Письма с фронта. 1914–1917 - Андрей Снесарев

Сейчас только что вернулся с прогулки, на которой был со своим адъютантом. Были около разрушенной артиллерией церкви, ходили по опустелому парку (генеральши Свиньиной) и грустно любовались обломками изуродованного снарядами же дворца. Кругом глубокий снег, и вид с опустошенного гнезда удивительный. Я больше любовался и мечтал, грустно настроенный, зато мой адъютант говорил вовсю… он много видел, долго был студентом (еще не все кончил, хотя ему уже 28 лет), националист на совесть, а не на словах только… жидов и поляков, особенно последних, ненавидит горячо, немцев не любит не только внешних, а еще больше внутренних… Он прыгал с одной темы на другую, а я думал и летел вдаль на крыльях своих пожеланий… к моей женушке, к нашим птенцам, от которых я так давно не имею вестей и по которым я страшно заскучал… Сегодня жду писем, да что-то все нет почтальона. Пока сажусь за работу… целую…

11 декабря. Получил семь твоих писем… одно очень обстоятельное от Киры, благодари его… Михайлов (от 29.XI) пишет, что рапорт Грундштрема пошел на днях… Выезжаю на позиции. Давай тебя и малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.12 декабря 1915 г.

Дорогая женушка!

Отъезд Назаренко, с которым я посылаю письмо и еще кое-что, задержался на два дня, и я решил черкнуть тебе слова два. Михайлов (писарь) пишет мне от 29.XI, что Грундштрем подал рапорт «на днях» и, значит, это дело пошло в ход сравнительно недавно. Мне вернуться теперь в Петроград было бы интересно, так как нас, офицеров Ген. штаба ожидает в ближайшем будущем исключительно штабная служба, и строевой мы можем вновь вкусить только с получением начальника дивизии… а это когда еще будет. Наведайся к Грундштрему и поговори с ним. Михайлов кончает письмо словами, что «результаты подачи рапорта ему неизвестны». Пришел Праведников и стоит над душою. Маслов вновь стал старшим поваром и сегодня приходил к нам, чтобы готовить пышки… я после долгого поста так их наелся, что еле могу скрутить свои мысли.

Судя по твоим письмам, вы живете весело и все у вас по-хорошему, но особенно приятно, 1) что ты продолжаешь принимать мышьяк и чувствуешь себя хорошо и 2) что Лелька дурачится и, значит, чувствует себя как дома… Это то, что мне хотелось и что должно отличать нас с тобою. Откуда у нас появились взаимные расплаты, я не знаю, но допускаю их как крайность как исключение. Пока Бог дает нам много, зачем мы будем прибавлять еще от детей родной сестры? Это и не верно, и не изящно.

Пишешь ты, что я от чего-то уклонился, но отчего, не говоришь, а мне сообразить трудно. Сейчас у нас в десятый раз начинается оттепель. Когда это было в Каменце, об этом и не думаешь, а когда это связано с окопной жизнью, то заметишь поневоле. Спешу. Давай мордочку и глазки, а также малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Как успехи Гени?

13 декабря 1915 г.

Дорогая моя женушка!

Назаренко задержался на два дня, и я нахожу возможным черкнуть тебе несколько строк. Только что был Антипин, и мы проговорили часа три. Нового он ничего не сообщил, о тебе и детях говорил хорошо и тепло, но упомянул, что ты по-прежнему страшно малокровна и при резком подъеме у тебя по-старому кружится голова. Он считает настоятельно нужным, чтобы ты впрыскивала себе мышьяк (есть теперь прекрасные препараты), а не принимала бы внутрь; в последнем случае организм усваивает не более 20 % из принятой дозы… Моя золотая рыбка-женушка, сделай мне милость и начни принимать мышьяк так, как это мы делали… А то внутрь – это зря и слабо.

Получил от Грундштрема письмо, в котором он говорит, что его рапорт лежит без движения и когда получит таковое, он и сам не знает. По-видимому, ему и самому это противно, но он поделать ничего не может. Все это так досадно, особенно теперь, когда нас хотят повернуть на штабную работу.

Мой адъютант очень хочет вырваться на какой-либо завод, он большой националист, и его очень волнует засилье немцев на заводах. Попробуй (только не особенно утомляйся), не можешь ли ты что устроить. Вот его данные: он прапорщик 134-го пехот[ного] Феодосийского полка Григорий Григорьевич Хмелевский, Среднего технического училища и, кроме того, студент 9-го семестра Харьковского технологического института, механическое отделение. Теперешнее затишье и монотонность, очевидно, очень ему надоедают, и он хочет принести пользу там, где он чувствует себя более на месте. Я думаю, в Петрограде или где-либо (ему это все равно) устроить его можно.

Твое письмо от 1 декабря полно рисунков; по-видимому, Геня с сестрой нет-нет да и напомнят тебе о своем существовании, а что до беленького, то он всегда был сама роскошь… Антипин поражен, как они все любят Осипа, про которого первый вопрос и последние пожелания… Осип сиял, когда ему об этом говорилось. Относительно Бандаликова мне здесь трудно что-либо сделать: фронт этим не ведает, а если начинает, то дело делается бесконечно долго.

У нас опять после морозов и выпавшего большого снега начинается оттепель… так всю зиму. Очень это трудно для окопной жизни – то снег, то воду надо удалять, бока ползут: много лишних трудов для ребят. Итак, моя ненаглядная девочка, начинай-ка впрыскивать мышьяк, а то меня очень беспокоит твое здоровье, да больше лежи и отдыхай. Покупай желтые издания, да читай себе книги. Давай губки и мордочку, и наших малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

P. S. Ужок стал огромный и роскошь. А.

15 декабря 1915 г.

Дорогая моя женушка!

Отъезд Назаренко задержался до сегодня, и я могу написать тебе еще… Пишу кое-как умытый и небритый, чтобы успеть написать его к его приходу. Если столько дадут за наш пропавший багаж, как ты это пишешь, это будет очень хорошо. У нас получится достояние, приносящее (вместе с прежним) до 2 т[ысяч] в год, а это позволит нам иначе взглянуть на мир Божий. Сколько раз мне приходило в голову или выкинуть какую-либо штуку (вроде книги, статьи…), или просто бросить службу, но этот постоянный рабий страх за существование, за кусок хлеба сковывал мою волю и размах. Теперь, если бы я даже моментально вышел со службы, у нас с моей пенсией будет не менее 4 т[ысяч], а с этим можно жить припеваючи и поднять детей. Пишу, конечно, чисто теоретически, так как сейчас не такое время (время великой борьбы), чтобы думать об уходе.

Поэтому – ты, детка, постарайся вытянуть деньги по возможности скорее, так как позже, быть может, выйдут иные правила, или совсем прекратят выдачу… Теперь такое время, что перемен много, и наступают они неожиданно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});