, который лежал в неестественной позе, поломанный от удара о землю с недостающим куском плоти в районе печени. Что ж, тем лучше для нас. Вот бы еще Гвидо где-нибудь неподалеку найти с обкусанными яйцами, но в такую удачу что-то не верилось.

— И что с ним делать? — спросил Колтун, тыкая древком копья нашего неудачливого отравителя. — Здесь бросим, или?..

— Или, — ответил я. — Грузите в телегу и кладите под дерюгу. И запомните, мы его первый раз видим, а то, что это уважаемый Беледар, узнали от спасенной девушки.

— Уважаемый… Я бы его уважил пару раз, — пробурчал Горунар. — Ну ладно бы придушить удумал, или заколоть во сне, сарай в конце концов поджечь… Но еду травить, это же совсем ничего праведного в душе нет, его же сейчас наверняка в бездне твари по маленьким кусочкам жрут. И жрать будут до скончания времен.