Чудовище - Ярослав Астахов

Доски настила за окном издавали все тот же звук. Существо огибало дом, перемещаясь размеренно по мосткам, проложенным по-над волнами…

Художник метнулся в угол.

Отчаянно торопясь, он ощупью нашаривал пальцами по стене обрез… Наконец, наставив перед собой дрожащие и не различаемые стволы в окружающий глухой мрак, вжался в стену.

И тогда звук – уже какой-то приглушенно-царапающий и механически-непрерывный – донесся со стороны теперь входной двери.

И канул, не повторившись.

И снова перекатывался в одиночестве тишины лишь тихий, не прекращающийся ни на мгновение шелест волн.

Как будто, ничего не менялось… Но почему-то рос ужас. Он прибывал как вода в трюме тонущего корабля – отупляющий, неизбывный…

Распахнутые до предела зрачки художника словно вдавливались, бессмысленно, в темноту комнаты.

Вдруг Велемиру стало не хватать воздуха. И сердце разошлось так, что оно, казалось, готовится взломать грудь. Причиною была одна мысль: может быть существо, несмотря на запертую дверь, каким-то образом все-таки вползло в дом?

И вот оно сейчас находится рядом… Стоит протянуть руку… Оно вот здесь, в этой тьме!

Художника подмывало немедленно разрядить стволы в черные громады пульсирующего в углах мрака. Он сдерживался едва. Трепещущие губы его шептали – он уговаривал самого себя – «у меня два заряда… всего только два заряда…»

Пятясь, не опуская ни на единый миг сжатый в руке обрез – и не отрывая глаз от гипнотизирующих пятен черноты – Велемир тихо отступил к полочке, где у него стояла свеча в подсвечнике и были припасены спички. Он попытался зажечь огонь, сделать это, не выпуская из рук оружия.

Но пальцы безнадежно дрожали. Влажная рукоять выскользнула. Тяжелый стук, с которым спиленные стволы ткнулись в пол, последовавший за этим деревянный глухой удар будто парализовали художника, пригвоздили к месту.

Его дыхание прервалось. Велемир увидел: черные шевелящиеся клешни выскочили из темноты и тянутся к его горлу… В следующее мгновение за стеной, на которой распластался художник, пытаясь отстраниться от призрака, созданного воображением, раздался все тот же стук.

10

…И вдруг ему повезло. Как ни странно, трясущимися пальцами Велемиру удалось зажечь огонек, и даже не сломав ни единой спички.

И маленькое теплое пламя теперь потрескивало на фитиле.

Непроницаемые громады мрака вдруг съежились, приобрели знакомые очертания. Разреженная темнота неуверенно выпустила обыденные контуры привычных предметов… И тогда визг, как будто бы железом провели по стеклу, раздался со стороны окна. Художник подхватил оружие с полу и, щелкнув обоими взводимыми курками его, твердой уже рукою направил срезы стволов на непроницаемую четырехугольную черноту.

Мерцала слегка свеча. И у Велемира стучало, глухо и тяжело, сердце…

Через какое-то время стекла, в одном из которых отражалась теплая огневая капелька, начали слабо вздрагивать. Сознание художника было в этот момент абсолютно ясным. Чудовище не проникнет в комнату, думал он, пусть даже ему удастся выдавить в рамах стекла. Ведь грузное шипастое тело твари на членистых ногах слишком неповоротливо и огромно, чтоб миновать перекрестия.

Конечно, боа попробует распахнуть рамы, давя всей массой. Но сделать это у чудовища не получится, сомнений у Велемира не было. Ведь несколько дней назад Велемир прикрутил шурупами к рамам еще один, дополнительный, шпингалет. И рычажок был намертво заклинен гвоздем, так что отворить окно невозможно было теперь ни снаружи, ни изнутри.

Опасений не было… И вообще из души Велемира вдруг начисто испарился страх! Подобное случается иногда. Такую неожиданную откачку может совершить вдруг, в отчаянной ситуации, эмоциональный маятник… Теперь художник едва только не жалел о продуманной неприступности своего убежища! Потому что она мешала превратить крепость в место засады. Да! Вот только что человек обмирает от страха за свою жизнь, а сейчас уже боится иного: что зверь уйдет. Ведь он теперь уже ощущает себя охотником!

Азарт пришпоривал сердце. Художник порывался выстрелить сквозь окно и уже палец трепетал на курках… Вот, жаль, что отражение свечи не позволяет ничего видеть и… И Велемир все же помнил, что ведь у него всего два заряда!

Оконное стекло, между тем, перестало вздрагивать. Из-за него долетел знакомый ритмичный стук и потом последовал слабый глухой удар.

У Велемира был опыт, он хорошо понимал, что делается, что означает эта звуковая последовательность. Вот боа дал задний ход, отступает от окошка назад… а вот его неповоротливый панцирь ткнулся в деревянное огражденье настила.

Чудовище увеличило для чего-то дистанцию меж собой и домом. И Велемир догадывался уже – зачем. И даже с некою страстью отчаянного игрока предвкушал долженствующие последовать за этим события. И мысленно подбадривал боа: ну-ну!

И Велемир угадал. События начали разворачиваться в полном соответствии с тем, что он и предположил. Вот снова он услыхал стук хитиновых когтей по настилу. Дробный и учащающийся. И нарастающий…

Вдруг треснуло и вылетело в окне стекло!

И… одновременно с этим легко распахнулись рамы, не оказав никакого сопротивления.

И маленький отблескивающий предмет, звякнув, покатился по полу в направлении Велемира.

От неожиданности у художника ослабли разом колени. И он осел по стене, он сполз вниз, едва ни потеряв равновесия. Действуя машинально – а может, повинуясь наитию, не осознаваемому еще до конца – Велемир потянулся левой рукой к остановившемуся около нее продолговатому кусочку металла.

Поднял.

Поднес к глазам.

И он вполне распознал, что это такое он держит сейчас в руках. Железный стержень представлял собою останки нового шпингалета. Вот именно, того самого, который предназначен был намертво запирать раму. Художник вглядывался в этот предмет и пальцы, в которых он его держал, била дрожь.

Потому что он теперь вполне понимал, отчего «неприступное» окно зияет распахнуто. Железо проржавело насквозь! Болванка толщиной в палец обратилась в крошащуюся труху в считанные лишь дни… потому что рядом нарезал круги боа!

А может – в считанные часы.

Или… обратилась немедленно вот теперь – за мгновения.

Слова, как будто невзначай между прочим оброненные Альфием, полыхали теперь в сознании Велемира: «БОА заставляет ржаветь железо».

Последняя беседа с учителем ярко сияла в памяти и она слепила, словно горящий дом. И в ней зияла, как огневым безумным провалом, зловещая НЕДОМОЛВКА. И… Следующая мысль была невыносима уже настолько, что Велемир застонал, как раненый насмерть зверь!

Контур отороченного шипами тела был ясно обрисован луною в черном прямоугольнике.

Боа ама не двигался. Он в это мгновение представлял собой замечательную мишень.

Но жерла крупнокалиберного обреза, удерживаемые художником на уровне рта чудовища, вихлялись в неукротимой пляске. Хранить последние остатки самообладания позволяла единственная надежда. Быть может… этот властелин тления, умеющий заставлять железо состариться на века за миг… все-таки… не успеет?

И палец вдавил курки.

Два слабых и глухих щелчка цокнули вместо грома выстрелов.

Художнику показалось, что будто что-то обожгло его руку. Он опустил глаза.

И тут же его взгляд встретился с насквозь проеденным ржавчиной, словно бы покрытым темными уродливыми лишаями металлом замка оружия.

Боа ама у с п е л…

Пронзительный резкий скрежет, как если бы гвоздем царапали по стеклу, донесся со стороны окна. Мелькающие членистые ноги чудовища, усеянные треугольными иглами, нащупывали путь в комнату.

Белесая брюшная сторона панциря закачалась в луче свечи…

Мертвое, как будто бы какое-то совершенно механическое движение паучьих лап завораживало. Бессильно пала рука, готовившаяся швырнуть в боа бесполезный обрез.

Проникнув, наконец, в комнату, существо застыло, не двигаясь.

На нем искрились капельки морской влаги, и, набухая на кончиках шипов, они падали, ударяя в пол.

Взгляд Велемира приковали два симметричных провала в утолщениях лобовых щитов твари. Она стояла так близко, что Велемир мог бы коснуться рукою рогообразных выростов, которые были расположены по краям отверстий.

Велемир сделал шаг, растерянно и совершенно бесцельно, и, словно бы стремясь заглянуть, как в колодцы, в гипнотизирующие чернотой впадины.

И, будто отвечая его движению, из этих дыр медленно поднялись темные шары, маслянисто замерцавшие во свете свечи – мертвые глаза боа встретились с человеческими глазами.