Дочь леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс

И Конни вывесила за окно зеленую шаль.

Гневаясь на сестру, Хильда потеплела к Клиффорду. У этого человека хоть есть мозги. А то, что отсутствует мужская способность, так это прекрасно — меньше оснований для ссор. Сама Хильда решила больше не иметь дел с мужчинами; как партнеры по сексу они мелкие, омерзительные эгоисты. Конни повезло, она избавлена от многого такого, что приходится терпеть бедным женщинам. Она не ценит своего счастья.

И Клиффорд пришел вдруг к выводу, что Хильда, что ни говори, очень неглупая женщина и могла бы составить счастье мужчины, стремящегося отличиться ну хотя бы на политическом поприще. В ней нет всех этих глупостей, которых хоть отбавляй в сестре. Конни почти ребенок. Приходится многое ей прощать, она еще, в сущности, несмышленыш.

Чай пили в гостиной раньше, чем обычно, в распахнутые двери лился солнечный свет, все были взволнованы.

— До свидания, Конни, моя девочка! Скорее возвращайся домой.

— До свидания, Клиффорд! Я долго там не пробуду. — Конни испытывала к мужу почти нежность.

— До свидания, Хильда. Присматривай за Конни. За ней нужен глаз да глаз.

— Буду смотреть в оба глаза. Одну никуда не пущу.

— Ну, теперь я спокоен.

— До свидания, миссис Болтон! Я уверена, вы будете преданно ухаживать за сэром Клиффордом.

— Приложу все силы.

— И пишите мне, если будет что новое, пишите о сэре Клиффорде, о его самочувствии.

— Конечно, конечно, ваша милость, напишу. Развлекайтесь, веселитесь и возвращайтесь скорее, чтобы и нас здесь радовать.

Все замахали, автомобиль покатил. Конни обернулась: Клиффорд сидел на веранде в своем кресле. Все-таки он ей муж. Рагби-холл — ее дом, так распорядилась судьба.

Миссис Чемберс раскрыла ворота и пожелала ей счастливого пути. Автомобиль выехал из темной рощи, сменившей парк, и покатил по шоссе, по которому в этот час домой тянулись шахтеры. Скоро свернули на Кроссхилльский большак, ведущий в Мэнсфилд. Конни надела темные очки. Слева, значительно ниже бежала железная дорога. Опять свернули и проехали над ней по мосту.

— А вот проселок к его дому, — махнула рукой Конни.

Хильда взглянула на него без особого восторга.

— Очень жаль, что мы должны задержаться, — сказала она. — Мы бы к девяти были уже на Пэлл-Мэлле.

— Прости, пожалуйста, — отозвалась из-под огромных очков Конни.

В Мэнсфилд въехали очень скоро. Когда-то это был старинный романтический городок, теперь на него было больно смотреть. Хильда остановилась в гостинице, указанной в автомобильном справочнике, и сняла номер. Все кругом было так серо, уныло, что Хильда удрученно молчала. Зато Конни трещала без умолку, надо же рассказать сестре о возлюбленном.

— Он! У него что, нет имени? Я от тебя только и слышу — «он» да «он», — сказала Хильда.

— Я никогда не называю его по имени, и он меня, что, конечно, странно, если подумать. Мы, правда, называем друг дружку леди Джейн и Джон Томас. Но вообще-то его зовут Оливер Меллорс.

— И тебе будет очень приятно называться миссис Оливер Меллорс вместо леди Чаттерли?

— Я буду счастлива.

Нет, Конни неисправима. Но если Меллорс служил в Индии лейтенантом лет пять-шесть, то, по крайней мере, его можно будет вывозить в общество. По-видимому, у него есть характер. И Хильда стала понемногу смягчаться.

— В конце концов он тебе надоест, — сказала она. — И тебе будет стыдно за эту связь. Нельзя опускаться до простолюдина.

— Ты ведь такая социалистка, Хильда. Ты всегда была на стороне рабочего класса.

— Да, была, во время кризиса. Но именно потому я и знаю, что нельзя связывать свою жизнь с их жизнью. Вовсе не из снобизма, просто ритмы жизни у нас разные.

Хильда жила среди политических интеллектуалов, и потому твердолобость ее была непробиваема.

Скучный до одурения вечер в гостинице все не кончался. Наконец, пригласили к обеду, отменно скверному. После обеда Конни запихала в сумочку кое-какие вещи и еще раз причесалась.

— А знаешь, Хильда, — сказала она, — любовь — это так чудесно, ты чувствуешь, что живешь, что причастна к акту творения.

Это было почти бахвальство с ее стороны.

— Уверена, что и комар рассуждает так же, — заметила Хильда.

— Ты думаешь, он так рассуждает? Значит, он тоже бывает счастлив!

Вечер был на удивление ясный и все никак не кончался. Казалось, светло будет всю ночь. С застывшим, как маска, лицом негодующая Хильда снова завела автомобиль, и сестры двинулись обратно, выбрав на этот раз другой путь, через Болсовер.

В темных очках, в скрывающей пол-лица шляпе Конни сидела рядом с сестрой и в пику ей рассыпалась в похвалах возлюбленному. Она всегда будет рядом с ним и в горе и в радости.

Миновав Кроссхилл, включили фары; внизу прочертил светящуюся полосу поезд, создав иллюзию ночи. Хильда съехала на проселок перед самым мостом. Резко убавив скорость, свернула с шоссе на заросшую травой колею, осветив ее фарами. Конни выглянула в окно, разглядела недалеко впереди неясную фигуру и открыла дверцу.

— Вот мы и приехали, — сказала она негромко.

Но Хильда, выключив фары, дала задний ход, решив сразу же развернуться.

— На мосту никого? — спросила она.

— Да, можете ехать, — откликнулся мужской голос.

Хильда доехала до моста, развернулась, проехала немного вперед по шоссе, задним ходом выехала на проселок, сминая траву и папоротник, остановилась под большим вязом. И включила сразу все фары. Конни вышла из машины. Мужчина стоял под деревом.

— Ты долго здесь стоишь? — спросила Конни.

— Не очень.

Стали ждать, когда выйдет Хильда. Но Хильда захлопнула дверцу и не двигалась.

— Это моя сестра, Хильда. Да иди же сюда, скажешь ей несколько слов, Хильда! Познакомься, это мистер Меллорс.

Егерь приподнял шляпу, но с места не тронулся.

— Хильда, пойдем с нами, ненадолго, — пригласила сестру Конни. — Это недалеко.

— А как быть с машиной?

— Можешь оставить ее на проселке. Здесь так делают. Ключи ведь у тебя есть.

Хильда в нерешительности молчала. Потом посмотрела назад, в темень проселка.

— Можно встать за тем кустом?

— Конечно.

Она медленно вырулила за куст, чтобы машину не было видно с дороги, заперла дверцу и подошла к Конни. Ночь была тихая. Живая изгородь, дикая, запущенная, чернела слева и справа от неезженного проселка, воздух насыщен свежими ночными запахами, темень — хоть глаз выколи. Егерь шел впереди, за ним Конни, цепочку замыкала Хильда, все молчали. Там, где были корни, он включал фонарик, освещая неровности белым пучком света; над верхушками дубов ухала сова, неслышно кружила под ногами Флосси. Никто не произнес ни слова, говорить было не о чем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});