Башмак Эмпедокла - Вячеслав Куприянов

- А вообще-то я собирался покончить с собой. Ты помешал. Нашел время, когда развлекаться! В другой раз не мог, что ли, а, Скелет (так он меня, любя, называл, подлец)?

- Это как это? Скелет чего-то не понял. Объясни, Скелет на приеме!

- Как? Из пистолета, подаренного мне Хемингуэем на Кубе. Я тогда с двустволкой по странам ездил. Мне наши сказали в Москве, возьми с собой двустволку, мало ли что, а мы тебе дадим документ, что ты на сафари командирован. Спать будешь, с собой клади. Вот и пристал Хемингуэй, подари да подари, все равно у тебя ее при въезде отнимут, это только от вас с ружьем уехать можно, а к вам с ружьем нельзя. Потом ты все равно носить его не умеешь, как за плечо забрасываешь, так стволами шапку сшибаешь. Отдай! А я тебе взамен пистолет, с ним и самолеты угонять удобнее...

- Зачем тебе самолеты угонять, ты же государственный человек, - я его конечно перебил и одновременно уколол, ведь раньше он больше любил свою государственность.

- А я и ответил ему, что как государственный человек самолеты угонять не собираюсь, тем более, меня сразу в любом самолете узнают, сначала стюардессы, а потом пассажиры. Некоторые пассажиры очень волновались, уж не в горячую точку планеты мы летим, если я на борту.

- А что ж Хемингуэй, - вернул я его к оружейной теме, а тем временем на сцене был обещан стриптиз, и я вспомнил, как Померещенский, вернувшись из какой-то горячей точки планеты, рассказывал в Политехническом музее о стриптизе, с которым столкнулся впервые. Был он еще тогда, кажется, комсомольцем, и с негодованием описывал, как затравленная девушка выскочила на помост и стала разоблачаться под Камаринского мужика, хотя это могла быть любая другая народная мелодия. - Она сбрасывает блузочку! - размахивал тогда руками Помер, едва не задев кого-то в президиуме, не то Горького, не то Михалкова, - потом она скидывает юбчонку! - в президиуме кто-то пригнулся, - она срывает с себя лифчик! - в президиуме привстали, - наконец, она стягивает с себя трусики, - тут Помер воздел руки к небу, - и вам, настоящему человеку, вдруг становится до смерти противно!!!

- Уговорил меня-таки Хемингуэй на свою голову, - пробормотал Померещенский, вскакивая, чтобы разглядеть раздевающуюся девицу, но, так как наш стол был достаточно близко, снова сел, не отводя глаз от сцены и в то же время не выпуская ножа и вилки, которыми он дирижировал действом, но и не забывал их прямого назначения: - На свою голову, говорю. Ведь Хемингуэй потом из моего ружья и застрелился. А кто знает об этом, кроме меня? И подумай я нынче, застрелюсь из пистолета, и кто тогда будет знать, что пистолет мне Хем подарил? Это меня и остановило, - он захлопал в ладоши, так как стриптиз совершился, и снова встал, чтобы его было видно.

- А ты бы повесился с этим пистолетом в руке, - посоветовал я, дабы он поскорее сел, - вот была бы задачка для расследования. Он замахнулся на меня вилкой, но смирился и сел на место. Ведущий на сцене объявил, что сейчас для многоуважаемой и состоятельной публики будет сюрприз, перед вами выступит лауреат регионального конкурса красоты охранников. Лауреат вышел на сцену на руках, повертел внизу породистой головой, и встал на ноги под одобрительные возгласы допущенных в это общество знатных дам. Он ловко выскочил из казацких шаровар, быстро сбросил гимнастерку и долго стягивал тельняшку, словно запутавшись в ее полосах. Принесли стул, и богатырь мигом обломал ему ножки, внесли стол, со столом то же самое. Внесли еще стол, его он ломать не стал, так как на нем был графин и стаканы, графину он отсек горло ребром ладони, а содержимое быстро разлил по стаканчикам, дав публике понюхать: водка. Выпил водку, закусил стаканчиком, так четыре раза, стаканчики были невелики, он их не разжевывал, а так проглатывал. Но и разжевать их он мог спокойно, так как принесли еще стул и лауреат, заложив руки за спину (руки связаны! прокричал ведущий), отгрыз одну ножку за другой. Лауреат был действительно красив, как Шварценеггер, но челюсть была чуть тяжелее, и уши гораздо больше.

- О чем задумался, - спросил я притихшего приятеля моего.

- Да вот, интересная закономерность в облике наших правителей. Смотрю я на этого верзилу и удивляюсь, как в нем сочетается подвижность со степенностью. Совершенный человек! А вот наши вожди: Ленин. Подвижен, резок, суетлив, жаждет незамедлительных перемен. Потому и не продержался долго. Сталин. Степенный, себе на уме, немногословен, все делает как бы исподволь. Вот и продержался в неустойчивом равновесии максимальный срок. Хрущев. Снова - подвижен, резок, болтлив, фантастичен, абсурден. Хотел преобразований, слетел быстро. Ну, эпизодические фигуры не в счет. Брежнев. Степенный, многозначительный, косноязычный, тоже себе на уме, но более для себя. На восемнадцать лет хватило, хотя и с моторчиком. Затем - Горбачев. Энергичный, трезвый, тоже суетливый, скорее пустослов, чем ритор. Пребывание его у власти сравнительно метеоритно, а сколько разворотил! И вот теперь - Ельцин, сам у себя за кулисами, слова из него не выжмешь, степенности хоть отбавляй. Музы молчат, поговаривают пушки. Никак, это надолго... Атлет тем временем много чего сокрушил, находясь в связанном состоянии, крушил лбом, реже затылком. Ведущий объяснял, так приходится вести себя, попав в логово враждебной структуры. Дюжие ассистенты, исполняющие роль истязателей, подвешивают лауреата за волосы к люстре. После их ухода он висит, покачиваясь, несколько минут, потом начинает шевелить своими большими ушами, уши медленно сползают вместе с волосами с его головы, скальп остается на люстре, а гигант легко приземляется на сцену.

- Еще один очевидный момент, - продолжал обобщать Померещенский. Ленин был лыс, Сталин волосат и усат, Хрущев лыс, Брежнев волосат и броваст, Андропов лысоват, Черненко волосат и бел, Горбачев лыс, Ельцин волосат и бел. При этом лысые как раз подвижные и кратковременные, видимо, к ним относится поговорка: потерявши голову, по волосам не плачут. А волосатые держатся дольше, к ним, хоть и к мужикам, годится пословица: у бабы волос долог, да ум короток...

- По-твоему получается, что после Ельцина опять лысый будет, - вставил я, - это хорошо, значит не Жванецкий, хотя он и подвижный...

- При чем здесь Жванецкий, он ведь как раз лысый, - сообразил Помер.

- Извини, старик, я имел в виду Жириновского, это он еще не лысый, правда, хитер, быть может тоже маскируется и пока в парике ходит. На сцену втащили шкаф, музыка закатила барабанную дробь, как перед смертельным номером циркача. Дверцы шкафа раскрылись, и оттуда вышел ведущий с ночным горшком в руке. Он прошел по краю сцены, показывая всем пустоту в горшке, белое эмалевое донышко. Находясь в застенках неприятельских структур, приходится ради выживания принимать крайние меры, растолковал он публике. Потом лауреат с горшком на минуту скрылся в шкаф, и появился уже с полным горшком. Если вас хотят уморить голодом, объяснял ведущий, это самое надежное средство перехитрить мучителей. Есть ли среди присутствующих желающие убедиться, что все подлинное? Можно попробовать пальцем! Одна из дам выразила желание, но ее спутник, грубый мужлан, не пустил ее. Впрочем, запах был подлинный, некоторые даже перестали жевать, хотя пить продолжали. Под барабанный рокот лауреат съел содержимое и под рукоплескания удалился.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});