Ратоборцы - Влада Воронова

Магистр кивнул. Умертвиями он прежде интересовался мало, и теперь безропотно выслушивал даже элементарные вещи: Кохлер может назвать важную мелочь, о которой магистр понятия не имеет.

— Зомби делают по образцу вампиров, и хотя как телепаты они очень слабы, друг друга чувствуют на значительном расстоянии, и даже могут координировать свои действия.

— Сколь значительном? — уточнил магистр.

— Пятьсот метров. — Кохлер глянул на ногти: не нужно ли обновить лак? Нет, пока всё в порядке. — Плюс-минус полсотни, в зависимости от личных способностей.

— Не кисло, — скривился магистр.

— Ещё как, — хмыкнул геометрик. — В отличие от зеркалки телепатосвязь перехватить сложнее, расшифровать — тем более, этот их язык…

— В отношении догмы покорности, — сказал Кохлер, — такая способность оборачивается тем, что первый же освободившийся зомби принимается освобождать соплеменников. Это похоже на ураганную эпидемию: за трое суток, максимум за неделю, в радиусе ста километров не останется ни одного зомби, только зомбаки.

— Так нам время от времени удавалось ослаблять боевую мощь Соколов, — сказал Декстр.

— И тут же на наши головы сваливалось целое стадо бесхозных умертвий, — ответил магистр. — Которые надо куда-то девать. Уничтожить бы, и дело с концом, но союзнички, чёрт бы их взял, начинают вопить о гуманизме. Какой может быть гуманизм по отношению к умертвиям, если они не люди? — Магистр досадливо махнул рукой. — Пришлось выискивать для них территории.

— Поэтому мы вскоре и отказались от разрушения догмы, — сказал Декстр. — Гораздо надёжнее избавить мир от умертвий, пока они ещё зомби. Но от спонтанных разрушений никуда не денешься.

— Ну и причём здесь сегодняшние непотребства? — потерял терпение магистр.

— При том, — ответил Кохлер, — что от догмы покорности остаются корневые установки. Именно благодаря им зомбаки безропотно принимали то, что их считали полускотом-полувещами, и даже не помышляли возмутиться, назвать себя чем-то большим. Но примерно в начале июня у одного зомбака корневые установки исчезли. Результаты вы видите. Дальнейшее предугадать легко.

Магистр хмуро кивнул. Зомбаки направят петицию в Межрасовый Совет, потребуют признать их народом. А значит, орден теряет рабов, доходы упадут.

— В Совете их наверняка не поддержат, — сказал Кохлер. — Умертвий ненавидят все, даже волшебные расы. О человеках и говорить нечего — в большинстве религий умертвия приравниваются к демонам. Это на Мадагаскаре, под нашим давлением, зомбаков пускают в церкви. А на большой земле…

— Поддержат, — решительно сказал Декстр. — Хотя бы однопроцентный перевес зомбаки получат — а больше и не надо.

— Основания? — спросил магистр.

— Стопроцентно «за» выступят вампиры, все общины. Зомбаков они жалеют ещё с Соколиных времён: как-никак собратья по несчастью.

— Вампирья поддержка скорее повредит, чем поможет, — сказал Кохлер.

— Да, но это около двадцати процентов голосов, — возразил Декстр. — Ещё процентов пятнадцать дадут хелефайи.

— Кто?! — изумился магистр. — Да эльфы трупаков ненавидят.

— Времена меняются, магистр. Владыка Риллавен выступит «за». И его поддержит половина Хелефайриана. Затем добавятся несколько гномьих и гоблинских долин. Кое-кто из человеков — некоторые обожают остроухих так, что не осмелятся спорить даже по такому поводу. Необходимые пятьдесят один процент зомбаки получат.

— При условии, что нитриенец выступит «за».

— Выступит, — заверил Декстр. — Хотя бы в память брата. Да и собственные убеждения у него значительно поменялись — под влиянием всё того же Бродникова.

— Учитывая обстоятельства кровосоединения, генералы, я не думаю, что владыка Риллавен испытывает к свалившемуся на голову побратиму особую симпатию.

— Учитывая обстоятельства побратимства, магистр, — задумчиво сказал Кохлер, — Риллавен и за Фиаринга, и за Бродникова жизнь отдаст не колеблясь. Как и Фиаринг за обоих братьев. Как и Бродников, будь он жив. Нет, магистр, братьев Риллавен любит очень. Даже мёртвых — Бродникова и Данивена.

— Интересная была особь, — хмыкнул Декстр. — Делать Бродиников ничего не делал, но где бы ни появлялся, наступали перемены. Везде — у эльфов, упырей… Даже у Соколов.

— А он точно подох? — глянул на начальника разведки Салливан.

— Да, на этот раз точно. Сгорел в межпространственном взрыве. Хватило дурости полезть с возвраткой Мёбиуса на внесторонье.

— Не могу сказать, что меня это особенно огорчило… — ответил магистр. — Слишком непредсказуем. Пусть до сих пор перемены были в нашу пользу, дальше, подозреваю, начались бы осложнения.

— Да уж, чего один Датьер стоит, — согласился Кохлер.

— Чёрт бы с ним, с Датьером, — сказал Декстр, — но дипломатическое партнёрство со всем Хелефайрианом и Союзом Общин… О вооружённой акции в Датьере теперь не может быть и речи. Имел Бродников к этому отношение или нет, но хорошо, что подох.

— Хватит о покойниках окончательных, — прервал магистр, — вернёмся к умертвиям. Источник эпидемии установили?

— Приблизительно, — ответил Кохлер. — Треугольник деревень Белая Рыба, Морское Солнце и Пять Пальм. Точнее проследить не удалось, поздно опомнились. Узнали только, что источником эпидемии стал зомбак в одной из трёх деревень.

— Причину разрушения установок знаете?

— Нет, — сказал Кохлер. — Ни выбросов сырой магии, ни пространственных возмущений, ни следов работы волшебников. Ровным счётом ничего. А чтобы разрушить установки, воздействие должно быть громадное, волшебник ниже шестого ранга просто не потянет. Или хотя бы цунами на деревню обрушилось, — сильный стресс мог вызвать подобный эффект. Так нет же, ничего не произошло! А установки исчезли.

— Ещё каким-нибудь способом их убрать можно? — спросил магистр.

— Аналитики работают, может, что-нибудь и накопают.

— А вернуть установки можно?

— Аналитики работают.

— Декстр, — обернулся магистр к геометрику, — как скоро можно уничтожить зомбаков?

— По всему Мадагаскару — за полгода, — ответил он. — Расход живой силы — три Ястреба на одного зомбака. И то, если посылать хорошо обученных, опытных бойцов. Зелень считайте минимум по пятёрке на зомбачье рыло.

— Вон пошли! — рявкнул магистр. — Толку от вас как от дырявого ведра на пожаре.

Генералы вылетели за дверь. Магистр хмуро уставился в столешницу, задумался. С неподконтрольными отныне зомбаками надо что-то делать.

* * *

Закат на море похож на кадры к фантастическому фильму: синее небо ближе к морю начинает золотиться, у линии горизонта полыхает золотом и багрянцем, а море меняет оттенки от пламенного до голубого, от голубого до серебристо-прозрачного у берега, и только золотистая дорожка солнца тянется от горизонта почти к самому прибою. А посредине приглушённо сияет огненный шар. Славян ещё немного полюбовался закатом и пошёл в человечью деревню.

Корзинкой она называется вполне заслуженно, таких хороших корзинщиков встретишь редко. Славян задумчиво созерцал большие корзины для рыбы, плетёные ящики для морепродуктов. Даже не знаешь, что выбрать, всё одинаково хорошее. Пожалуй, вот эти, в жёлто-зелёную клетку, под цвет золотистой, с зелёной крышей, рубки «Соловья». Только мало их.

— Ещё такие же можете сделать? — спросил он корзинщика, полноватого мулата лет пятидесяти. В этой части Мадагаскара человеки говорили по-французски.

— Отчего ж не сделать, сделаю. Тебе сколько, Иван?

— Три корзины уже есть… Ещё семь. И пять ящиков.

— Хорошо, приходи завтра на закате.

Корзинщик и Славян договорились о цене, ударили по рукам. Теперь осталось договориться с плетельщицами сетей. В городе и тару, и сети можно купить дешевле, но Вальтер и Алиса отказались наотрез, говорили, что в сети, сплетённые вручную, рыба идёт охотнее, а в корзинах улов хранится лучше, чем в пластиковых ящиках. Славян не спорил, рыбакам видней.

К плетельному двору идти мимо кабака, и рыбаки зазвали Славяна на кружку пива. Славян предпочёл заказать жаркое — не успел поужинать. Да и не нравилось ему пиво, бойцам спецподразделений брезгливое отвращение к опьяняющим веществам внедрялось в первую очередь.

Славян уже доедал мясо, когда под навес кабака зашёл рыцарь ордена, картинно красивый голубоглазый брюнет лет двадцати трёх. Под тонкой летней формой с погонами старшего лейтенанта бугрятся мощные пласты мышц, каждое движение преисполнено уверенностью в собственном превосходстве и великой значимости, надменный и неодолимо властный взгляд повергает в трепет. Истинный воин. Деревенские вскочили на ноги, склонили головы. Рыцарь прошёл к барной стойке, потребовал двойное виски. Кабатчица, миловидная кареглазая рыжулька с натянутой приветливостью улыбнулась, поставила перед ним стакан. Рыцарь небрежным жестом дозволил деревенщине сесть.