Синее на желтом - Эммануил Абрамович Фейгин

слишком много черной, а с другой — чересчур много светлой. Для контраста это выгодно, но неверно будет, если кто на основании этого решит, что Чемберлен четвертый какой-то бездельник, паразит, прихлебатель при хороших людях. Заверяю вас — далеко не так обстоит дело, потому что Чемберлен, как и предки его, тоже трудяга, тоже тягло. Не думайте, что это очень легко — таскать телегу с железной клеткой. Будем справедливы — нелегко. И расстояния немалые, город большой, натопаешься так, что гудят и ноют натруженные, уже немолодые ноги. Но ради той же справедливости скажем прямо — асфальтированные, нарядные улицы города никак не сравнишь с размытым дождем проселком. Какое тут может быть сравнение? В общем, условия у Чемберлена что надо — мечта, а не условия. Во-первых, походил в упряжке сколько там положено часов — и шабаш. А чтобы не надорвался, не перетрудился — суббота короткий день, воскресенья и праздники выходные. А раз в году на две недели полный покой, покуда Грачев в профсоюзном доме отдыха «забивает козла».

Короче говоря, когда положено работать, — пожалуйте в хомут, положено отдыхать — пожалуйте на конюшню, к яслям. А в яслях корм — тоже сколько положено. По рациону, утвержденному начальством. Да еще Грачев от себя добавляет всякую вкусную всячину, чтобы не заскучал Чемберлен на однообразных казенных харчах. Что же касается ухода, так лучшего, наверное, не бывает. У Грачева в этом отношении полный порядок. Все вовремя. Все в свой срок. Стерлись подковы — незамедлительно поставит новенькие, аккуратные, точь-в-точь по копытам. Легко и приятно ходить на таких. Время купаться — искупает. И чистит каждое утро. Обязательно с ног до головы. Скребницей, щеткой и даже бархоткой. До блеска. И в самом деле, поглядеть на этого коня любо — всегда в теле, всегда чистый.

Какие только авторитетные, придирчивые комиссии его не проверяли — ни пылинки, ни перхотинки в шерсти. И потому актировалось каждый раз одно и то же: «Конь по кличке Чемберлен в отличном состоянии…»

Да, чуть не забыл, а это крайне важно в жизни любой лошади: нет кнута на Чемберлена. Понимаете — нет кнута. Потому что нет его у Грачева. Даже в инвентарной описи не числится за Грачевым кнут.

Как видите, жизнь у Чемберлена четвертого почти во всех отношениях беспечальная, но глаза у него тем не менее всегда грустные. Какой-то вечно скорбящий конь. Только что не рыдает вслух. Неужели его совесть мучает? А за что? Какие грехи могут быть у лошади? Нелепейшее предположение.

Ну и загадка, черт побери, эти скорбящие глаза Чемберлена.

7

Вначале Чемберлен смотрел на Принца без особого интереса. Забавный, конечно, щенок. Но не до забав печальному Чемберлену. Назойливая все же собачка. И не надоело ей? Потявкала, поиграла — и хватит.

Но Принцу не надоело — он только-только входил в охотку. Он еще и не разошелся как следует. Что? Оставить в покое эту серьезную, хмурую лошадь? Вот еще! Сейчас она хмурая, потом развеселится. Я ее развеселю. Постараюсь как-нибудь.

Принц старался, а Чемберлен все больше хмурился. Никак не отстанет глупая собака. В грустных глазах Чемберлена появилось еще что-то — не то озабоченность, не то тревога. И Чемберлен впервые заглянул в глаза Принца. В веселые, озорные глаза. Будто хотел передать ему взглядом свою озабоченность, свою тревогу. Будто хотел предупредить о чем-то, предостеречь.

Не дошло до Принца. Никак не дошло. Чемберлен даже старчески отвислыми губами своими зашевелил. Беззвучно зашевелил, как немой, когда ему в отчаянии хочется выкрикнуть что-то до крайности важное.

И это не дошло до Принца.

Беда, когда в нужный момент лошади и собаки не понимают друг друга. Скверно, что нет у них хоть какого-нибудь общего языка. Хоть какого-нибудь, чтобы при необходимости лошадь могла выразить, сообщить, а собака — понять, уразуметь.

Что-то в этом деле недосмотрела, что-то определенно напутала созидающая.

Так Чемберлену не удалось ничего сообщить Принцу. Так Принц и не понял Чемберлена. А жаль. Только чем им поможешь? Тут и переводчик никакой не поможет. Даже кибернетический.

8

Между тем у пивной палатки за стойкой два человека — мужчина и женщина — общались друг с другом на языке, понятном им с самого раннего детства. На родном языке. Но все же, к сожалению, они так и не поняли друг друга в полной мере, до конца. Вероятно, потому, что не потрудились понять. Для этого тоже нужно и терпение, и желание, и умение.

— Ну как спалось-отдыхалось, хозяюшка? — дружелюбно осведомился Егор Семенович, принимая из рук Клавдии Петровны кружку с пивом.

— Какой у меня сон! — возразила Клавдия Петровна. — С моей командой поспишь. Пока ее обстирала, пока ей обед приготовила, пока то да се, — светать начало. Подремала до вторых петухов — и сюда.

— Нехорошо.

— Хорошего, конечно, мало. Да как-нибудь до отпуска дотяну, а там отосплюсь. Две недели подряд спать буду.

— Хуже недосыпа ничего нет, — сочувственно покачал головой Егор Семенович и поставил на стойку наполовину опорожненную кружку, — слабеет от недосыпу человек.

— А я пока на слабость не жалуюсь.

— Вам рано. Вы молодая, здоровая. А я вот про старуху свою сейчас подумал. Тоже колготная — спасу нет. Каждый раз до полуночи на кухне громыхает. То постирушки, то собирушки. Черт те что. Я ей говорю: пожалей себя, старая, рассыплешься, что тогда? Так разве она послушается?

— Зря она так тратится. Вас же только двое.

— Вот именно — двое. Ну когда Гриша, сын, при нас жил, другое дело. Он у нас аккуратист: по три раза в день сорочки меняет. И еще эти всякие футболки, тельняшки, плавки, носки, платки. Делов у матери — спасу нет. А мне лично что нужно: чтоб в хате мусорно не было. И все. Робу я себе при случае сам постираю.

— Видать, вы хороший муж.

— Да как сказать.

— Ей-богу, хороший, — подтвердила Клавдия Петровна и вдруг смутилась: с чего я это говорю. Хороший муж! А мне какое дело, что хороший. Еще подумает бог знает что. Еще вообразит, что я под него свои вдовьи клинья подбиваю. Нужен он мне…

— Вам еще налить? — спросила Клавдия Петровна, забыв от смущения, что Егор Семенович неизменно, при всех обстоятельствах выпивает по утрам две кружки. Норма у него такая.

— Как всегда, — спокойно сказал Грачев. Он не позволил себе удивиться, только чуть-чуть заметно изогнулась левая бровь.

— Извините, — спохватилась Клавдия Петровна. «Нехорошо. Кажется, обиделся». — Рассеянная что-то стала.

— Что ж, бывает, — благодушно