К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество - Наталия Львовна Адаскина

переживаний»[698].

Вместе с семьей посетил Крым, лечился в санатории. В воспоминаниях М. Ф. Петровой-Водкиной, по всей видимости, ошибочно приведена дата 1933. Судя по датам натюрмортов с южными фруктами, поездка была в 1934.

«Осенью <…> мы снова посетили Крым. На этот раз мы поселились около Ялты, в старинном имении скульптора Трубецкого, где в наше время разместился санаторий под названием Каста-Яге. Совершали поездки на автомобиле по Крыму: Семииз, Алупка, Ай-Петри. В конце октября покинули Касте-Яге, посетили Севастополь»[699].

Матисс получил от изосекции ВОКС черно-белые репродукции с картин шести советских художников с просьбой высказать о них свое мнение. «„Утро“ Петрова-Водкина — картина классической северной композиции, описательная по характеру. Я не могу вообразить для нее гармонический цвет»[700].

1935

К. С. Петров-Водкин избран депутатом Ленинградского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов XIV созыва. Членский билет от 20 февраля 1935.

В марте в Доме художника состоялся творческий вечер Петрова-Водкина[701].

Принял участие в Международной выставке современного искусства, организованной Институтом Карнеги в США.

С 1 мая участие в Весенней выставке ленинградских художников, которая открылась в Ленинграде, был представлен картинами «Тревога», «Ленин за чтением Пушкина», «Портрет Андрея Белого».

29 мая принял участие в организованном ЛОСХом вечере-отчете «Творчество ленинградских художников». Доклад сделал заместитель председателя ЛОСХ Н. Э. Радлов, выступили заслуженные деятели искусства И. И. Бродский, М. Г. Манизер, К. С. Петров-Водкин, художники М. И. Авилов, И. Г. Дроздов, Н. И. Дормидонтов и др.

В девятом номере журнала «Литературный современник» за 1935 помещена статья К. С. Петрова-Водкина о Пушкине — ответ на анкету редакции. «С ростом во мне живописца Пушкин становится мерилом художественного такта, вытравляющим из меня упрощенную самодедьщину и провинциальное захлестывание Западом. Во все гиблые моменты русского искусства, — будь то ложноклассика, „Ропетовские петушки“, натурализм, декаденство, — Пушкин оставался маяком, на который правили передовые работники искусства. Пушкин первый за нашу творческую историю поборол до конца монашеско-византийское влияние на мысль и ритмику русского художника. Он первый подошел к зарисовке образа непосредственно и вплотную, оголив образ от стилизаторства и сюсюканья над ним. <…> Сверхмощное мастерство, широта замыслов, четкость художественных образов и глубочайший солнечный оптимизм Пушкина дают нам, работникам искусства, пример к созданию таких произведений, которые станут ценностями мирового масштаба, достойными встать вровень с могучим строительством нашей великой родины»[702].

Работал в Детском Селе над картинами «Весна», «Портрет дочери художника».

12 сентября в Москве открылась выставка ленинградских художников. Петров-Водкин экспонировал картины «Тревога», «Весна» и др. (всего пять произведений). «На 1-й ленинградской выставке, по моему мнению, живопись присутствовала в работах 4-х художников: Карева, Петрова-Водкина, Лебедева и Тырсы. Но преобладают остатки малограмотной группы куинджистов с их многометровыми полотнами…» Впечатление Митрохина высказано в связи с открытием выставки ленинградских художников в Москве 12 сентября 1935[703].

«Итак, была „Тревога“, вслед за которой сейчас же выпаливается (и это начало моего выздоровления) „Весна“. В ней я чувствую неудачу. Я с ней не спорю, но она мне более чужда, чем „Девушка у окна“, чем „Тревога“. В чем дело? Может быть, кто-нибудь скажет и осветит вообще недостатки моих работ и в особенности <остановится> на том, чтобы сказать, в чем же дело с моей „Весной“. Любви нет, жизни нет»[704].

5 октября в газете «Советское искусство» была опубликована статья К. С. Петрова-Водкина «Актер и художник». «Переход от живописной работы к театральной для меня всегда труден. <…> В своих набросках я пытаюсь представить себе бытовое окружение какой-либо сцены или целого акта. В процессе, казалось бы, безнадежного блуждания возникают островки живописного пространства. Наконец, является и представление о „цвете“, который соответствовал бы замыслам автора и режиссера. В зависимости от согласованности этих замыслов с моими выясняются и перспективные особенности построения данного спектакля. Особенности эти дадут возможность расширить зрительное событие за пределы сценической коробки, и они-то должны подчеркнуть отличие пространства на сцене от архитектурного пространства зрительного зала. Когда предварительная обстановка выяснена, я всегда перехожу к главному участнику театрального действия, к сердцу театра — к актеру. Ведь в конце концов, как бы мы ни ухищрялись в оформлении, но если актер не донесет до зрителя конечный смысл пьесы, то и вся наша работа останется втуне. И вот меня всегда беспокоит, как примет актер организованное для него пространство, поможет ли оно ему в его творческой задаче, или же мое оформление помешает его работе. Вот таким образом я оформитель пьесы, полностью вхожу в театральный коллектив, создающий спектакль»[705].

Работал над декорациями и костюмами для спектакля Ленинградского академического театра драмы «Женитьба Фигаро» Бомарше в постановке режиссера В. Ф. Дудина. Премьера состоялась 19 декабря. «„Женитьба Фигаро“ — это образцовая классическая комедия. Это лучшее, на мой взгляд, произведение Бомарше изяществом и стройностью своей композиции напоминает мне картины Ватто. Заразительное веселье и чисто французское остроумие искрятся в ней от первой фразы Фигаро до „Мнения“ Бридуазона об этом, по истине, „Безумном дне“. На протяжении всей пьесы сохранено настоящее французское чувство комедийного такта, не переходящее нигде ни в грубый шарж, ни в психологический драматизм. По настойчивому указанию Бомарше действие „Женитьбы Фигаро“ происходит в Испании, даже точнее — близ Севильи. Этому указанию автора я и следовал в оформлении спектакля. Испанский стиль мной изображен в его средневековых основах, с привходящими влияниями искусства мавров. И только в последнем акте, уже как влияние французского искусства, мной была дана декорация боскетного сада. Такой же стилистический принцип выдержан в костюмах действующих лиц»[706].

«Выдающийся русский художник К. Петров-Водкин, — пишет один из современников спектакля, — предложил интересное оформление для комедии Бомарше „Женитьба Фигаро“ красочное, нарядное, праздничное и… самодовлеющее. Он воспроизвел чудесный старинный гобелен, заполнивший всю сцену снизу доверху. Гобелен этот с изображением средневекового рыцарского турнира, словно огромное живописное полотно в выставочном зале, подавлял, принижал актера своими масштабами, привлекая на себя все внимание зрителя. Чисто живописная цель увлекла художника куда больше, чем цель театральная — создать художественную обстановку сценического действия»[707].

Участие в выставке «Художники советского театра (1917–1935)», организованной Ленинградским отделением ВТО. Экспонировал шесть эскизов декораций к «Братьям Карамазовым» (1926) и 25 акварельных эскизов декораций и костюмов к «Женитьбе Фигаро».

1936

Получил квартиру и мастерскую на Кировском проспекте, дом 14, квартира 20. Семья переехала в Ленинград. «Из Детского Села мы переезжали в Ленинград зимой 1935 года, почти под Новый год. <…> Ленсовет выделил отцу квартиру в кооперативном доме Рабиса. <…> На шестом этаже, над нашей квартирой располагалась мастерская <…> Картин было много, большинство из них стояло маслом к