Интерлюдия (ЛП) - Дар Оден

Время остановилось, пока я не упала на пол и не свернулась на прохладной мраморной поверхности в позе эмбриона. Раскачиваясь, я впервые в жизни закричала.

Подбежав ко мне, Элиза опустилась на колени и обняла меня.

— Я люблю тебя, Лина. Мы все любим тебя, дорогая. Мы никогда не сможем занять место твоего отца, но знай, что у тебя есть мы. Ты никогда не будешь одинока, — прошептала она и заплакала.

Я оставалась в той позе на полу, как мне казалось, в течение нескольких часов. Марсель жестом велел жене встать.

— Дорогая, может быть, нам лучше пока оставить её в покое?

— Нет, Марсель. Она не может быть одна. — Элиза обняла меня, нежно поглаживая по спине, и ещё несколько раз прошептала мне на ухо: — Мы любим тебя.

Джулиан подошёл и положил свои маленькие ручки на плечо матери.

— Я останусь с ней, мама.

Поколебавшись, Марсель, Элиза и Кэролайн покинули нас. Джулиан, крошечный десятилетний мальчик в то время, лежал рядом со мной, обернув своё маленькое тело вокруг моего. Мы провели на полу несколько часов, прежде чем заснули. Мой лучший друг спал на полу рядом с моей кроватью в течение нескольких ночей после смерти моего отца.

Мои бабушка и дедушка прилетели из Сан-Паулу рано утром. Отец подготовился и написал завещание, как только я родилась. Как только Кейны переехали в Нью-Йорк, он пересмотрел своё завещание, чтобы предоставить им частичную опеку. Думаю, что он устроил всё таким образом, чтобы мои бабушка и дедушка по материнской линии не чувствовали себя ущемлёнными. Мой отец хотел, чтобы я росла в городе, который он любил, с людьми, которым он доверял, и он нашёл брата в Марселе.

Здание на Ла-Гуардиа-Плейс теперь принадлежало мне. Но мои бабушка и дедушка были непреклонны в покупке дома для нас троих, который был всего в нескольких кварталах от Кейнов.

Ещё до того, как было оглашено завещание, Элиза и Марсель объявили о своём частичном опекунстве. Хоть я только что потеряла отца, всё же была благодарна, что могу жить с ними. Гостевая спальня, в которой я останавливалась во время своих визитов, стала моей комнатой, и они намеревались обращаться со мной так, словно я была одной из них. С годами люди стали считать меня настоящей Кейн, потому что я ходила на все их семейные пикники. Элиза и Марсель посещали все мои школьные спектакли. Элиза посещала все родительские собрания вместе с моими бабушкой и дедушкой. К счастью, мои бабушка и дедушка тоже полюбили Кейнов.

И хотя я с грустью думаю о смерти моего отца, также вспоминаю о своих подростковых годах, которые были наполнены счастьем в этом доме.

Я иду по длинному коридору к другим спальням. Комната справа, ближе всего к главной спальне — это комната Кэролайн. Удивительно, но её комната была превращена в гостевую спальню, и никаких её вещей здесь нет. Двери в две другие спальни в противоположном конце коридора были закрыты. Я вхожу в спальню, которой пользовалась в детстве, и замечаю, что в ней почти ничего не изменилось за все эти годы. Она чистая и безупречная. Я сажусь на огромную кровать с балдахином, о которой мечтала в детстве, и оглядываюсь.

Моя спальня. В шкафу до сих пор хранится кое-что из моей одежды, теперь уже в соответствующих для хранения мешках. У меня был рабочий стол, специально разработанный для меня близкой подругой Элизы, Хеленой Эмерсон. Там всё ещё лежали дорогие мне безделушки. На полке стоит фотография в рамке, где мы с папой гуляем в Центральном парке. Над моей кроватью до сих пор висит плакат «Синема Парадизо» в рамке. Остальные светло-кремовые стены увешаны плакатами в рамках с изображением групп, которые я выбрала в одном из музыкальных магазинов на 8-й Стрит. Я смотрю на стол, и моё внимание привлекает листок бумаги. Поскольку я не была в этой комнате со времени похорон Элизы, бумага, которая когда-то была белой, теперь стала жёлтой. Едва разборчивый почерк Джулиана гласит:

Лина,

Мне очень жаль. Ты всегда будешь моим лучшим другом. Не забывай меня.

С любовью,

Джулиан

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хотя там всего три предложения, я перечитываю записку ещё раз, прежде чем сложить и положить в сумку. Должно быть, он написал её перед отъездом. Как же я не заметила эту записку? Воспоминание о тринадцатилетнем Джулиане, плачущем в моих объятиях в день поминовения его матери, вызывает у меня боль в груди, и несколько слезинок скатываются из моих глаз.

Собравшись с мыслями, я направляюсь в соседнюю его комнату. Она немного отличается. На стенах висят постеры «The Police» в рамках вместе со знаменитой черно-белой фотографией Мухаммеда Али, стоящего над Сонни Листоном после того, как вырубил его. На ночном столике стоит фотография Элизы, Джулиана, Кэролайн и меня во время нашей последней совместной поездки в Сан-Франциско. Мы были так молоды, так беззаботны и полны надежд. У нас было будущее и всё, что оно принесёт. Снимок был сделан за несколько месяцев до того, как наша жизнь кардинально изменилась.

Я изучаю неуклюжего молодого подростка на фотографии и думаю о человеке, которым он стал. Я вспоминаю о нём всё, что опьяняет меня — его похотливый, звучный голос, его сильные руки, которые обнимали меня, когда я нуждалась в утешении, его запах, который окружает меня в любое время дня, и его глаза, становящиеся зелёными, когда он возбуждён. Он ощущается так близко, что я чувствую его вкус. Наше совместное времяпрепровождение поражает меня, и мне нужно избавиться от этих мыслей. Нет смысла снова переживать ту единственную ночь с Джулианом, хотя прошло всего две недели с тех пор, как я чувствовала себя живой в его объятиях.

Лежа в его постели, я обнимаю его подушку и стараюсь изо всех сил представить его рядом. Я принимаю эту тоску только с воспоминаниями о нашем совместном времени, забывая о причине, по которой я здесь. Наконец, поднявшись с кровати, я осматриваю гардеробную Джулиана и не замечаю ничего из висящих вещей. Стопки больших коробок выстроились вдоль стены в дальнем конце шкафа. Ничего больше. Я не удивлена, что эта квартира не была домом для Джулиана с тех пор, как умерла его мать.

Когда я возвращаюсь в Ленокс-Хилл, Астрид стоит в нескольких футах от больничной палаты Марселя. Она с кем-то разговаривает, и только тогда я слышу глубокий, грубый голос, который узнаю. Алистер Кейн.

— Тсс-с, милая. С ним всё будет в порядке. Со стариком всё будет хорошо. Если что-нибудь случится, я обещаю позаботиться о тебе, — шепчет он. Она продолжает рыдать у него на плече. Подняв голову, жена Марселя пристально смотрит на его племянника. Я удивляюсь, когда Алистер нежно целует её в лоб, а затем переходит к губам. Это не быстрый поцелуй. Это романтический поцелуй. В такой интимный момент я чувствую себя незваным гостем. Хотя я имею полное право находиться здесь.

Не раскрывая своего присутствия, я быстро открываю дверь в больничную палату Марселя, пытаясь забыть то, чему только что стала свидетелем.

Моё сердце останавливается уже во второй раз за сегодняшний день. Как долго меня не было? Марсель больше не лежит в постели. Джулиан сидит, сгорбившись, уставившись в пол. Его спутанные тёмные волосы закрывают лицо. Когда я осторожно закрываю дверь, он поднимает голову. Его серо-голубые глаза покраснели. Лицо у него бледное, лишённое всякого цвета. Но даже в таком виде мужчина передо мной всё ещё ошеломляюще красив. Внезапно меня пронзает воспоминание о том, как я в последний раз видела его лицо в такой агонии. Это было в тот день, когда мы попрощались с Элизой. На ум приходит самый худший сценарий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Лина, — мягко шепчет он.

Подбежав к Джулиану, я опускаюсь на колени и касаюсь его лица.

— Где? Где твой отец? — спрашиваю я с сомнением, боясь услышать ответ.

— Он сейчас в операционной. — Когда он протягивает мне руку, я немедленно беру её. Я не думаю о том гневе, который держала в себе последние девять дней. Я не спрашиваю Джулиана о его местонахождении или о том, почему он внезапно бросил меня после того, как занялся со мной любовью.