Исход - Леон Юрис

— Ого, она, видно, очень энергична.

— Да уж, энергии ей не занимать. Когда Гитлер пришел к власти, Хариэт создала «Молодежную алию», которая спасла тысячи детей и подростков. Теперь у «Молодежной алии» десятки центров по всей стране. Мне кажется, вы с ней сработаетесь.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Хариэт прожила здесь долгие годы, но в душе она все-таки американка.

Оркестр замолк.

На Иерусалим опустилась тишина. С минарета послышался слабый крик муэдзина, призывающего правоверных к молитве, и опять стало тихо. Зазвонили колокола на башне через дорогу, мягкие звуки полились по окрестным горам и долинам. И снова тишина. Кругом было так мирно и тихо, что слова были бы кощунством. Казалось, будто время остановило свой бег.

— Какое изумительное ощущение, — шепнула Китти.

— Такие спокойные минуты выпадают в наши дни довольно редко, — сказал Ари. — Но боюсь, спокойствие обманчиво. Извините, пожалуйста, мне нужно выйти на минутку.

Еще направляясь на террасу, он заметил коротышку Бар Исраэля, связного маккавеев. Бар Исраэль кивнул Ари и тут же исчез.

Ари прошел в вестибюль к киоску и купил пачку сигарет. Постоял минуту, полистал иллюстрированный журнал. Бар Исраэль подошел к нему сзади и шепнул:

— Дядя Акива в Иерусалиме. Хочет встретиться с тобой.

— Сейчас мне нужно в поселенческое общество, но я быстро освобожусь.

— Найдешь меня в русском квартале, — тихо сказал связной и торопливо покинул вестибюль.

Широкий бульвар Кинг-Джордж в Новом Иерусалиме был застроен административными зданиями, школами и церквями. Сионистское поселенческое общество размещалось в большом четырехэтажном здании на углу. К главному подъезду вела длинная дорожка.

— Шалом, Ари! — воскликнула Хариэт Зальцман, вскочив из-за письменного стола с живостью, какую трудно было ожидать от женщины ее лет. Она поднялась на цыпочки, обняла Ари и крепко поцеловала его в щеку. — Ну ты им показал на Кипре! Молодец!

Китти молча остановилась на пороге. Поздоровавшись с Ари, старушка повернулась к ней:

— Кэтрин Фремонт? Вы очень милы, дитя мое.

— Благодарю вас, миссис Зальцман.

— Бросьте вы эту «миссис»! Только англичане и арабы зовут меня так, и тогда я чувствую себя совсем старой. Садитесь, сейчас принесу чаю. Может быть, вы хотите кофе?

— Лучше чаю.

— Ну вот, Ари, перед тобой настоящая американская девушка, — сказала Хариэт с широким жестом в сторону Китти.

В глазах старухи светилось озорство.

— Убежден, что далеко не все американские девушки так красивы, как эта.

— Не надо, прошу вас. А то я совсем засмущаюсь.

— Ну, девушки, вижу, что я вам тут не очень-то нужен. у меня есть дела, так что я, пожалуй, пойду. Если вовремя не вернусь, вы сможете, Китти, взять такси и вернуться в гостиницу?

— Иди, иди, — успокоила его старушка. — Китти пойдет ко мне, и мы вместе пообедаем. Кому ты нужен?

Ари улыбнулся и ушел.

— Хороший парень, — сказала Хариэт. — И у нас много таких. Достается им, и умирают они, так и не пожив как следует. — Она закурила и протянула пачку сигарет Китти. — Откуда вы?

— Из Индианы.

— А я из Сан-Франциско.

— Чудный город, — сказала Китти. — Я была там с мужем. Всегда надеялась — съезжу туда как-нибудь еще.

— Мне тоже ужасно этого хочется, — сказала старушка. — С каждым годом все больше тоскую по Штатам. Вот уже пятнадцать лет клянусь, что возьму да и съезжу хотя бы ненадолго, но тут конца нет работе. Эти несчастные малютки все прибывают и прибывают, а я места себе не нахожу от тоски. Видно, старость.

— Глядя на вас, не скажешь.

— Хорошо быть евреем и работать на возрождение еврейского государства, но американцем тоже быть неплохо, и вы, пожалуйста, никогда об этом не забывайте, сударыня. Мне не терпелось познакомиться с вами с тех самых пор, как началась эта история с «Исходом», и должна сказать, что вы меня поразили — а меня удивить не просто.

— Боюсь, газеты сильно преувеличили…

За простой внешностью Хариэт Зальцман скрывался острый ум, и, хотя Китти чувствовала себя вполне непринужденно, она тем не менее понимала, что старушка тщательно ее изучает. Они попивали чай, болтали о разных разностях, но главным образом об Америке. Хариэт загрустила.

— На будущий год обязательно съезжу домой, постараюсь найти какой-нибудь предлог. Может быть, возьмусь собирать деньги. Мы часто отправляемся в такие поездки. Известно ли вам, что американские евреи дают нам больше, чем вносят все жители США в Красный Крест? Однако зачем я рассказываю вам все это? Вы же хотите работать у нас?

— Мне очень жаль, но я не принесла документов.

— Не надо никаких документов. Мы знаем вас.

— Вот как?

— Да-да. У нас добрая дюжина сообщений о вас.

— Уж и не знаю, радоваться или обижаться.

— Не надо обижаться. Такое время сейчас. Мы должны быть уверены в каждом. Кстати, когда вы сюда вошли, я как раз читала донесение, которое касается вас, и ломала голову, что же все-таки привело вас к нам?

— Я медсестра, а вам нужны медсестры.

Хариэт покачала головой.

— Из-за этого сюда не приходят. Тут должно быть что-то другое. Не в Ари ли тут дело?

— Нет… то есть он мне, конечно, нравится.

— Он нравится многим женщинам, но на этот раз, похоже, нашлась женщина, которая понравилась ему.

— Не думаю, Хариэт.

— Слишком велико расстояние между Яд-Элем и Индианой. Он — сабра, и только сабра может понять его.

— Сабра?

— Так мы называем тех, кто родился здесь. Вообще-то, сабра — это плод дикого кактуса, растущего в Палестине. Он шероховатый и колючий снаружи, а внутри мягкий и сладкий.

— Прекрасное сравнение.

— Ари, как и все сабры, понятия не имеет об американском образе жизни. Вы не представляете, что у него за жизнь.

После небольшой паузы Хариэт продолжала:

— Буду с вами откровенна. Если нееврей приходит к нам, то только потому, что он друг. Вы же нас даже не знаете как следует. Красивая американская девушка, совершенно сбитая с толку этим странным народом, который зовется евреями. Зачем же вы все-таки пришли к нам?

— Ничего тут странного нет. Я сильно привязалась к одной девушке в Караолосе. Она тоже приплыла на «Исходе». Боюсь, что ей так и не удастся разыскать своего отца. Если она его не отыщет, я удочерю ее и увезу в Америку.

— Вот как. Теперь я все поняла и мы можем перейти к делу. У нас есть вакансия старшей сестры в одном из молодежных сел в Северной Галилее. Чудное место. Директор, доктор Эрнст Либерман, один из моих старых и близких друзей. Селение называется Ган-Дафна, там около четырехсот детей, в основном из концлагерей. Они очень нуждаются в помощи. Надеюсь, вы согласитесь. Зарплата и прочие условия — очень неплохие.

— Я хотела бы спросить о…

— Карен Хансен?

— Откуда вы знаете?

— Я же вам сказала: вся Палестина — маленькая деревня. Карен тоже в Ган-Дафне.

— Не знаю, как вас благодарить.

— Благодарите Ари, он все и устроил. Он отвезет вас туда, это недалеко от его дома.

Старушка допила чай и откинулась в кресле.

— Можно дать вам дельный совет?

— Буду благодарна.

— Я работаю с сиротами с 1933 года. Вы не сразу поймете тягу к Палестине, которую испытывают эти дети. Подышав воздухом свободы, они быстро проникаются преданностью этой стране, и тогда им становится очень трудно уехать отсюда. Те же, кто все-таки уезжает, почти никогда не пускают корни за пределами Палестины. Их любовь к этой стране чрезвычайно глубока. Для американцев очень многое разумеется само собой. А здесь человек встает рано утром, и сразу наступает тревога. Он не знает, не исчезнет ли внезапно то, ради чего он проливал пот и кровь. Эта страна занимает его мысли двадцать четыре часа в сутки и постепенно превращается в смысл существования.

— Вы хотите сказать, что я не сумею убедить девочку уехать со мной?

— Я хочу только сказать, что у вас будут большие трудности.

В дверь постучали.

— Войдите!

Появился Давид Бен Ами.

— Шалом, Хариэт. Шалом, Китти. Ари сказал, что вы здесь. Я не помешал?

— Нет. Мы уже покончили с делами. Кэтрин получила направление в Ган-Дафну.

— Это прекрасно. Мне пришла в голову идея показать Китти Меа-Шеарим.

— Отличная мысль, Давид.

— Тогда пошли. Вы тоже с нами, Хариэт?

— Да что ты! В мои годы таскаться по городу! Ровно через два часа ты приведешь Китти сюда. Она сегодня обедает у меня.

Китти встала, поблагодарила старушку и повернулась к Давиду. Он не сводил с нее глаз.

— В чем дело, Давид? Что-нибудь случилось?

— Нет. Просто я еще не видел вас красиво одетой. Вы просто великолепны. — Он смущенно посмотрел на свою одежду. — Мне даже неловко идти с вами в таком виде.

— Глупости. Я оделась получше, чтобы явиться к начальству.

— Шалом, дети, и до свидания.