Охотники за каучуком - Манфред Кюнне

— Не будем спорить! Начатое мной расследование покажет, кто виноват во всем случившемся.

— Но ваши солдаты успеют истребить все население округа!

— Позвольте!..

Кларк перебивает.

— Я не вернусь в свою миссию — просто не могу! Там царит смерть. Наши чернокожие братья, — с болью в голосе говорит он, — отвернулись от учения господа нашего Иисуса Христа. Они скрылись в лесах и ведут войну, даже женщины. Их поля вытоптаны, дома сожжены, их грабят и мучают… Я бы ни за что не оставил их, но они перестали внимать моим словам. Им кажется, что я хочу взять под защиту их мучителей, как-то выгородить их… Их довели до того, что они превратились в бешеных зверей, и я уже не могу оставаться среди них — они бы убили и меня. Даже если бы я стал мятежником и встал в их ряды, то и тогда они все равно убили бы меня.

— Так что же вы намерены предпринять? — заинтересованно спрашивает генерал-губернатор.

— Я поеду в Изоко. Там первая основанная мной миссия. Хочу попытаться укрепить жителей этой деревни в святой вере — ведь помочь-то я им ничем не могу!

Все молчат.

— Но пока я здесь, — вдруг нарушает молчание Кларк, глядя в лицо генерал-губернатора, и в его темных глазах загораются беспокойные огоньки, — пока я в Боме, я хочу еще раз предупредить ваше превосходительство: во вверенной вам стране творится зло! То, что я видел своими глазами, было ужасно! Ваши солдаты — посланцы дьявола!

— Об этом вы мне уже писали, — раздраженно обрывает его генерал-губернатор. — И когда проводимые сейчас мероприятия будут завершены, я проверю обоснованность ваших обвинений.

— Это необходимо сделать немедленно. Нельзя спать спокойно, когда убивают невинных людей! Нельзя допускать, чтобы в душу людей плевали и бросали грязью! И тот, кто не препятствует этому, берет на душу такой же тяжкий грех!

В скромном, фанатически преданном своей вере Кларке вновь вспыхивает гневное возбуждение. Он говорит громко и страстно, в лице у него ни кровинки.

— Как вы собираетесь воспрепятствовать всему этому? — невозмутимо спрашивает генерал-губернатор.

— Я протестую! — дрожа от сдерживаемого волнения, выкрикивает Кларк. — Это бесчеловечно! Я протестую!

Генерал-губернатор обменивается взглядом с Лотэром. Тот сразу же вмешивается в разговор.

— Господин Кларк! Мне кажется, вы волнуетесь совершенно напрасно! Ответственность за все это — если я правильно понял, вас ведь именно это интересовало? — ну так вот, ответственность за все это несет его величество король Бельгии Леопольд. А он уж сумеет ответить перед кем угодно за свои действия. Или вы сомневаетесь в этом?

Кларк едва сдерживает клокочущий в нем гнев.

— Вряд ли ваш король стремится к тому, чтобы люди растоптали и веру и любовь! Его правительство состоит из христиан! Он сам христианин! Отходя ко сну, он читает молитву господу богу, а в это время его именем убивают невинных людей!

Вдруг он умолкает.

— Ваше преподобие! — восклицает Лотэр.

А генерал-губернатор вскакивает со своего места.

— Сударь! Я ценю вашу заботу о неграх! Я действительно очень высоко ценю ее! Но я не могу допустить, чтобы в моем присутствии оскорбляли короля Бельгии и его офицеров! Я вынужден просить вас немедленно удалиться! Вы совершенно напрасно утруждали себя этим визитом!

Кларк встает. Ни на кого не взглянув, он молча выходит из комнаты.

— Черт знает что! Это уж слишком! — вспыхивает генерал-губернатор.

Наконец он успокаивается.

— Так вот, господин капитан. Никаких новостей. По вашему вопросу, к сожалению, все еще не получено никаких указаний. Создается впечатление, что там, в Брюсселе, почему-то не спешат с вашим делом. Так что придется еще немного подождать!

Через шесть дней после сенсационного появления в Боме капитана Тилькенса, когда уже успели провести все нужные переговоры, срочно известить представителей компании «Анверсуаз» и телеграфировать в Брюссель, к пристани Бомы подошел пакетбот «Льеж», на борту которого прибыл представитель министерства по делам Конго с поручением препроводить Лотэра в Брюссель.

Ошеломленный услышанным от генерал-губернатора известием, он решает повременить с возвращением в столицу, пока оттуда не придет ответ на телеграммы генерал-губернатора.

Тилькенс, рука которого все еще на перевязи, остановился в «Бельгийском отеле». Он занимает номер рядом с комнатой Лотэра.

Однажды вечером генерал-губернатор присылает за Лотэром нарочного с приказом срочно явиться к нему.

— Дорогой капитан, — говорит он в заключение их весьма обстоятельной секретной беседы. — Я сделал все, что было в моих силах. В Брюсселе вам придется нелегко. Представители Англии и депутат германского рейхстага уже прибыли туда. Вручая вам предписание министерства, переданное мне его представителем, позволю себе добавить кое-что и от себя. Возьмите вот это!

И он протягивает Лотэру два запечатанных конверта.

— Второе письмо адресовано господину де Тьеж. В нем я ходатайствую за вас. Господин де Тьеж мой друг и президент наблюдательного совета вашего акционерного общества. Навестите его немедленно по приезде! Я уверен, — добавляет он с улыбкой, — что господин де Тьеж окажется вам полезным.

— Вашему превосходительству известно, что мне грозит…

— Мне это известно даже лучше, чем вам. А теперь — идите, капитан. Желаю вам спокойной ночи.

В гостинице Лотэр заходит к другу. С тех пор как тот прибыл в Бому, его не покидает угрюмое, чуть ли не мрачное настроение. Лотэр просто не узнает своего старого приятеля. Тилькенс не ищет, но и не избегает его общества. Он держится как-то странно, в нем появилось что-то неуловимое, какой-то холодок. На вопросы Лотэра о боях за форт и бегстве он почти ничего не ответил. И даже не заметил, как все это озадачило Лотэра, а может быть, ему это было безразлично. Его явно мучает какая-то мысль, которой он не хочет ни с кем поделиться.

— У меня появилась надежда! — говорит Лотэр, входя в комнату друга.

Тилькенс сидит у окна в плетеном кресле, лениво попыхивая сигаретой. Он даже не оборачивается.

— Поль, мы с тобой, вероятно, окажемся попутчиками.

Тилькенс молчит. Лотэр говорит уже несколько раздраженным тоном:

— Это более чем вероятно!

— Что именно?

— Что тебе тоже придется прокатиться в Брюссель. Я только что от генерал-губернатора. Мы с ним по душам побеседовали.

И со злостью добавляет:

— По-видимому, рана все еще беспокоит тебя?

— С чего ты взял?

— Потому что в противном случае ты мог бы быть и повежливее.

Следя глазами за полетом светлячка, который, словно зеленая искорка, носится в темноте за окном, Тилькенс спокойно роняет:

— Я устал.

— Прости, пожалуйста! Не буду тебе мешать. Спокойной ночи!

Войдя в свою комнату, Лотэр яростно опрокидывает несколько рюмок водки, которую чернокожая служанка, как обычно, вечером приносит к нему в номер.

Мрачное настроение понемногу рассеивается. Он думает о том, что ему предстоит, и замечает, что чувствует себя намного увереннее, чем прежде.

Не оттого ли, что есть письмо, шутливо спрашивает он сам себя.

Спустя четырнадцать дней из Брюсселя приходит ответ на телеграммы генерал-губернатора. Представитель министерства по делам Конго, остановившийся также в «Бельгийском отеле» и в последнее время совсем было потерявший терпение, получает приказ сопровождать в Брюссель обоих — Лотэра и Тилькенса.

Лотэр в последний раз явился к генерал-губернатору, чтобы выразить ему свою признательность.

Довольно потирая руки, тот сообщает:

— Добрые вести из Руби-Уэле! Восстание подавлено, Бамбара повешен. Счастливого пути, господин капитан!

Сразу же после образования Свободного государства Конго возникло более ста бельгийских, английских, голландских, американских, германских, французских и португальских компаний, алчно набросившихся на огромные сырьевые богатства сердца Африки. Постепенно эти компании объединились в восемь трестов, поделивших всю страну на сферы экономической деятельности. Сорок восемь членов наблюдательных советов этих трестов следили из Европы за тем, чтобы Черный континент давал ожидаемые прибыли. Самый крупный из трестов был «Анверсуаз дю коммерс о Конго», захвативший на севере Конго округа Мангала и Руби-Уэле, площадь которых в несколько раз превосходила территорию Бельгии. В результате беспощадной эксплуатации чистые прибыли этой компании возросли со ста двадцати тысяч франков в 1897 году до четырех миллионов франков в 1898 году.

Из трех тысяч четырехсот акций этой мощной компании сто восемьдесят принадлежали капитану конголезской милиции Лотэру. Около ста находились в руках генерал-губернатора Конго, еще сто двадцать у различных акционеров треста в Брюсселе и Боме. Тысяча четыреста акций были собственностью короля Бельгии.