Волшебный фонарь Сальвадора Дали - Мария Спасская

Растерянная Леночка поднялась по ступеням и осторожно позвонила в звонок. Девушка слышала, как за дверью отчетливо звякнул колокольчик, но никто не торопился открывать. Она позвонила еще раз, и только тогда зазвенели засовы и створка двери поползла в сторону. Затянутый во фрачную пару на пороге возвышался Кутасов с горящей свечой в руке. В бледном, словно припудренном лице его было что-то демоническое, огненные всполохи плясали в застывших белых глазах. Увидев кривую улыбку на губах нового знакомого, Леночка уже пожалела, что приняла приглашение. Поздоровавшись, гостья робко осведомилась, делая шаг назад и решая сразу расставить все точки над «i»:

– Вы один, господин Кутасов? Отчего же ваша супруга не вышла встречать меня вместе с вами?

– Добрый вечер, сударыня, – не отвечая на вопрос, хозяин отошел в сторону, пропуская гостью в прихожую. – Прошу вас, заходите.

И только теперь Леночка поняла, что попала в ловушку, ибо не сможет без помощи хозяина дома вернуться в пансионат. Ночью, пешком, по глубокому снегу – да она просто замерзнет в пути! Не решившись перечить, девушка проследовала за высокой фигурой в темную глубину дома и остановилась в коридоре, услышав берущие за душу звуки музыки. Это была «Лунная соната» Бетховена. Леночка очень любила эту вещицу, да и сама недурно исполняла ее на рояле. Будто кто-то родной коснулся ее лица, и Леночка, заулыбавшись, спросила:

– Господин Кутасов, это играет ваша жена?

Хозяин улыбнулся уголком рта и сдержанно кивнул. При этом мертвые глаза его остались безучастными. Пропустив гостью вперед, он галантно взял ее под руку и увлек за собой по лестнице. Леночка хотела раздеться, оставив в прихожей шубку и шапочку, но Кутасов не позволил ей этого сделать.

– Нет-нет, мадемуазель Дьяконова, оставайтесь как есть! – запротестовал хозяин, с силой возвращая на плечи гостье скинутую было шубку и тем самым причиняя ей боль.

Сердце девушки ушло в пятки. Да он совсем безумен! И, кроме того, очень силен. Но Леночка хотя бы не одна в доме с этим странным человеком. Здесь есть еще и его жена. Возможно, Ася ошиблась, и Ангелина вовсе не погибла, а лишь получила травмы и теперь поправляет здоровье на курорте. Все громче и громче звучали переливчатые аккорды дивной музыки, доносившейся из самой дальней комнаты погруженного в темноту дома. Это немного успокоило Леночку, и она уже смелее проследовала за Кутасовым. Миновав сумеречные залы, они вошли в залитую светом хрустальных ламп шикарно обставленную гостиную, в центре которой стоял рояль, и по клавишам его, извлекая божественные звуки, бойко бегали пальчики сидящей спиной с двери брюнетки, никак не отреагировавшей на их появление. Лопатки ее были круглы, словно под платьем и в самом деле покоились сложенные крылья.

– Добрый вечер, – бойко поздоровалась Леночка, с облегчением опускаясь в стоящее у стены кресло и сдвигая шапочку на затылок.

Пианистка не ответила, продолжая играть. В доме оказалось довольно тепло, и гостья успела запариться. Но, памятуя о предыдущей попытке снять шубку, раздеться не решалась, опасаясь гнева Кутасова. Слушая такую знакомую мелодию, Леночка любовалась шикарным нарядом хозяйки, упрямо ее не замечавшей, и деликатно осматривалась по сторонам. Повсюду роскошь и великолепие. И это все для жены Кутасова. Для горбатой уродины. А у Леночки дома, в Москве, комната обставлена со спартанским аскетизмом, и живет с ней еще и младшая сестра. И платья у нее самые дешевые, из расползающейся бумазеи.

А французик этот, Грендель, смотрит на нее снисходительно, хотя богат и мог бы составить счастье русской девушки. Почему так: одним – все, другим – ничего? Леночка упрямо закусила губу. Ну, еще не вечер! Она свое возьмет! Любой ценой станет богатой и знаменитой. О ней еще заговорят! Ей станут поклоняться, словно богине! Деньги творят чудеса, и все ее желания, точно по мановению волшебной палочки, с приходом богатства начнут исполняться. Чтобы скрасить неловкость, вызванную затянувшимся молчанием, Леночка проговорила, ни к кому конкретно не обращаясь и повышая голос, чтобы перекричать музыку:

– Я была в магазине на Никольской и видела говорящие часы. И даже задавала им вопрос.

– И как? Часы ответили верно? – без особого интереса осведомился Кутасов, стоя в проеме дверей, точно не решаясь зайти в комнату.

– Представьте себе, да! – Она лихо тряхнула шапочкой. – Часы откуда-то узнали, что на мне надет синий капот[2]. Я требую, чтобы мне немедленно открыли тайну часов!

– Неужели вы сами не догадались? – все так же безучастно спросил часовщик.

– О чем? – не поняла гостья.

– Вы меня разочаровываете, мадемуазель Дьяконова. Ведь все так просто. В специальном отделении деревянного корпуса часов сидит перед замаскированным отверстием карлик. Он видит всех, кто обращается к часам, и отвечает на вопрос. Чаще всего вопросы касаются одежды, вот как в вашем, мадемуазель, случае. Или прически. Или спутника. Правда, бывают вопросы с подвохом, но мой карлик – парень сообразительный и ловко умеет выкрутиться из самой затруднительной ситуации.

– Подумать только! – обиженно протянула Леночка. – Какое невероятное надувательство!

– Отчего же надувательство? Всего лишь привлечение клиентов.

Не зная, о чем еще говорить, Леночка замолчала и отвернулась в сторону окна, наблюдая за медленно кружащими за стеклом снежинками. И тут она поймала себя на мысли, что музыка словно бы мчится по кругу. Лишь только звучали заключительные аккорды пьесы, как снова начиналось вступление, и «Адажио» дивным потоком лилось по комнате снова. Изумленно вскинув брови, девушка резко обернулась к Кутасову. Тот все так же стоял, облокотившись о дверной косяк, и пристально рассматривал Леночкин профиль. Заметив изумление на ее лице, Кутасов шагнул к музицирующей супруге и без предупреждения резко крутанул табурет. Развернутая в противоположную от инструмента сторону музыкантша даже бровью не повела, с бесстрастным выражением лица продолжая проворно шевелить в воздухе пальцами, точно играла на фортепиано.

– Что вы делаете? – чуть слышно прошептала Леночка, больше обескураженная выходкой пугающего ее мужчины, чем странным поведением женщины.

Хозяин подхватил жену с сиденья и вдруг разжал объятия, точно бросил. Женщина с металлическим стуком рухнула на пол. Леночка вскрикнула, прижав кулачок ко рту, и, только заметив сложный механизм, скрывавшийся под задравшимися пышными юбками, вздохнула с облегчением. Она не живая! Это механическая кукла!

И, обернувшись к Кутасову, кокетливо улыбнулась:

– А я по ошибке приняла бездушную куклу за вашу супругу. Где же она? Где Ангелина Лившиц?

– Гала? Гала вернулась на небо. А это жалкая пародия, ее механический двойник, – мрачно произнес хозяин дома. – Дрянь. Барахло. Безделушка.

– Но вы сказали, что я привлекла внимание вашей супруги и она желает со мной познакомиться! – растерянно напомнила Леночка.

– Выслушайте меня, мадемуазель Дьяконова, – приближаясь, проговорил Кутасов. Перешагнув через валяющуюся на полу куклу, с пугающим упорством продолжающую шевелить в воздухе пальцами, он присел на винтовой табурет и всем телом подался к Леночке. – Отец мой был часовщиком, имел в Москве магазин на Никольской, в квартире над которым и жил. В соседнем доме располагалась кондитерская Бенедикта Лившица, большого папиного друга.

Я был подростком, когда однажды ночью к нам в дом ворвались грабители. Бандиты сразу же убили отца и долго пытали мать, страшно истязая и требуя показать, где мы прячем деньги. Она не говорила не потому, что хотела сберечь добро. Она просто ничего не знала, ибо отец не посвящал ее в свои дела. Тогда грабители, отобрав у матушки ключи, спустились вниз и забрали из магазина все, что попалось им под руку. А затем убили и мать. Меня спасло только то, что я сразу же получил удар по голове, лишивший меня возможности двигаться и говорить, и злодеи думали, что я мертв. Но я все видел и слышал, и ужас, который я испытал, нельзя описать словами. Утром пришел приказчик, увидел последствия ночного налета и отвез меня в Преображенскую лечебницу. Там я провел много времени, погруженный в непрекращающиеся кошмары. Каждый день ко мне приходил папин друг, дядя Бенедикт, в надежде, что наступило улучшение и меня уже можно забрать домой.

То, что я стану жить у Лившицев, было само собой разумеющимся, ибо мне, несчастному сироте, оставшемуся без средств к существованию, некуда было идти. Видя, что болезнь не отступает, дядя Бенедикт посоветовался с доктором Васильевым, который меня лечил, и по его рекомендации написал в Вену доктору Брейеру, работавшему в институте нервных болезней. И тот пожелал на меня взглянуть. Дядя Бенедикт тут же забрал меня из Преображенской лечебницы, и вскоре мы были в Вене и стояли перед двумя задумчивыми мужчинами, внимательно рассматривающими мое лицо. Одним из двух бородачей профессорского вида был доктор Брейер, вторым – Зигмунд Фрейд. Доктор Фрейд тоже проявил интерес к моему случаю и взялся лечить гипнозом.