Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- За нечаянно бьют отчаянно! - Серега снова сплюнул, поднял топор и, заметно вывертывая наружу носок покалеченной на войне ноги, подошел к калине.
В удары топора он вкладывал, казалось, всю свою злость.
Шутейная молва села - как едучая краска: окатит человека, и ходить ему клейменым до конца дней его. Так случилось в тридцатые годы и с Кузьмой Грицаем, когда он симулировал страшную и непонятную хворь лунатизм, чтобы иметь возможность, будто в приступе болезни, бродить ночами по колхозному хозяйству и заодно подбирать в свой бездонный мешок то, что плохо лежит. Много ветров с тех пор прошумело над Кохановкой. А люди по-прежнему зовут Кузьму Лунатиком, позабыв, что носил он когда-то добрую украинскую фамилию Грицай.
Но не только одного себя обрек Кузьма на бесфамильность. Внукам и правнукам, видать, тоже придется расплачиваться за грехи прародителя. А уж родному сыну его, Сереге, по всем законам сельских обычаев, надлежало быть самым первым наследником отцовской уличной клички, а потом уж и Серегиным детям.
Серега обычно с мудрой иронией относился к своему прозвищу. Лунатик так Лунатик. Но услышать такое от Насти, за которую Наталка - жена Сереги - вот уже сколько лет насквозь, кажется, прожигает его своими скорбно-темными глазами?!
- Перестань индючиться! - сердито и властно прикрикнула Настя на Серегу, когда тот отволок в сторону поверженный куст калины и подошел к ней. Затем мягче пояснила: - Сама не понимаю. Туман нашел какой-то... Увидела, что губишь калину, подумала, что мою, под моей хатой...
- Тю! - Серега недоверчиво засмеялся. - Испугалась, что не на чем будет самогонку настаивать?
- Ага, - уклончиво согласилась Настя. - Садись рядом, дело к тебе есть.
И она поведала Сереге о своей беде.
- Значит, не хочешь с Ярчуками родниться, - с удовлетворением спросил Серега. Он смертной ненавистью ненавидел Павла Платоновича, ибо не умел прощать людям того зла, которое сам же когда-то причинил им.
- Не хочу. Не пара Андрей Маринке, - ответила Настя.
Из-за угла дома неожиданно вывернулся старый Кузьма - отец Сереги. От дьявольского вида Кузьмы, какой он имел когда-то, ничего не сохранилось. В прошлом черная густая борода, начинавшаяся от самых глаз, сейчас вылиняла и обветшала, голова высохла, отчего лысый череп казался непомерно большим, глаза глубоко провалились и вроде стали ближе друг к другу, а длинный нос истончился, но зато еще больше налился багровой синевой, войдя в резкое противоречие со всем могильным ликом старца. Кузьме далеко за семьдесят. Но, несмотря на почтенный возраст, он не потерял веселой бойкости нрава и греховного отношения к жизни. Кузьма давно свел постоянную дружбу с самогонкой, и ходит он по селу всегда оживленный, настроенный к обстоятельным, с философским уклоном разговорам.
По плутоватому взгляду Кузьмы Настя поняла, что он подслушал ее разговор с Серегой. Старик и не скрывал этого.
- Где же ты, Настюшка, отыщешь лучшего зятя, чем Андрюха? - спросил он елейным голосом, в котором сквозили ирония и удивление.
- Маринка еще молода, а свет большой, - с легким раздражением ответила Настя и незаметно толкнула Серегу локтем в бок.
- Шли бы вы, тату, домой, - недовольно пробурчал Серега.
- Помолчи! - И Кузьма снова обратился к Насте: - Вот пока Маринка молода да гарненька, пущай не зевает. Девчат же в селе как блох в старой овчине. А хлопцев черт-ма!
- Для Маринки найдутся, когда время придет, - Настя обиженно поджала губы.
- Значит, решила? - высохшей рукой Кузьма рассек впереди себя воздух.
- Решила, диду.
- Тогда слушай меня, - старик удобно уселся на сосновый чурбак. Помощи тебе от Сереги в этом деле, как от чиряка радости.
- Ну, тату... - Серега поморщился, как от зубной боли.
- Замолкни! Я тебе тут слова не давал! Так слухай, Настя: ежели поставишь мне хороший магарыч, в один день сделаю такое, что у Маринки и у Андрея эта самая... как ее зовут?.. Ага! Любовь!.. исчезнет, как дым на ветру!
- Что же вы такое сделаете? - губы Насти кривились в горделиво-снисходительной улыбке, но в глазах мелькнула заинтересованность.
- Так будет бутылка твоей "калиновки"?
- Хоть две! - засмеялась Настя.
- Две не надо. Лишнего не беру, - Кузьма передвинул чурбачок в тень от стены дома. - Ну так вот... Старинный это способ, но категорически верный. Есть такая трава - "сухотка". Какая она из себя и где растет, не скажу: это мой собственноручный секрет. Если корень "сухотки" выкопать на закате солнца, высушить, и подмешать в борщ, или кашу, или другую еду, к примеру в вареники, и накормить из одной миски дивчину и хлопца, то эту самую любовь меж ними как рукой снимет! Глядеть друг на друга перестанут! Усохнет любовь, потому как трава называется "сухотка".
- А если они помрут от той "сухотки"?! - глаза Насти округлились в страхе.
- Не помрут! Ручаюсь! Меня самого в молодости кормили этим корнем!
- Не-е, чтоб я свою доченьку...
Серега в это время толкнул Настю под бок, дав понять ей, что спорить со стариком бесполезно, и Настя круто изменила тон:
- Впрочем, треба подумать. Может, и правда дело вы предлагаете.
- Дело! Ей-же-бо, дело! - воодушевился Кузьма. - Всю жизнь благодарить меня будешь! Ну, так искать "сухотку"?
- Ищите, а я тут с Серегой еще посоветуюсь, - сдерживая смех, ответила Настя.
Кузьма бросил на Серегу хитрый взгляд, поднялся с чурбачка и зачем-то опять вынес его на солнце. Собираясь уходить, сказал:
- Вас бы тоже не мешало обкормить "сухоткой". Да, боюсь, уже не поможет. - И зашагал по тропинке.
После ухода Кузьмы Настя долго смеялась, бросая на Серегу лукавые взгляды. Лениво посмеивался и Серега. Но оба не подозревали, что старый Кузьма, знавший немало старинных "секретов", всерьез намерился осуществить свою затею.
- Ну, так что же ты посоветуешь? - перестав смеяться, спросила Настя.
- Надо подумать, - Серега вдруг стал мрачным. - У меня беда пострашнее твоей.
- Что случилось?
- Опять в район вызывали.
- Зачем?
- Все тянется история с учителем, с Прошу.
- Неужели судить тебя будут?
- Да нет. Расспрашивали о Христе - жинке Степана, да о сыне его Иваньо. Не верят, что я видел, как учитель с двумя полицаями арестовал их.
- От горе! - Настя глубоко вздохнула. - Но ты правда видел, как увозили их?
- Видел. Везли мимо нашего подворья на телеге.
Оба умолкли, погрузившись в мысли о том, что давно отгрохотала война, что уже истлели в земле ее миллионные жертвы, а среди живых людей не умирает боль, родившаяся в те страшные годы. Серега Лунатик ощущал эту боль особенно остро, когда ловил на себе черные, осуждающие взгляды сельчан. Понимал, что учитель Прошу - тяжкий крест для него на всю жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Связь времен (летопись жизни моих родителей) - Тамара Мантурова - Биографии и Мемуары
- Поколение одиночек - Владимир Бондаренко - Биографии и Мемуары
- Нашу Победу не отдадим! Последний маршал империи - Дмитрий Язов - Биографии и Мемуары
- Никита Хрущев - Наталья Лавриненко - Биографии и Мемуары
- Вызываем огонь на себя - Овидий Горчаков - Биографии и Мемуары
- Кому вершить суд - Владимир Буданин - Биографии и Мемуары
- Записки социальной психопатки - Фаина Раневская - Биографии и Мемуары
- Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков - Евгений Фирсов - Биографии и Мемуары
- Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский - Биографии и Мемуары
- Телевидение. Взгляд изнутри. 1957–1996 годы - Виталий Козловский - Биографии и Мемуары