Юг в огне - (Бирюк) Петров

XVII

В декабре в Новочеркасск прибыла англо-французская союзная делегация в составе: от англичан - генерала Пуля, полковника Киса, майора Эдварса и капитана Олкока и от французов - капитанов Бертело, Фукэ и лейтенанта Эрлиша.

После бала, прошедшего с большой помпезностью в атаманском дворце, где многие гости перепились до бесчувствия, союзников на следующий день повезли осматривать столицу Дона.

В числе других казачьих офицеров Константину, как знающему английский язык, пришлось сопровождать гостей в их поездке по городу. Он сидел в фаэтоне с флегматичными и равнодушными ко всему англичанами майором Эдварсом и капитаном Олкоком.

Майор Эдварс - выбритый, высокий и тощий, с сильно развитой челюстью - иногда вглядывался серыми, холодными, скучающими глазами в какой-нибудь заинтересовавший его предмет и, посасывая трубку, указывал сухим длинным пальцем:

- Это что? Кому монумент?

- Памятник атаману Платову, - отвечал Константин. - Работы скульптора Антокольского. Платов - герой Отечественной войны 1812 года. Побывал у вас в Лондоне в 1814 году.

- Олл райт! - удовлетворенно кивал головой Эдварс. - А это кто?

- Атаманцы, - пояснял Константин. - Казачьи гвардейцы.

- Угу.

Когда проезжали Соборную площадь, иностранцев поразил мощный вид чугунного Ермака, одиноко стоявшего на гранитном пьедестале. Выскочив из автомобилей и саней, иностранные офицеры пошли осматривать памятник. Казалось, что Ермак глядел на них хмуро и мрачно, как на незваных пришельцев.

Гостей повезли в музей донского казачества, затем в офицерскую школу и кадетский корпус, а оттуда прямо на вокзал.

Здесь уже поджидал союзников специальный атаманский поезд, который должен был повезти их на восточный, царицынский фронт. Многие иностранные офицеры не хотели ехать. Но атаман Краснов убедительно просил их сделать ему одолжение. Краснову нужно было показать союзной миссии, в каких трудных условиях сражаются казаки на фронте. Этим он хотел вызвать у них больше сочувствия и щедрости. Сам атаман со своей свитой и сопровождал иностранцев на фронт. Как адъютант атамана Константин также был в числе свиты.

Когда наутро за завтраком встретились все, Константин среди иностранных офицеров увидел Брюса Брэйнарда. Зачем ехал этот делец на фронт, было непонятно. Расспрашивать же его об этом Константину был неудобно.

После завтрака Константин ушел к себе в вагон и стал смотреть в окно. На заснеженных полях то там, то сям лежали полуобглоданные бродячими собаками трупы лошадей и верблюдов - следы недавних боев. Местами были видны черные провалы окопов, оборванные проволочные заграждения. Мимо окон бежали разбитые снарядами красные кирпичные железнодорожные будки и казармы для рабочих. Почти повсюду мосты были взорваны.

Замедляя ход, поезд осторожно, словно крадучись, переполз по временно поставленному мосту через какую-то реку. Все вокруг, в разных направлениях, изборождено глубокими морщинами окопов. Совсем недавно, всего несколько дней назад, здесь кипели ожесточенные сражения.

Показалась станция Чир.

- Господа, - пригласил Краснов англичан и французов, - прошу вас на минутку выйти на платформу. Народ вышел вас встречать.

Константин также вслед за всеми вышел из вагона.

Посреди платформы выстроился почетный караул: на правом фланге седобородые старики, на левом - молодые, фронтовые казаки. Перед караулом, вытянувшись, топорща усы, стоял генерал Мамонтов, за ним - генерал Толкушкин.

- Здравствуйте, родные мои! - поздоровался со стариками Краснов.

- Здравия же... ваше высокопревосходительство! - выкатывая глаза на атамана, рявкнули старики.

Атаман произнес речь.

- ...Пусть ваши сыновья, - закончил он, - завершают священное дело спасения славы казачьей, начатой вами.

Под крики "ура" атаман перешел к шеренге молодых казаков.

Высокий костлявый старик, генерал Пуль, посасывая потухшую трубку, стоял со своими офицерами у вагона, дожидаясь, когда атаман представит его казакам.

- Прошу, генерал, - любезно улыбаясь, обратился к нему по-английски Краснов, - принять почетный караул.

Пуль медленно стал обходить шеренгу казаков, вглядываясь в каждого, временами останавливаясь, рассматривая у казаков одежду, оружие, иногда поднимая полы шинелей, ощупывая пальцами добротность сукна. Подойдя к какому-то горбоносому, бородатому казаку, стоявшему в строю, Пуль ткнул ему кулаком в живот. Казак охнул и выронил из рук шашку. Иностранные офицеры засмеялись шутке генерала.

- Нельзя так солдату живот выпячивать, - строго поджав губы, сказал Пуль побагровевшему от стыда казаку. Краснов с нарочитой любезной улыбкой перевел ему фразу, брошенную английским генералом. И когда тот отошел, гневно посмотрев на казака, прошипел:

- Подвел, подлец!

Константин подошел ближе, взглянул на сконфуженного старика и побагровел от стыда: он узнал своего отца. Избегая его смущенного, страдальческого взгляда, он прошел мимо.

К генералу Пулю с поклонами подошли станичные атаманы ближайших станиц. С краткой речью выступил атаман Нижне-Чирской станицы, тучный, сивобородый подъесаул.

От имени генерала Пуля и всей союзной миссии ответную речь держал на русском языке еще совсем молоденький румяный французский лейтенант Эрлиш.

- Добрый казак, - нервно повизгивал он тенорком, отчаянно жестикулируя. - Слюшай меня, слюшай, пожалюста! Скоро сюда, Дон, придет много союзников. О, очень много! Придет франс пушка, придет инглиш танка, много танка... Все пойдет Москва... Москва спасать нужно. Ой, как нужно Москва. Ура-а!.. Кричи много ура-а!

Краснов, несколько смущенный бессвязной и мало вразумительной речью французского союзника, взмахивал руками, дирижируя, и по его указке до хрипоты кричали "ура!".

Кряжистый, с длинным красным носом, генерал Толкушкин, успевший по случаю приезда союзной миссии проглотить лишних стакана два водки, покачиваясь из стороны в сторону, хрипло пробасил:

- Эх, братцы вы мои! Дали б мне наши союзники два танка, я б с ними да с одним лишь казачьим разъездом через неделю вошел бы в Москву. Ей-богу, не вру! Господин Пуль, разрешите...

Оттолкнув стоявшего на пути Мамонтова, Толкушкин, пошатываясь, подошел к Пулю, помахивая красиво отделанной плеткой.

- Господин генерал!

Краснов, с опаской доглядывая на пьяного Толкушкина, сказал по-английски Пулю:

- Этот генерал хочет с вами говорить.

- Слушаю вас, - сказал Пуль, останавливаясь и смотря на Толкушкина.

Толкушкин взмахнул нагайкой. Краснов похолодел - ударит. Но нет, тот не ударил.

- Генерал, - сказал Толкушкин, пьяно всхлипывая. - Все казачество радо вашему приезду... И я рад... Потому как вы ведь наши союзники... А раз союзники, то и пойдем вместе бить нашего общего врага - большевиков... Будем бить их в хвост и в гриву, не давать с...

Краснов смутился и не перевел последней фразы. Заметив улыбки на лицах белогвардейских офицеров, Пуль потребовал от Краснова, чтобы тот дословно перевел сказанное Толкушкиным.

- Это непристойность, сэр, - сказал Краснов.

- Ничего, скажите, - настаивал Пуль.

Краснов перевел. Пуль громко расхохотался.

- Остро сказано.

- Возьмите, генерал, эту плеть на память от донских казаков, - вдруг предложил Толкушкин нагайку Пулю. - Она вам пригодится... Этой нагайкой вы крепко будете хлестать нашего врага.

- Оригинальный подарок, - улыбаясь, сказал Пуль, рассматривая красиво отделанную нагайку. - Я рад принять этот подарок от донского казачества. Подарок мне этот, действительно, пригодится.

...Расстроенный происшествием с отцом, Константин, хмурясь, стоял у вагона, дожидаясь, когда члены миссии пойдут в него. Здесь-то его и разыскал Василий Петрович.

- Сынок, - сокрушенно сказал он.

Константин вздрогнул и воровато огляделся вокруг: не наблюдает ли кто. Убедившись в том, что на них никто не обращает внимания, он недовольно спросил:

- Ну что тебе надо, отец?

Старик ошарашенно посмотрел на него.

- Да ты сын мне али кто?

- Сын, - мрачно промолвил Константин. - Но ты сегодня в такую глупую историю влип, что мне просто стыдно с тобой разговаривать...

- С отцом стыдно?!

- Да, - сердито выкрикнул Константин. - Именно с тобой, с отцом. Какой тебя черт заставил в этот дурацкий почетный караул становиться?.. А если уж стал, то надо бы не выпячивать брюхо, как беременная баба. И вообще-то, зачем ты сюда попал? Почему ты бросил дом, мать, семью?.. Ведь не могли же тебя мобилизовать, старика.

- Сам пошел, добровольно, - угрюмо буркнул Василий Петрович.

- Сам, - озлобленно усмехнулся Константин. - Глупость сделал. В твоих ли летах это делать?

- Хотел помочь...

- Помощник мне тоже. Что ты сегодня натворил? Ты ж меня осрамил. Хорошо еще, что никто здесь не знает, что ты мой отец, а то прямо-таки хоть убегай отсюда. Иди, я с тобой больше не могу говорить. Вот, кажется, на нас обращают внимание. Иди!