Красные камни Белого - Вадим Панов

Глава 11,

в которой Помпилио много говорит, Секач ругается, Осчик назначает время, а Старшая Сестра замышляет недоброе

Путешествие под конвоем неведомого импакто продлилось недолго, примерно тридцать минут. За это время экипаж «Дедушки Джо» успел насладиться фирменной истерикой от Куги («Я не хочу умирать!»), выслушать гневную тираду Привереды («Мужчины! Сделайте что-нибудь!»), отмести идиотское предложение Рыжего («Давайте спрыгнем с цеппеля!») и смириться с неизбежным. Вышедший из машинного отделения Грозный сказал, что сопротивление бесполезно и единственный выход – вступить в переговоры с засевшими в импакто людьми. Короткое заявление едва не вызвало у Куги еще одну истерику, однако несколько жестких замечаний лысого заставили девушку взять себя в руки. В итоге Мон остался за штурвалом, Тыква и Рыжий составили ему компанию, синеволосая ушла рыдать в каюту, а Привереда и Грозный вернулись в машинное отделение.

Между собой почти не разговаривали – настроения не было. Еще пару часов назад они надеялись на счастливый исход, верили, что смогут отыскать работающую точку перехода и улететь с Ахадира, а сейчас… Сейчас они чувствовали себя примерно так же, как несколько дней назад, очнувшись в незнакомых горах и обнаружив сросшегося со скалой офицера. Или даже хуже, потому что навалились воспоминания, а вместе с ними, как и обещал Тыква, пришли проблемы.

– Машинное отделение! Самый малый!

– Понял! – рявкнул в ответ Грозный и покосился на понурившуюся Привереду. – Похоже, прилетели.

– Похоже, да, – безразлично согласилась девушка.

Грозный грустно усмехнулся, перевел взгляд на зачехленную бамбаду и патронташ, вздохнул, а после следующего приказа – «Стоп машина!» – заглушил кузель и направился к выходу, прикоснувшись на прощание к верной бамбаде. Прикоснувшись, но не взяв с собой. Люди с импакто наверняка начнут разговор с позиции силы, назовут экипаж «Дедушки» пленниками, и отдавать им оружие Грозный не собирался. Это противоречило его правилам.

К удивлению путешественников, крейсер отконвоировал «Дедушку» не к поселению, а в небольшую, густо поросшую лесом долину, посреди которой располагалась обширная поляна. На первый взгляд – девственно-чистая местность, однако, приглядевшись, путешественники заметили скрытые среди деревьев шалаши, бледные столбики дыма, сидящих у костров людей и поняли, что долина служила спорки временным лагерем. И приземление, соответственно, прошло в походных условиях: Тыква и Рыжий сбросили тросы, а находящиеся на земле люди привязали их к деревьям. Сразу после этого с импакто распорядились опустить «корзину грешника», и на борт «Дедушки» поднялась абордажная команда: десяток спорки, облаченных в стандартную цепарскую одежду и вооруженных пистолетами галанитского производства. Держались они достаточно вежливо, но жестко. Рядовые растеклись по узким коридорам «Дедушки», а командир прошел на мостик и, не забыв поздороваться, осведомился, сколько человек находится на борту. Лео Мон ответил, что весь экипаж собрался на мостике, и услышал короткое: «Если найдем кого-нибудь еще – расстреляем». Вопросы: «Кто вы?», «Почему нас задержали?», «Где мы находимся?», спорки проигнорировал. Объявил о задержании экипажа, посоветовал вести себя скромнее и предложил пройти к корзине.

На земле обхождение не изменилось. Руки не вязали, в спины не толкали, женщинам помогли выбраться из корзины. Но встречающий спорки предупредил сразу: «У нас очень плохое настроение. Если побежите – будем стрелять на поражение». Коротко и ясно.

Затем пленников отвели в палатку, предложили сдать имеющееся при себе оружие: «Включая маникюрные ножницы. Если обнаружим потом – расстреляем», и оставили. Рыжий попытался затеять бессмысленный разговор, но поддерживать его никто не стал. Девушки испуганно жались к Грозному, Мон мрачно уселся за стол и обхватил голову руками, Тыква же, насвистывая, блуждал по кругу, внимательно изучая скудную обстановку.

А еще через пять минут спорки пригласили Грозного «на беседу».

В белую палатку, разбитую в самом центре лагеря.

Сшитая из плотного, но тонкого кладарского шелка, она была ярким пятном, хорошо заметным и с неба, и с земли, а потому спорки пришлось постараться и соорудить над палаткой дополнительные навесы из веток. И этот факт говорил о том, что внутри Грозного ожидал главный, возможно, самый главный на Ахадире человек.

Женщина.

Пожилая, но не старая. Лет пятидесяти на вид, а значит, стоящая на пороге смерти – дольше спорки не жили. Высокая женщина, облаченная в белый, перехваченный золотым поясом плащ с капюшоном. Ее небольшое лицо было круглым, с маленьким, почти незаметным подбородком, скулы – широкими, а нос приплюснутым. Кожа, как и у большинства спорки, не была здоровой: шею и щеки покрывали маленькие красные язвы, а голову – большое серое пятно. Волос у женщины было мало – по пряди за каждым ухом, – и две тонкие косички едва доставали незнакомке до плеч. Из украшений лишь медальон на груди – оправленный в золото камень красного цвета. Весьма простой медальон, однако гордый взгляд женщины не оставлял сомнений в том, что она привыкла повелевать.

У дальней стены палатки стояли стол и два кресла. На столе Грозный заметил раскрытый блокнот, а возле ножки – зачехленную бамбаду и патронташ.

– Мы незнакомы, – холодно произнесла спорки. – Пожалуйста, назовите себя.

– Ты уверена? – чуть растягивая слова, спросил мужчина.

– Что?

– Ты уверена, что мы незнакомы? – Грозный без спроса прошел в глубь палатки, расположился в кресле и зевнул, едва прикрыв рот двумя пальцами. – Ты владеешь собой хорошо, но не идеально. Ты знаешь, кто я. И потому пригласила первым.

Женщина прищурилась, помолчала, то ли пытаясь сдержать гнев, то ли обдумывая новый план разговора, после чего тоже уселась в кресло и натянуто улыбнулась:

– Добрый день, мессер Помпилио.

Грозный кивнул:

– Теперь назови себя.

Фраза прозвучала мягко, но в то же время – приказом. Очень странно для человека, считающегося пленником, однако спорки приняла игру:

– Называйте меня Старшей Сестрой, мессер. Другого имени у меня нет.

– Пусть так. – Помпилио облокотился на стол и подпер рукой подбородок. – Увидев меня, ты удивилась.

– Вас считают погибшим.

– Уже?

– Что значит «уже»?

– С момента катастрофы прошло всего пять дней.

И вновь Старшая Сестра не сумела совладать с собой. Был ли в этом виноват пристальный взгляд адигена или же его слова – неизвестно, но факт остается фактом: на мгновение, всего лишь на одно мимолетное мгновение спорки удивленно вскинула брови. Но тут же вернула на лицо непроницаемое выражение.