Вика в электрическом мире - Юлий Буркин

И он добрался до квартиры мастера, и он взбежал по лестнице и всосался в дверную щель, и… понял, сколь бессилен в попытках обратить на себя внимание людей из плоти и крови. Он не мог совершить ничего, что вызвало бы шум – что-то уронить, чем-то ударить, ибо руки его без сопротивления проходили сквозь любой материальный предмет; он не мог произнести слова или закричать, он не мог разбудить мастера…

Он впал было в отчаяние, но внезапно ощутил способность внедриться в разум спящего и сделал это, но тут же испуганно вернулся, обнаружив, что сознание спящего, как болото, всасывает его и растворяет в себе, превращая в свой частный ночной кошмар.

… Так метался он в отчаянии из угла в угол комнаты, порой, с разгону, просачиваясь наружу сквозь щели в оконной раме. И все же иного пути не было, и он изредка, собираясь с силами, осторожно входил то в сознание мастера Копышева (Владимира Васильевича), то – в сознание его супруги Зинаиды Васильевны…

Часов в пять утра, измученная худыми снами, она проснулась с пересохшим небом, с головной болью и испариной по всему грузному телу. «Вова, – толкнула она в бок мужа, а тот застонал, – Вова, что это с нами?» Тот проснулся и сразу вспомнил жуть, которую видел только что: будто бы он, случайно запертый, умирает в холодильной комнате.

И тут, как ударило, понял, вспомнил: Павел! И торопливо принялся натягивать носки.

… Годи, выписавшись из госпиталя, сразу же отправился в родное Косицино. Впервые с давних послеармейских времен. Он был плохим сыном.

Он решил выяснить твердо: кем же был его отец?! Откуда у него такие странные способности?

Но, как объяснили ему сельчане, мать его уже полгода, как скончалась.

Дневник Вики.

6 марта.

Записалась на аэробику. Там есть девчонки – гибкие, как резиновые. Я рядом с ними чувствую себя коровой. Хотя я, в общем-то, в классе считаюсь стройной. Я бы хотела научиться двигаться, как наша тренерша: у нее при каждом шаге как будто волны по всему телу прокатываются. Это называется «грация». Во мне, по-моему, ее нет совсем.

Я знаю, что я – симпатичная, но я четко понимаю, что это все от молодости, это совсем не женская красота. Женская красота складывается из осанки, походки, фигуры, умения одеваться и умения краситься. Пройдет лет десять, и если у меня всего этого не появится, вся моя красота исчезнет. А я хочу быть красивой долго.

Докопалась до Виктора: красивая я или нет. Он сказал, что очень красивая. Я тогда спрашиваю: «А если бы я была некрасивой, ты бы дружил со мной?» Он фыркнул: «Дружил…» Никак не могу привыкнуть к твоим тинейджерским словечкам. А некрасивой ты быть не могла». «Как это не могла? Еще как могла бы!» «Это была бы уже не ты». «Выходит, самое главное во мне – внешность?» «Как раз наоборот», – возразил он, а дальше выдал такую теорию, что мне даже понравилось. По его словам, выходит, что внешняя красота – выражение внутренней. Я хотела поднять его на смех: что ты мне, как на уроке литературы рассказываешь: «Не красота лица Наташи привлекала Пьера, а красота ее русской души…». Но он остановил меня: «Все не так, – говорит. – Я не отрицаю, что внешняя красота – это очень много. Почти все. ПОЧТИ. Вот тебе пример: человек, пока он жив и когда умер, – совсем разное, а ведь все в нем осталось такое же, до атома. Что такое жизнь, никто не знает, и вещественно она никак не выражается, собственно, она – «ничто», нечто неосязаемое. А без этого «ничто» человек – не человек. И с красотой – то же. Есть обаяние, это вроде бы – ничто, но без него красота мертвая. Оно может быть даже сильнее красоты. И, мне кажется, оно – отражение на внешности внутреннего содержания. У тебя, например, все органично: внешнее четко соответствует внутреннему».

Называется «вешать на уши лапшу», и я прекрасно это понимаю. Но все равно млею.

Кстати, он пригласил меня вместе отметить 8-е марта. Вдвоем. Сказала об этом Инке, она говорит: «Давай, давай, сходи. Там-то он тебя и трахнет…» «Трахнет, трахнет…» – как попугай заладила. Хотя, если честно, мне и самой показалось, что когда он меня приглашал, вид у него какой-то виноватый был. Он как будто на что-то решился, но и сам чувствует, что это нехорошо. А я все равно согласилась. В конце концов, я же знаю, что ничего он мне не сделает. Он добрый. Конечно, когда мужчина хочет женщину, он становится диким, я знаю. Но не станет же он меня насиловать, выворачивать руки и т. п. А значит, малейшее мое сопротивление его обломает. Да до этого и не дойдет. Он сам не захочет портить отношения.

Вообще-то, я не так уж и дорожу своей девственностью: тоже мне, сокровище. Но страшно. А главное, мне ничего этого совсем не хочется. Тогда – чего ради? А если уж это случится (все равно же случится), я бы хотела, чтобы была большая любовь. А у нас? У нас – симпатия. Быть его любовницей я не собираюсь. А о браке не идет и речи: он женат, у него дочка; больная, к тому же (ноги не ходят). Название болезни я не помню, помню только, что, во-первых, она наследственная, у кого-то из родни Виктора было то ж е самое, а, во-вторых, врачи обещали, что при хорошем уходе и лечении годам к четырнадцати-пятнадцати все пройдет. Так может ли он ее оставить? А значит, какой может быть брак? Да мне еще и самой рано.

Короче, даже не знаю, правильно ли я сделала, что пообещала прийти (он дал мне какой-то адрес). Но, по-моему, все будет хорошо.

Если бы мама нашла эти мои записи, она бы, наверное, сошла с ума.

Из дневника Летова.

… Да, что-то не слишком беллетристический (как было обещано) вышел рассказ. Ладно. Дальше дело было так.

Поверив в свое неземное происхождение и исключительность, Годи стал пытаться вновь совершить нечто столь же немыслимое, но ничего у него не выходило. Тогда-то и решил он изучить и освоить практически все, что известно людям в экстрасенсорике, магии, переселение душ, другими словами, в области сверхъестественного.

Вряд ли существовал когда-либо на свете более истовый самоучка, нежели он. Ведь, буквально изнуряя себя, Годи, в отличии от обычного школяра, знал точно, что он УЖЕ обладает некими сверхъестественными способностями.

Он штудировал йогу, он изучал наследие Рерихов, он добыл неопубликованные записки Вольфа Мессинга, он читал трактаты кришнаитов, он встречался со всеми доморощенными и приезжими шарлатанами, он пытался переводить древние кабалистические знаки, изображения которых удалось переснять с микрокопий в научной библиотеке… И он безбожно экспериментировал на себе. Однажды, отчаявшись, он решил повторить причину (как он ее для себя вычислил) того самого своего перевоплощения – медленное умирание и уверенность в неминуемости смерти. Забравшись в горячую ванну, он лезвием вскрыл себе вены. Однако, потеряв сознание, он провалился в глухую черноту, не обещавшую мистических откровений. Чудо же явилось в иной и неожиданной ипостаси: в обличье соседей снизу. Он не выключил в ванне воду, та побежала через край и затопила нижний этаж. Соседи, устав звонить и стучать, решили, что хозяина нет и дверь выломали. Его спасли.

В другой раз, начитавшись англоязычной демонической литературы, он в течении пяти дней питался исключительно собственной кровью, сливая ее в стакан из вновь перерезанной вены и произнося предписанные грязные заклинания. Но он так и не научился от этого, как обещала подлая книга, моментально и безошибочно определять дату время и причину будущей смерти своего собеседника.

Что-то не давалось ему. Что-то не давалось. Давались только откровенные фокусы, не имеющие ничего общего с паранормальными способностями или мистикой. И в них он напрактиковался так, что, не имея никаких иных стремлений, но имея необходимость чем-то зарабатывать на жизнь, стал артистом труппы захудалого провинциального цирка. Почти десять лет пилил он ящики с гетерами и, совершая глупые пасы, превращал в куриц носовые платки… Но параллельно, параллельно он продолжал с упорством обреченного изучать СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОСТЬ.

Возможно, это помогло ему. А может быть, кто знает, наоборот, помешало тому что свершилось, свершиться еще раньше. Как бы то ни было, но однажды ночью сновидение явило ему пылающую изумрудно-зеленую пятиконечную звезду с белым, напоминающим стилизованную букву «M», знаком в центре; и он услышал удивительную нечеловеческую музыку вечности, и некий голос (а может быть и не голос) на этом фоне объяснил ему: то, что он видит – эмблема его высшего наставника, с которым отныне будет он находиться в постоянной и непрерывной телепатической связи…

Годи стал контактером. Но днем связь его была односторонней: некто смотрит вместе с ним его глазами, но они не общаются. Это происходит ночью. И тогда он узнает все новое и новое о мире (точнее – о мирах) и о себе. Иногда мне кажется, что покровительство высших сил несколько тяготит его, он ведь безумно горд. Но ни разу он не высказал этого впрямую.

Присев у камина с чашечкой кофе, Годи порой рассказывает мне о своих путешествиях во Вселенной. Признаться, поначалу мне казалось, что все это он попросту сочиняет. Наверное оттого, что начал он с рассказов наиболее парадоксальных, подавая их в слегка ироничной манере и не сразу объяснив, откуда он излагаемое почерпнул.