Белорусский набат - Александр Афанасьев

– И вы готовы рискнуть? Даже с учетом, что мы не будем вытаскивать вас из Гуантанамо… или куда они вас могут забрать.

Я пожал плечами:

– Жизнь – это риск. Двум смертям все равно не бывать…

Полковник какое-то время сидел неподвижно… словно взвешивал что-то в уме. Потом решительно поднялся из-за стола.

– Идемте…

Толстая полиэтиленовая пленка, наскоро собранные конструкции каркаса, примерно такие, из каких делают полки в супермаркете, приглушенный свет многочисленных мониторов. Большой стол, он же – плоский дисплей, на котором сейчас карта Западной Украины со спутника. Почти бесшумно работающий цветной принтер, выдающий все новые и новые снимки, уже с результатами первичного анализа.

…

– Лагерь М11. На сто пятьдесят человек. Полностью уничтожен, не восстанавливался.

Черным – земля, более светлым – дороги, лес, строения. Черная гать пожарища в лесу – прямое попадание ракеты.

…

– Лагерь М26. На сто человек, мы его определили как место подготовки снайперов. Признан полностью уничтоженным, активно восстанавливается.

Фигурки людей, ломаная линия обрыва – в этом месте холмы переходят в невысокие Карпатские горы.

…

– Объект О3. Трускавец, бывший санаторий «Кристалл», определен нами как местный бандеровский штаб, определено наличие иностранных инструкторов. Уничтожен прямым попаданием ракет, по агентурным данным – двухсотых и трехсотых отправляли на Варшаву двумя С130. В настоящее время организован новый штаб, место – санаторий «Молдова».

Руины здания… это кто-то строил для людей, для того, чтобы они тут отдыхали. Строила совсем другая страна, для совсем других людей… для простых людей, для работяг. Какое мы имели право разрушать труд людей?

А какое они имели право ставить там бандеровский штаб?

Кто бы нас помирил…

– Объект Д4…

Дальше… дальше… еще живы люди, которые жили в одной, общей стране. Они и подумать не могли о том, что ракеты, разработанные в Днепропетровске, будут угрожать Киеву, а воткинские – бить по Трускавцу.

И самое страшное – мы уже не представляем ничего другого, кроме этого. Я уверен, что и у украинских планировщиков тоже есть карты, на которые нанесены наши города. И на них тоже что-то наведено.

– Новый лагерь, присвоен номер М41. На двадцать – двадцать пять человек. По-видимому, после нанесения удара в рамках операции «Листопад» они больше не рискуют создавать крупные лагеря. Несмотря на неудобство и большую потребность в инструкторах, они теперь не делают лагерей вместимостью более двадцати пяти – тридцати человек. Вот типовой лагерь – видео оперативной съемки.

Глухой лес, мало света, полог из ветвей, толстый ковер листвы. Палатки выглядят как нарывы на земле, сверху они полностью закрыты теми же листьями.

– Такие лагеря удается вскрывать только по применении термодатчиков, они показывают наличие источников тепла. Спутники такие лагеря не вскрывают. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что далеко не все лагеря нами разведаны и нанесены на карту.

Снимок. Пятерка парней – рой. Руки вскинуты в нацистском приветствии, один – встал на колено. У одного обращает на себя внимание магазин на его «АКМ» – очень длинный. Я его знаю – на сорок семь, марки «Термохолд». Значит, прямые поставки из США, или просто доброхоты постарались. Послали в посылке. Еще у одного снайперская винтовка – похожа на «Рем-700», с глушителем серого цвета. Точно – спецназ.

Выпускники одного из таких лагерей.

Чем отличаются от них выпускники диверсионных школ ДНР? А тем, что бандеры – пидоры, а ДНР – за наших. Вот и все. Больше это вам никто и никак не объяснит.

– …операция «Листопад» пусть и привела к серьезным потерям личного состава и фактическому срыву летней террористической кампании, однако не привела к полному разрушению террористической структуры либо отказу от подрывных и террористических методов борьбы. Наоборот – в почтовый ящик одного из сотрудников УФСБ по Ростовской области подбросили колорадского жука и флешку. Из записи следует, что террористические группы УНА-УНСО объявляют нам открытую войну и предупреждают о начале террористической кампании в крупных городах РФ. Кроме того, зафиксировано прибытие в регион новых наемников и инструкторов из США, Турции, Великобритании…

Мы – их. Они – нас. И все – по кругу…

– Таким образом… следует признать, что, несмотря на достижение тактических целей, коренного перелома в ситуации после реализации «Листопада» не произошло.

– Ситуацию себе уяснили? – спросил полковник, когда мы поднялись с брифинга в его кабинет.

– Да. Только не понимаю, при чем тут я.

– Вы… вы довольно уникальный человек. Как с разведывательным, так и с контрразведывательным опытом.

– Прошу прощения. Мой разведывательный опыт исчерпывается парой острых акций. Это нельзя назвать опытом.

– И тем не менее у большинства нет и этого. Вы же курировали агентов, которые забрасывались на ту сторону границы, и их возврат.

Я ничего не сказал. Но подумал, что однажды возврат-то обеспечить я и не смог.

– Я предлагаю вам подключиться к операции «Соловей». Вам, с вашим опытом, там самое место. А поскольку она ведется в основном в Москве – вы будете там, на виду… в том числе и у американцев из посольства.

Полковник достал из ящика стола еще одну фотографию, перебросил мне:

– Он?

Он. Марк. Тот самый, которого подослали ко мне в Риге. Тот самый, благодаря которому мне удалось сбежать.

– Он.

– Марк Уильям Шоу. Запрошен как юридический советник посольства. Мы дали согласие.

Ну вот. Теперь все понятно. Откуда ноги растут и вообще.

– Он проворонил меня в Риге. Если бы это сочли провалом, ему никогда не светило бы назначение. Тем более юридическим советником.

– У него должно было быть высшее юридическое образование.

– Оно у него есть, думаю. Он представился как сотрудник ФБР.

– Ясно. Итак?

– Да.

– Вот и отлично.

У меня были свои соображения насчет всего этого. Правда, я не хотел озвучивать их вслух…

Москва. Английский паб. 19 августа 2020 года

Я нем, но ты слышишь меня,И этим мы сильны.

Виктор Цой

В Москве у меня были старые знакомые…

Едва только бросив вещи на съемной квартире, я позвонил по телефону и договорился о встрече. Место для встречи выбрал мой контрагент, хотя я знал его – английский паб «Альбион», на Манежной площади, вход со стороны Александровского сада. Место считалось довольно демократичным, его изюминка заключалась в том, что тут могли коротать время как люди, работающие в Кремле, так и оппозиционеры, тусующиеся у Манежки. Они обычно занимали разные концы зала и старались не смотреть друг на друга.

Заведение было демократичным. Музыка так и осталась хорошей, правда, несколько потяжелее, чем должно быть в стандартном английском пабе. Набор блюд – полностью как в пабе, из изюминок: вишневое пиво. Несмотря на обеденный перерыв, столик мне нашелся, причем хороший, с удобными, мягкими креслами.

Едва я приземлился, в бар заскочил и Серега. Он однокашник, мы вместе учились… неважно где. Разница между нами была в том, что я терпеть не мог бюрократию, а он ее обожал… или удачно делал вид, что обожает. Поднялся он высоко.

– Физкульт-привет! – Он плюхнулся напротив. – Слышал, тебя смертью храбрых…

– Долго жить буду…

Подошла официантка. Я взял цыпленка табака, Серега – немного пастушьего пирога. Вместо пива попросил воду «Эвиан».

– Служба…

– У меня тоже…

Когда долго не видишься с человеком… потом очень сложно начать разговор. Не знаешь, с чего начать, интересы разные.

Потрепались о старых друзьях. Потом принесли жратву, мы вгрызлись в яства. Гудела музыка… вокруг шумел многомиллионный мегаполис – и почти никому в нем не было дела до того, что всего в паре часов лета от него люди вгрызаются друг другу в глотки, остервенело рвут друг друга на части. И умирают, истекая кровью…

– Ты знаешь, откуда я?

Серега кивнул, поедая пирог.

– По Украине кто главный?

Он пожал плечами.

– Все. И никто. Занимается там Хрулев, но постольку поскольку. На него еще много навешено… на нас – тоже. Во.

…

– А что спрашиваешь?

– Как ты смотришь на прямой канал с американцами?

– То есть прямой канал с американцами?

– То и есть. Как ты думаешь, я выскочил из плена?

Серега отставил пирог в сторону.

– С этого места – поподробнее…

Зачем я играл в эту игру? Ну… затем, что мог, затем, что у меня были возможности. Затем, что хотел помочь Сереге, а тот, вероятно, потом поможет мне, но это не главное. Главное – это то, что я тоже что-то должен дать американцам. И это «что-то» – канал на самый верх.

Дело в том, что Украина – и то, что вокруг нее происходит, – превратилась в большую кормушку для очень многих людей, в том числе и из моего родного ведомства. Война – это внеочередные звания, это неподотчетные деньги на агентов, это контролируемые и неконтролируемые потоки водки, оружия, наркоты. Нет, я никого конкретно не обвиняю. Просто с какого-то момента война превращается в самоподдерживающийся реактор. И остановить его не заинтересованы обе стороны. Даже если они одержат победу.