Дама с букетом гвоздик - Арчибальд Джозеф Кронин

с напряженным интересом. Первой заговорила Люси:

– Я думаю, чем скорее мы попадем в палату и начнем, тем будет лучше.

Это была длинная, низкая палата, слабо освещенная тремя масляными лампами с абажурами. Кровати были так тесно составлены, что их красные покрывала образовывали двойную непрерывную линию. Явно ощущалась атмосфера хаоса, неописуемого замешательства, вызванного отчаянной и торопливой битвой со смертью. На стоящий посредине палаты стол капало из пакетов со льдом, тут и там в беспорядке стояли откупоренные бутылки, карточки пациентов криво-косо висели над кроватями.

Наметанным глазом Энн сразу оценила обстановку. Она знала о трудностях, связанных с чрезвычайными ситуациями; но никакие трудности и никакая чрезвычайная ситуация не должны были довести палату до такого состояния. Она ничего не сказала медсестре, которую они сменили. Она также не отдала никаких распоряжений Люси. Сестры просто молча, по взаимному согласию, принялись наводить порядок.

К десяти часам вечера, после двухчасовой непрерывной работы, они добились поразительных изменений во внешнем виде палаты. Затем, как раз когда Энн собиралась объявить передышку, дверь в палату распахнулась и вошел огромный, неуклюжий человек в плохо сидящем на нем коричневом твидовом костюме. Его седые лохмы остро нуждались в стрижке, а на грубом, изборожденном морщинами лице поблескивали из-под тяжелых бровей умудренные жизненным опытом глаза. По описанию медсестры Дэвис Энн сразу узнала в нем доктора Форреста.

Появление Форреста было стремительным, но при виде палаты, столь отличавшейся теперь от прежней, старый доктор резко остановился. Он оглядел все вокруг внимательным взглядом холерика, ничего не упуская из виду. Наконец его глаза остановился на Энн и Люси. Он никак не прокомментировал положительные перемены в палате. Форрест молча изучал сестер, а затем рявкнул:

– Вы только что прибыли. Откуда?

– Из Лондона. – Энн была столь же немногословна, сколь и он.

На что он нехотя ей кивнул.

– Пойдемте со мной, – проворчал он. – Вы обе. Здесь есть работа для пары настоящих медсестер. И по милости Божьей, вы, кажется, не совсем пустышки.

Глава 53

Ни Энн, ни Люси раньше не имели дела со спинномозговой лихорадкой, но теперь они воочию увидели разрушительную силу инфекции, намного более ужасной и тяжелой, чем худшая форма тропической чумы. Многие случаи в Брингауэре имели молниеносное течение. У человека, вроде бы вполне здорового на вид, вдруг начинались сильный озноб, головная боль и ужасные судороги. Затем наступал ступор. В течение двадцати часов обреченный пациент умирал.

Энн так сильно беспокоилась, что не могла спать по ночам. Ей была более чем понятна первопричина неэффективности лазарета. Мисс Джеймс, пусть ею и двигали благие намерения, была совершенно и безнадежно непригодна для борьбы с нынешней катастрофой. Только непререкаемый авторитет доктора Хеспли удерживал ее в Брингауэре. Мисс Джеймс, как и он сам, была чиновницей министерства здравоохранения. Не имело значения, что доктор Форрест рвал и метал при этом. Для человека, который смотрел на мир с точки зрения продвижения по службе, получения субсидий и досконального исполнения ведомственных предписаний, сместить ее было немыслимо.

Затем, примерно через двенадцать дней после прибытия Люси и Энн, в ситуацию тихо вмешалось Провидение. Мисс Джеймс сломалась окончательно.

– Я немедленно уведомлю свой отдел, – сказал Хеспли, длинный, сухощавый и аккуратный, с пенсне в золотой оправе на высокой переносице. – Мы получим замену к концу недели.

– У нас уже есть замена, – прямо заявил Форрест. – Мы назначим старшую медсестру Ли главой сестринского персонала.

Глава 54

Форрест не стал дожидаться ответа Хеспли. Он вышел, чтобы сообщить новость Энн. И нашел ее, как обычно, в ее палате.

– Ну что ж! – мрачно заявил он. – Хочу быть первым, кто поздравит нашу новую главную медсестру.

Странно тронутая осознанием того, что ей предстоит, Энн замерла с отрешенным видом, на щеках обозначилось по розовому пятнышку. Наконец-то она возглавила сообщество медсестер, наконец-то воплощалось в жизнь то, к чему она до сих пор стремилась и на что надеялась. Она быстро изложила свою программу. Энн так часто думала об этой программе во время долгих ночных дежурств, что довела ее до совершенства.

– Мне нужно больше людей, доктор. Я знаю, где их взять. Я хотела бы перевести наших медсестер на восьмичасовое дежурство вместо одиннадцатичасового, как сейчас. Кроме того, хочу послать кого-то из них на профилактический обход всех домов. Далее – мы просто обязаны создать для них более приличные условия проживания. И организовать питание получше. В таких ситуациях, как у нас, все зависит от ухода за больными. Разве можно добиться достойного ухода от усталых, недоедающих медсестер, которые живут так убого? Последние две недели мы питались не едой, а какими-то отходами. Это за пределами всякого смысла и рассудка. Почему с медсестрами обращаются хуже, чем с судомойками? Я хочу, чтобы им подавали горячие супы и хорошее жаркое. Я где-нибудь найду повара. И перестрою кухню. И хочу, чтобы у нас было нормальное жилье. Кто-то из медсестер, видимо, так и останется в этом отвратительном бараке. Но для других нужно найти место получше. Недалеко от города есть маленькая скромная гостиница без бара. Сейчас она практически пуста, здание крепкое, хотя и старое, и там удобно. Я хочу занять эту гостиницу, доктор. Хочу сама решать, как работать с бакалейщиком, мясником, молочником и аптекарем. Обещаю, что ни пенни не потрачу впустую. Я думаю лишь о самом необходимом, о военных припасах – только наша война идет ради жизни, а не ради смерти!

Совсем запыхавшись, она замолчала, с испугом подумав, что обидела доктора, сказав лишнее. Он ничего не отвечал целую минуту, сверля ее своими маленькими проницательными глазками. Затем крепко пожал ей руку.

– Моя дорогая, – сказал он с удивительной теплотой, – в этом мы вместе – до конца.

Энн поспешила в город. Там она сразу устремилась на почту. Отправила две телеграммы. Одна была адресована Сьюзен Гладстон, секретарю профсоюза, с просьбой прислать шесть специально отобранных медсестер. Другую она отправила Норе и Гленни в Манчестер с просьбой сделать все возможное и невозможное, чтобы присоединиться к ней.

На следующий вечер из профсоюза прибыли шесть новых медсестер. Энн сама показала им благоустроенные номера в той гостинице. И сразу же перевела всех на восьмичасовую смену. Результат нововведения был невероятный. Через несколько дней Энн с чувством благодарности громко выдохнула. Ее команда работала великолепно, превратившись из группы апатичных одиночек в сплоченную боевую единицу.

В следующий понедельник приехали Нора и Гленни. Каким-то образом они получили разрешение, чудом убедив Кувалду уступить. Энн улучила драгоценные полчаса и, взяв с собой Люси, отправилась встречать их