Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – не понял Егор.
– Пожалей.
– Тебя?
– Меня.
Оба молчали, выжидательно глядя друг на друга, затем Егор медленно и осторожно обнял Марину, так же аккуратно прижал к себе.
Она стала плакать, тихо, всхлипывая, совсем по-детски шмыгая носом. Слегка отстранилась, подняла на Егора глаза:
– Знаешь, я совсем потерялась. Совсем ненормальная. Ничего не понимаю, ничего не соображаю, ни в чем не разбираюсь. Злая стала, как собака. На всех кидаюсь, все раздражают, всех ненавижу. И себя тоже… Проснусь ночью, думаю-думаю и ничего не могу придумать. Не знаю, как жить дальше… Может, ты подскажешь?
– Я? – усмехнулся Егор. – Сам ничего не соображаю. В каком-то тупике.
– Врешь, соображаешь. Просто не хочешь помочь. Ты вон сколько пережил за свой тридцатник.
– Ничего я не пережил. Тюрьма ничего не дает. Разве что передумал многое да обозлился еще больше.
– На кого?.. На всех?
– На себя. До кичмана был редким оболтусом. Пьянки, гулянки, компашки, драки, наркота, желание быть круче всех, забойнее всех, отстойнее всех, угарнее всех. А дружбаны в самый момент сделали подножку. Вот и получил сполна!
– А родители?.. Тот же Кеша. Ты их тоже не слушал?
– А кто в угаре слушает родителей? Это сейчас я уже что-то кумекаю. А тогда все по болту! Самый умный, самый соображающий, сопли пузырем, спина шифером. Попробуй докажи, останови!.. Все было, и ничего не было.
– Я такая же. Тоже все есть, и ничего нету.
Баринов взглянул на нее:
– С отцом проблемы?
– Наверное. Я его не понимаю.
– Как все дети.
– Нет, не так. Когда-то был беспредельщиком. Греб все, что плохо лежало. Ваш дом с картинами он ведь тоже заграбастал.
– Ты это знаешь?
– Знаю. Вернее, слышала, как мама с ним ругалась. Они жуть какие ценные – картины. А последнее время вроде как чокнулся. Утром молится, на ночь пьет и тоже молится. Даже не по себе как-то. Вроде боится чего.
– Совесть мучает?
– Я ему такое брякнула, чуть не прибил. Орет, что все ради меня. Ради моего будущего. А мне ничего не нужно. Мне стыдно и страшно. Я хочу жить и ничего не бояться. Вот ты чего-нибудь боишься?
– Боюсь… Боюсь, что не спасу отца.
– Хочешь, я тебе помогу?
– Как?
– Как скажешь. Деньгами, например. У меня есть. Сколько тебе?
– Нисколько.
– Я обижусь. Сам же говорил, что нужны бабки. Сколько?
Баринов коснулся пальцем кончика носа Марины, поцеловал в щеку.
– Потом, ладно?
Зазвонил мобильник, она взглянула на экран, отмахнулась:
– Отец.
– Мамка вообще не звонит?
– Звонит. Но только по условному. Она у меня классная.
– Отца тоже терпит?
– Думаю, любит. Правда, по-своему. Жалеет, наверное. Она святая.
Телефон умолк, Марина поднялась, махнула:
– Ладно, все равно. Пошли в дом.
На кухне Марина сполоснула бокалы, ловко, по-хозяйски, освежила еду в тарелках, налила вина, подошла к Егору:
– Я хочу выпить за ту нашу первую ночь…
– Какую… первую ночь? – несколько ошалел тот.
– Когда я притащилась к тебе с бутербродами. Все было правильно.
Они чокнулись, выпили до дна, Марина поднесла ладонь к лицу Баринова, нежно погладила, повторила:
– Все было правильно.
Потянулась к нему и стала целовать жадно, откровенно, с удовольствием.
…Они лежали в постели, чуть прикрывшись простынями, Егор гладил по растрепанным волосам Марину, вдруг улыбнулся:
– Я что-то не понял насчет бутербродов.
– Каких бутербродов? – теперь не поняла она.
– Которые ты принесла ночью.
– А-а! – рассмеялась Марина. – Думаешь, правда пожалела? Ни фига! Стало прикольно. Вламывается чувак в полночь, требует чаю, дерется… То ли нахал, то ли полный отморозок? То ли настоящий мужик.
– Ну и кто же?
– А вот кто! – Марина повернулась к нему, принялась целовать лицо, глаза, шею. Отстранилась, шутя щелкнула по носу. – Только не зазнаваться! Я ведь сейчас почти влюбилась, а через минуту могу возненавидеть.
– Возненавидеть? За что?
– Да за все!.. За любую мелочь. Как только просеку, что человек врет, крутит, поет Алябьева – все, конец. Все чисто трактором! Запомни это, лопэс.
Егор помолчал, довольно осторожно спросил:
– Вопрос можно?
– Нехорошо как-то спрашиваешь.
– Бывший твой муж. Правда прокурорский сынок?
– А чего он тебя так разволновал?
– Интересно. Если одногодки, может, и пересекались по тусовкам.
– Не-е, Валерка не тусовщик. Антипов фамилия, не помнишь?
– Вроде нет.
– Моль белая, – с презрением произнесла Марина. – Скучный, занудный, правильный, до тошноты въедливый. Ногти будет выдирать – ни одной гримасы!
– А Липницкого тоже знаешь?
От неожиданности Маринка приподнялась на локте.
– Витьку?
– Да, Витьку. Липницкого. Виктора Алексеевича.
– А ты откуда этого знаешь?
– Друг детства. Жили когда-то рядом.
– Ну знаю. И что дальше?
– Что за человек?
– Гнилой. Гнилой и подлый.
– Он корешит с твоим отцом?
– Бабки вместе делают.
– А ты чего с ним делаешь?
– Не поняла?
– После психушки я встретил его.
– Встретил. Что дальше?
– Передавал тебе привет.
– Что еще?
– Сказал, что ты клевая.
– И больше ничего?
– Больше ты знаешь.
Марина молчала, не сводила с Егора глаз.
– Что смотришь? – повернул он к ней голову.
– Смотрю и думаю: или дебил, или редкая тварь.
– Как каждый мужик.
– Нет, – усмехнулась она. – Все-таки тварь. Только что был с женщиной, любил, целовал и тут же гнешь про другого козла. Что он еще сказал тебе?
– Не больше, чем сама знаешь.
– Я хочу от тебя услышать!
Баринов тоже привстал на локоть, попытался погладить Марину по волосам.
– Ладно, проехали.
Она отбросила его руку, но ответить не успела. На тумбочке заиграл мобильник. Марина включила связь, поднесла трубку к уху.
– Что, мама?.. Скоро буду, уже выезжаю. А что?.. Куда он поехал? А с чего он взял, что я за городом? Соседи?.. Хорошо, поняла. Спасибо, мамочка! – положила трубку, севшим голосом произнесла: – Отец сюда едет.
– Нужно смываться?
– А может, хочешь с ним покалякать? Объяснишь, чем мы тут занимались. Скажешь, что у нас любовь.
– Без проблем. Штаны только натяну.
– А можешь и не натягивать. Веселее будет!
– Как скажешь, дорогая.
– Тундряк долбаный! – огрызнулась Марина, принялась быстро и нервно одеваться. – Спускаешься в котельню, кочумаешь там, пока не уедем. И не вздумай высовываться для «мужского разговора». Больше получишь, чем услышишь.
Баринов подошел к ней, попытался поправить съехавшее с плеча платье.
– Отвали, баклан! – оттолкнула его Марина. Взяла сумку, покопалась в ней, вынула что-то завернутое в бумагу, бросила на постель. – Бабки. Одноразовая помощь… Не тебе. Кеше! И больше я тебя не знаю. Считай, было короткое разовое замыкание. – И широким шагом заспешила к выходу.
Егор слышал, как стукнула сначала одна дверь, затем вторая, после чего зашумела во дворе машина, скользнули по окнам фары, и тут же ночь всколыхнул громкий разгневанный мужской голос.
Марина что-то отвечала, объясняла, кричала. Слов было не разобрать, одни только эмоции и возмущение.
Егор спешно оделся, сгреб сверток с деньгами, в полумраке стал спускаться вниз, чтобы схорониться в той самой котельной.
До котельной он дойти не успел – над головой затопали частые тяжелые мужские шаги, потом выкрики.
– Черт!.. Найду кого, пристрелю!.. С кем ты, стерва, здесь была? Говори, где он?
– Я же сказала, никого нет! Одна была! Не имею права, что ли? – доносился в ответ истеричный голос дочки. – Достал ты меня! Достал, папа!.. Сколько это может продолжаться?
Баринов забился в какой-то уголок, затих.
Шаги прогрохотали совсем близко, по стенам поплыла длинная тень, потом все постепенно удалилось, стукнула входная дверь, снова ударили фары по подвальному окну, и стало тихо.
Замок железной входной двери в подъезде пятиэтажки был сломан, поэтому войти внутрь проблем не составляло.
Егор пешком поднялся на четвертый этаж, остановился перед квартирой 35, тяжело и часто дыша то ли от быстрого хода, то ли от волнения.
Нажал на кнопку дверного звонка не сразу – тоже, видать, от сбитого дыхания. По ту сторону двери послышались детские голоса, затем женский низкий грудной голос спросил:
– Кто?
– Маша, – произнес Баринов перехваченным горлом. – Это Егор…
– Какой Егор?
– Егор. Баринов. Открой.
Дверь медленно открылась, в прихожей стояла полноватая молодая женщина, возле которой вились двое детей-дошколят, мальчик и девочка.
Мужчина и женщина смотрели друг на друга, то ли пытаясь узнать, то ли вовсе не узнавая. Наконец Маша вымолвила:
– Боже… Правда, что ли, Егор?
– Я, Маша.
– Встреть на улице, не узнала бы.
– А я бы узнал.
– Да ну тебя! – отмахнулась женщина. – Толстая стала, как корова.
– Мама, дядя, – пищала детвора, наперебой тыча пальчиками в гостя. – Кто это, мама?.. Как дядю зовут, мама?
- Ночью небо фиолетовое - Тай Снег - Русская современная проза
- Люди нашего царя (сборник) - Людмила Улицкая - Русская современная проза
- Зеленый луч - Коллектив авторов - Русская современная проза
- Промоутер - Виталий Новиков - Русская современная проза
- На берегу неба - Оксана Коста - Русская современная проза
- Отдавая – делай это легко - Кира Александрова - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Крепче веселитесь! (сборник) - Дина Рубина - Русская современная проза
- Шоу для самого себя – 2 - Игорь Афонский - Русская современная проза