Смертельный удар - Сара Парецки

— Прошлое Луизы многое значит для Кэролайн. Луиза умирает, и Кэролайн чувствует себя очень одинокой. Ей бы хотелось знать, кто был ее отец.

— И поэтому ты приехала сюда? Чтобы рыться во всем этом хламе? Она бы лучше постыдилась, что у нее нет отца, вместо того чтобы болтать об этом с каждым встречным.

— А что, по-вашему, ей остается? — спросила я нетерпеливо. — Покончить с собой, потому что Луиза так никогда и не вышла замуж за человека, который сделал ее беременной? Вы ведете себя так, словно это целиком вина Луизы и Кэролайн. Луизе было шестнадцать или — пятнадцать, когда она забеременела. Вы что же, считаете, что мужчина не несет никакой ответственности за это?

Она так крепко сжала пальцами кофейную чашку, что я испугалась, не треснет ли керамика.

— Мужчинам трудно совладать с собой. Мы все это знаем, — произнесла она хрипло. — Луиза должна была управлять им. Но она никогда не хотела признать это.

— Все, что я желаю знать, это его имя, — сказала я насколько могла спокойно. — Я думаю, что Кэролайн имеет право знать, если она хочет. И право видеться с ним, если семья отца даст ей хоть немного тепла.

— Права! — с горечью произнесла она. — Права Кэролайн и Луизы! А как насчет моих прав на спокойную благопристойную жизнь? Ты такая же скверная, как и твоя мать.

— Да, — ответила я. — И для меня это звучит как комплимент.

За моей спиной кто-то повернул ключ в двери. Марта чуть заметно побледнела и поставила на стол кофейную чашку.

— Ты не должна упоминать ни о чем таком в его присутствии, — строго предупредила она. — Скажи ему только, что навестила Луизу, и остановись на этом. Обещай мне, Виктория.

Я сделала сердитое лицо:

— Да, конечно. Я понимаю…

Как только Эд Джиак вошел в кухню, Марта оживленно затараторила:

— Взгляни, кто приехал навестить нас. Ты никогда не узнаешь в ней ту маленькую Викторию, которой она была когда-то.

Эд Джиак был высокого роста. Черты его лица и торс были вытянуты, подобно персонажам с полотен Модильяни: удлиненное лицо со впалыми щеками и длинные тощие пальцы… Кэролайн и Луиза унаследовали от Марты невысокий рост и хорошие правильные лица. Один Бог знает, от кого они унаследовали живость характеров.

— Так-так, Виктория. Ты отправилась в Чикагский университет и с тех пор стала слишком хороша Для своих прежних соседей, а? — проворчал он, выкладывая свертки с покупками на стол. — Я взял яблоки и свиные отбивные, но бобы выглядели не особенно хорошо, и я не купил их.

Марта быстро опустошила пакеты и разложила покупки и сумку по местам.

— Мы с Викторией пьем кофе. Хочешь чашечку, Эд?

— Ты думаешь, я старая дама, чтобы распивать кофе в середине дня? Дай мне пива.

Он присел в торце небольшого стола. Марта подошла к холодильнику, который стоял в непосредственной близости от хозяина, и достала «Пабст» с нижней полки. Затем осторожно вылила пиво в стеклянную кружку и бросила банку в мусорную корзину.

— Я навещала Луизу, — сказала я. — Сожалею, что она в таком плохом состоянии. Но сила ее духа производит впечатление.

— Мы настрадались по ее вине за эти двадцать пять лет. Теперь ее очередь пострадать немного, а?

Он взглянул на меня полным презрения и злости взглядом.

— Объясните мне, мистер Джиак, — сказала я, обидевшись за Луизу, — что же такого она сделала, чтобы вы так страдали?

Марта издала какой-то слабый горловой звук.

— Виктория сейчас работает детективом, Эд. Не правда ли, как мило?

Он проигнорировал ее реплику.

— Ты прямо как твоя мать, знаешь ли. Она, бывало, вела себя так, словно Луиза в некотором роде святая, а не шлюха, каковой была на самом деле. Вот почему вы плохие. Что сделала мне Луиза? Забеременела! Опозорила мое имя. Оставшись здесь по соседству, она выставляла напоказ своего ребенка, вместо того чтобы уехать к сестрам, как мы договорились.

— Луиза сама забеременела? — переспросила я. — От индюка на подворье, вы это имеете в виду? Без участия мужчины?

Марта глубоко вздохнула, занервничав:

— Виктория, мы не расположены говорить об этих вещах.

— Да, мы не хотим, — зло согласился Эд, развернувшись к жене. — Мы не любим говорить на эти темы! Это твоя дочь, и ты не сумела соблюсти ее. Двадцать пять лет соседи шипели за моей спиной, а теперь я вынужден выслушивать оскорбления в своем собственном доме, да еще от дочери этой итальянской суки.

Я вспыхнула:

— Вы невыносимы, Джиак. Вас напугали женщины. Вы ненавидите свою жену и дочь. Не удивительно, что Луизу потянуло за теплом к кому-то еще. Кто извратил ваше сознание? Местный священник?

Он поднялся из-за стола, хлопнув кружкой и расплескав пиво, и ударил меня по губам:

— Убирайся из моего дома, ты, беспородная сука! И никогда не смей возвращаться сюда со своим грязным умом и мерзким языком!

Я медленно поднялась и приблизилась к нему. Мое лицо оказалось так близко, что я ощущала запах пива, исходивший из его рта.

— Вы не смеете оскорблять мою мать, Джиак. Любое другое дерьмо из выгребной ямы, которые вы выставите в качестве своего мнения, я еще стерплю. Но если вы еще когда-либо в моем присутствии оскорбите мою мать, я сломаю вам шею.

Я смотрела на него в упор, пока он в смущении не отвел взгляд.

— До свидания, миссис Джиак. Благодарю за кофе.

Она стояла на коленях, вытирая пол, пока я шла к кухонной двери. Мои носки промокли от разлитого пива.

У двери я остановилась, сняла носки и сунула голые ноги в кроссовки. Миссис Джиак уже подобралась ко мне, подтирая мои пивные следы.

— Я же просила тебя не говорить с ним об этом, Виктория.

— Миссис Джиак, все, чего я хочу, — это знать имя отца Кэролайн. Скажите мне, и я больше никогда не побеспокою вас.

— Ты не должна возвращаться. Он вызовет полицию. А не то застрелит тебя собственноручно.

— Что ж, хорошо, в следующий раз я приду с ружьем.

Я вытащила свою визитную карточку из сумки:

— Позвоните мне, если передумаете.

Она ничего не сказала, но карточку взяла и поспешно засунула ее в карман передника. Я потянула на себя сверкавшую чистотой ручку двери и покинула миссис Джиак, с сердитым лицом продолжавшую стоять в дверях.

Глава 5

ПРОСТЫЕ РАДОСТИ ДЕТСТВА

Я сидела в машине, пока не остыл мой гнев и дыхание не стало ровным.

«Какие страдания она нам причинила!» — со злостью передразнила я Эда.

Несчастная девчонка, бедный храбрый подросток! Какое мужество надо было иметь, чтобы просто заявить Джиакам, что она беременна, чтобы отказаться пойти в дом для незамужних матерей, в который они хотели упечь ее! Девушки из нашей высшей школы, даже самые неунывающие, возвращались оттуда с душераздирающими рассказами о тяжелом изнурительном труде, спартанских неуютных комнатах, скудной пище и мучениях, длящихся до тех пор, пока их девятимесячное заточение не прекращалось с помощью принимавших, роды монахинь.

Я испытала отчаянную гордость за свою мать, сражавшуюся с добропорядочными соседями. Я вспомнила тот вечер, когда они шеренгами проходили мимо дома Луизы, швыряя яйца в окна и выкрикивая грязные оскорбления. Габриела вышла на веранду и привела их в чувство.

«Ах да, вы же христиане, не так ли? — спросила она их на своем английском с сильным итальянским акцентом. — Ваш Христос должен очень гордиться вами сегодня».

Мои голые ноги начали замерзать. Холод постепенно отрезвил меня. Я завела двигатель и включила обогреватель. Когда пальцы ног согрелись, я поехала вниз к Сто двенадцатой улице, где повернула на запад, держа на Лайн-авеню. Там жила сестра Луизы — Кони со своим мужем Майком и пятью ребятишками. Раз уж я ошиваюсь тут, на Южной стороне, я могла бы навестить и ее.

Кони была на пять лет старше Луизы, но она продолжала жить с родителями, когда ее сестра забеременела. На Южной стороне живут при маме с папой, пока не выйдут замуж. А Кони жила с ними даже после того, как стала женой, пока супруги не накопили денег на собственный дом. Когда они наконец купили свой дом с тремя спальнями, она ушла с работы, чтобы стать матерью. Это еще одна традиция Южной стороны.

По сравнению со своей мамашей Кони считалась просто неряхой. На крошечном газоне перед домом валялась забытая корзина, и даже моему неискушенному взгляду было ясно, что веранду давно не мыли. Однако стекла на двери и в окнах были вымыты, а деревянные рамы начищены воском.

Когда я позвонила, к двери подошла Кони. Она улыбнулась, завидев меня, но как-то нервно, будто ей уже звонили родители, чтобы предупредить, что я могу появиться.

— О-о, это ты, Вик! Я… я только что собиралась в магазин.

Ее длинное костлявое лицо не умело лгать. Кожа ее, розовая и веснушчатая, точь-в-точь как у ее племянницы, стала пунцовой, пока она говорила.

— Как жаль, — сказала я сухо. — Прошло десять лет с тех пор, как мы виделись последний раз. Я надеялась застать детей и Майка.