Гнев небес - Кен Като

Тут Кассабиан заметил, что смущение Эллиса незаметно испарилось. Он начал жестикулировать, что-то с жаром рассказывая Президенту.

— Мисс Президент, Нейтральная Зона — это нечто большее, чем просто буфер между двумя культурами в Освоенном Космосе. Это безбрежный океан, и его не переплывешь на стареньком кораблике. В этом океане все люди должны перемещаться свободно и торговать там, где им нравится. Без этой возможности не может быть свободы, и без этой гарантии Американо не встать с колен, не использовать во всей полноте его знаменитые конституционные права, которые мы всегда превозносили…

Алиса смягчилась и стала слушать внимательно. Потом она даже вынула из волос заколку и со смехом отдала ему. Они говорили больше десяти минут. К концу беседы в ее голосе уже слышалась нежность.

Эллис не помнил, как вышел из кабинета. В коридоре его догнал Кассабиан.

— О чем вы беседовали?

Стрейкер почесал в затылке и с подозрением взглянул на Кассабиана.

— Она попросила рассказать о Нейтральной Зоне.

— Ну и?

— Я рассказал, что мог.

— А третья просьба?

— Я попросил разрешения взять на борт корабля ее заколку, как напоминание о моем долге.

— И она согласилась?

Эллис показал серебряную заколку. Кассабиан с облегчением вздохнул. Они подошли к большому залу, где висели картины маслом с изображением охотничьих сцен. Длинные столы были накрыты для банкета. Эллис прибавил шагу, направляясь к выходу.

— Как вам удалось ее рассмешить? — бросил вдогонку Фарис.

— Это касается только нас.

Стрейкер вышел из Белого дома на лужайку. Личный пилот Ле Грана распахнул дверцы аэромобиля, похожие на крылья чайки. Отис предоставил в распоряжение Эллиса своего «бристольца», чтобы тот успел долететь до Харрисбурга, прежде чем Президент изменит решение. Эллис глубоко вздохнул. «Весенняя ночь! Воздух полон обещаний. Дорога в Зону наконец открыта».

— Знаете, сэр, для настоящего дела нет ничего лучше быстроходной английской машины, — проговорил пилот.

Кассабиан догнал Стрейкера еще раз — подъехал, чтобы пожать руку.

— Бог в помощь, Эллис.

— Благодарю за напутствие, мистер Кассабиан. И за все прочее…

— Но о чем вы так увлеченно рассказывали Президенту?

Эллис изобразил глупую улыбку.

— О космических китах.

Кассабиан озадаченно посмотрел на него.

— Да, я рассказал о них все, что помнил.

Эллис хлопнул дверцей. Кассабиан смотрел, как аэромобиль медленно выезжает за Ричмондские ворота, минуя контрольный пункт, набирает скорость и плавно взмывает к воздушным трассам. Наконец-то задуманная им операция с участием Эллиса началась.

ИГРА В СОЛДАТИКИ, или ИСПОВЕДЬ МЕЖДУМИРКА

Когда бы в жизни

Ни с кем мы не сходились,

Тогда бы, верно,

Мы ненависти к людям,

Как и к себе, не знали.

Асатада

I

Оставим в стороне классический вопрос, что было раньше — курица или яйцо, сотворен ли человек по образу и подобию Божию, или же прав великий теолог и естествоиспытатель Тейяр де Шарден, и смысл существования человечества в его богосозидающей сущности. В любом случае приходится признать, что во всяком из нас таится неистребимая и неиссякаемая потребность ощущать себя демиургом — сотворять миры, отделять тверди от хлябей, и населять эти пространства тварями живыми. Просто в одних потребность эта пассивна, латентна, тогда как в других — нескрываема и активна. Ведь если бы дело обстояло иначе, то вовек не возникло бы такое явление, как художественная литература вообще, а следовательно и фантастика, поелику первые являют собой премногообильное племя читателей, а вторые — куда более скромную, но в сущности тоже намного превосходящую численностью все воинства Александра Македонского и Тамерлана орду пишущей братии.

Фантастику в предыдущей фразе я помянул отнюдь не всуе, не потому лишь, что именно с нею, досточтимый читатель, сейчас вы только что имели дело. Суть в том, что изо всех жанров и видов литературы она наиболее амбициозна по части миротворения. Ей нужны вселенские масштаб и размах. Создавать — так не «Сагу о Форсайтах», а саги «Основания» или «Дарковера»; прослеживать не историю человека либо семьи, но судьбы цивилизаций. Путь, замечу, равно чреватый как обретениями, так и потерями. Впрочем, и о тех, и о других речь впереди. Главное — мы неизбежно коснулись одного из самых излюбленных фантастами последнего столетия материала — к времени; ткани истории.

Конечно, попытки прозреть грядущее предпринимались и раньше. Движимые одновременно бескорыстным интересом в духе асеевского: «А интересно, черт возьми, что будет после нас с людьми», и стремлением выплеснуть на бумагу собственные страхи или грезы об идеале, писатели издавна кассандрствовали с большим или меньшим успехом. Чаще, правда, с меньшим. Причем не столь важно, как далеко пытались они заглянуть в будущее — на века или на какой-нибудь скромный десяток лет. И даже мера авторского дарования не имела тут особого значения — фиаско равно подстерегало лилипутов и великанов литературного мира. Куда большую роль играли предрассудки и предпочтения эпохи.

Накануне Второй мировой войны почти одновременно появились три книги. Автор одной из них, американец, укрывшийся под явным псевдонимом «капитан Смит», в повести «Бой на тридцатой параллели» рисовал впечатляющую картину молниеносного разгрома японского флота, дерзнувшего бросить вызов мощи Америки. Какое там Черное воскресенье Пёрл-Харбора, какой там бой у Мидуэя! Авианосцы и линкоры Страны Восходящего Солнца кеглями вылетали со страниц книги прямехонько на свалку истории. А во Франции в это самое время отставной полковник опубликовал сочинение (и с точки зрения чисто литературной весьма неплохое — о том, как боши расшибли лбы о неприступные укрепления линии Мажино. Ему, бедолаге, и в кошмарном сне не могло пригрезиться, что могучие сии фортификации можно вовсе не штурмовать, а преспокойно обойти, двинув армии через территории сопредельных государств…

И, наконец, приснопамятный «Первый удар» нашего соотечественника Николая Шпанова. На второй день войны доблестные советские войска уже вовсю маршируют по территории Германии, их встречают ликующие толпы немецких рабочих и крестьян, а в небе гордо реют и безраздельно царят славные сталинские соколы… Выпущенную в серии «Библиотечка командира», книгу эту в сорок первом срочно изымали и уничтожали. Немудрено. Но ведь — смотрите-ка! — сколь дружно наши герои, не сговариваясь, поддались шапкозакидательскому соблазну. За этим прослеживается нечто большее, нежели случайное схождение во времени и пространстве троицы Храбрых портняжек. Общая близорукость. И то сказать, кто из фантастов предрек, например, падение Железного занавеса и Берлинской стены? Ведь и вопрос о том, просуществует ли СССР до оруэлловского 1984 года, не фантаст поставил, заметим, а политолог-диссидент Амальрик…

Печальный опыт не пропал втуне. Линейный или проективный прогноз — метод весьма ненадежный, и шансов на удачу сулит даже меньше, чем волюнтаристское отнесение в грядущее нынешних страхов или млечных рек в кисельных берегах. Однако время и история — материи чрезвычайно пластичные. И потому располагают отнюдь не только к сивиллиным трудам, но и к более сложным экспериментам. В том числе, и к историософским мудрствованиям самого разного толка.

Например, к сотворению не просто неких будущих событий, но развернутой истории небылого. За примерами далеко ходить не надо — вряд ли среди любителей фантастики сыщется кто-нибудь, не читавший азимовского «Основания». Тем более, что впоследствии Айзек Азимов умудрился объединить практически все, им написанное, — за исключением некоторой части многочисленных рассказов, — в единую грандиозную панораму, мозаичную, разумеется, но все-таки достаточно связную и логичную. (Кстати, иные критики готовы усмотреть в «Гневе небес» Кена Като едва ли не современное «Основание» — точка зрения более чем спорная, однако не упомянуть о ней все-таки грешно).

Но вот что особенно интересно: вся азимовская историософская концепция зиждется — как мир на трех китах — на трех томах написанной полтора века назад «Истории упадка и крушения Римской империи» Эдуарда Гиббона. То бишь новые и новые циклы будущего создаются по образу и подобию минувшего, порождая уходящую в туманную перспективу тысячелетий бесконечную спираль.

Подобные фантастические построения, само собой, намного интереснее писаний линейных кассандр. За ними всегда присутствует некая зрелая мысль и глубина. Обилие же разного рода и разной степени спекулятивности историософских концепций способно снабдить всех желающих более чем достаточным ассортиментом строительного материала для возведения голубых городов на любой вкус. Мне, например, чрезвычайно любопытно, когда кто-нибудь из отечественных писателей-фантастов примется засевать ниву, возделанную Львом Гумилевым — вот уж где урожай можно снимать сам-сто! Впрочем, это так, а propos…