Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября - Лев Троцкий

ПОЛОЖЕНИЕ СТРАНЫ

С самого начала революции положение страны было очень тяжелым. Оно ухудшалось не по дням, а по часам из-за полной бездеятельности Временного Правительства, которое не смело провести – против воли буржуазии – ни одной серьезной реформы. К этому присоединились последствия злосчастного наступления, – и положение стало до последней степени грозным. Что принесет нам завтрашний день?

Правительство, а за ним меньшевики и эсеры кричат: «Теперь не время политики, – все силы и средства должны быть сосредоточены на обороне!». Это лицемерные слова, лживые слова. Оборона немыслима без политики. Нужна только хорошая политика. А политика обороны у Временного Правительства такая же пагубная, противонародная, как и политика наступления.

Если бы правительство было действительно революционным, народным, рабочим, оно немедленно же попыталось бы вернуть утраченный авторитет революции. Чем грознее положение, тем более смелые и решительные меры необходимы, чтобы выйти из него. Первым делом нужно было бы выполнить изложенную выше программу: развязаться с внутренними империалистами и с союзными, провозгласить свои условия немедленного мира и подкрепить их изнутри мерами аграрной и финансовой революции. Это был бы самый сильный удар Вильгельму, какой мы теперь только в силах нанести!

СПОСОБНО ЛИ НЫНЕШНЕЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НА ТАКУЮ ПОЛИТИКУ?

Нет! Оно целиком в сетях банкиров, союзных дипломатов, контрреволюционной ставки. Правительство призывает пролетариат к участию в обороне; а между тем, оно само разоружило рабочих и натравило на них казаков и юнкеров. Правительство призывает отказаться от «политики». А в то же время само оно ведет политику Держиморды: арестует большевиков, закрывает рабочие газеты, потворствует произволу, травле и клевете.

«Теперь не время политики» – говорят Керенский и Авксентьев, а в то же время ведут помещичью политику: арестуют на местах земельные комитеты за посягательства на землю дворян. И эти люди еще смеют говорить о том, что они ведут революционную, народную войну!

В таких условиях ответственность за оборону, как раньше за наступление, целиком падает на правительство и поддерживающие его партии эсеров и меньшевиков.

Нам, партии революционной социал-демократии, судьба страны, свобода и независимость русского народа не менее близки и дороги, чем партиям Керенского и Церетели. Но именно поэтому мы остаемся и сейчас, в дни величайших испытаний, в непримиримой оппозиции к политике Временного Правительства, которая подрывает и революцию, и оборону. Единственным спасением нашим остается по-прежнему борьба за скорейшее прекращение войны. А весь опыт трех лет говорит нам, что приостановить бойню можно только давлением нарастающей революции в Европе. Все ваши усилия, рабочие и солдаты, должны быть направлены на то, чтобы поддерживать революционное пролетарское движение на Западе, питать и толкать его вперед. Нужно, чтоб честные социалисты, революционные рабочие в Германии знали, что вы ведете ту же борьбу, что и они.

Падение Риги – жестокий удар. Падение Петербурга было бы несчастьем. Но падение интернациональной политики русского пролетариата было бы гибелью.

РАБОЧИЕ! РАБОТНИЦЫ! СОЛДАТЫ!

Мы не можем судьбу нашей страны ставить в зависимость от политики Керенского и стратегии Корнилова. Керенский может завтра так же сдать страну контрреволюции, как Корнилов вчера сдал Ригу немцам. Необходима сила, которая была бы способна исправить ошибки всех Керенских и всех Корниловых. Это революционная сила международного пролетариата. В эту силу не хотят верить мелкие мудрецы, политические трусы, мещане. А для нас вне этой силы нет ничего надежного и верного. Если Гогенцоллерн, несмотря на все усилия обороны, раздавит нас перевесом своей артиллерии, своей техники, своей организации, неужели же тогда смерть русскому народу? Нет, в Европе есть управа на всех Гогенцоллернов. В нечеловеческих испытаниях этой войны накопляется у рабочих масс Европы столько гнева, сколько его еще не было видано во всей истории. Карл Либкнехт и Фридрих Адлер только предтечи поднимающегося для гигантских боев рабочего класса Германии и Австрии. И мы должны идти навстречу этим боям. Те 183 тысячи рабочих, работниц и солдат, которые в Петербурге голосовали за нашу партию на выборах в городскую думу,[217] это надежный оплот Интернационала. Московские рабочие, проведшие свою стачку протеста в дни «Государственного» совещания, это тоже славный оплот. Пока существуют, ширятся и крепнут эти оплоты, революция не погибла. Нужно только, чтобы мы и впредь непоколебимо стояли на своем посту, под знаменем нового Третьего Интернационала.

Правительства с фальшивым спокойствием говорят о неизбежности четвертой зимней кампании. А как отзовутся на это народы? Как откликнутся армии? Революционные события в Европе могут развернуться раньше, чем многие думают. У нас нет никакого права падать духом.

Передовые рабочие и солдаты! Будите отсталых, просвещайте темных. Под гром страшных событий на фронте разъясняйте народу правду, указывайте ему подлинный путь спасения. Нужно, чтобы народ сам взял власть в свои руки. А народ – это рабочий класс, революционная армия, деревенская беднота. Только рабочее правительство положит конец войне и спасет нашу землю от гибели.

Не верить буржуазным врагам! Не верить ложным друзьям, эсерам и меньшевикам. Надеяться только на себя: – вот ваш пароль.

Вперед! На борьбу! Выше красное знамя!

Близок день, когда в братских объятиях рабочих всех стран будет задушена не только война, но и породивший ее капитализм.

Л. Троцкий. «Когда же конец проклятой бойни?», изд. «Прибой», Петербург 1917 г.

2. Корниловщина

Л. Троцкий. НА ЧИСТУЮ ВОДУ!

В Московской газете «Утро России»[218] напечатаны новые данные о переговорах Савинкова с Корниловым по прямому проводу. Эти данные представляют исключительный интерес. Из них с несомненностью вытекает то, что нам было ясно и раньше: заговор генерала Корнилова[219] против «правительства Керенского» вырос из другого, более широкого заговора, подготовлявшегося Керенским вместе с Корниловым против революционной России.

Прежде всего – факты.

Генерал Корнилов в своих переговорах с Савинковым определенно указал на сделанное ему предложение диктатуры через посредство В. Н. Львова,[220] который, по его словам, приезжал к нему по поручению Керенского. Львов предлагал Корнилову, по словам последнего, высказать свой взгляд на три формы диктатуры, намеченные Керенским. Первая: Керенский уходит в отставку, правительство упраздняется, Корнилов овладевает диктатурой. Вторая: Керенский с Корниловым разделяют диктаторскую власть. Третья: правительство Керенского само вручает Корнилову диктатуру, после чего добровольно устраняется.

Корнилов ответил, что, по его глубокому убеждению, единственным выходом является установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении. Корнилов поручил Львову передать Керенскому, что считает необходимым участие в правительстве диктатуры, кроме себя, Керенского и Савинкова. Им обоим он «настойчиво» предлагал немедленно приехать в ставку для принятия окончательного решения, причем заявил, что, по имеющимся у него «точным сведениям» о готовящемся в Петрограде выступлении большевиков, нахождение Керенского и Савинкова в столице представляется крайне опасным. Далее Корнилов обсуждал «общее положение дел» с верховным комиссаром Филоненко, причем оба пришли к окончательному выводу, что для спасения страны «необходимо немедленное установление коллективной диктатуры в виде совета обороны при непременном участии в нем Керенского, Савинкова, Филоненко и Корнилова».

Таково существо разоблачений, которые – повторяем снова – совершенно не кажутся нам неожиданными. Наоборот, только в свете этих данных, ход корниловского восстания и особенно его подавление становится ясным в своих основных чертах. 22 июля Керенским была получена от Корнилова телеграмма, в которой этот последний указывал, на каких условиях он готов принять верховное командование. «Во-первых, ответственность перед собственной совестью и всем народом. Во-вторых, полное невмешательство в мои оперативные распоряжения… В-третьих, распространение принятых за последнее время мер на фронте и на (соответственные) местности тыла… В-четвертых, принятие моих предложений, переданных телеграфно верховному главнокомандующему (Брусилову) на совещании ставки 18 июля». Таким образом, предъявлены какие-то особые требования, о которых Керенский не счел нужным ничего сообщить, когда передавал телеграмму печати.

Весь август прошел в непрерывных переговорах между Корниловым и Керенским, причем в качестве посредников выступали неизменно те же Филоненко и Савинков. В своем письме в газете «День» Филоненко[221] совершенно не отрицает того, что он был посвящен в планы и замыслы ген. Корнилова. Да и как мог бы он это отрицать? Восстание подготовлялось в течение ряда недель, причем подбор офицеров, агитационная работа ставки и передвижение войсковых частей, отнюдь не вызывавшееся оперативными потребностями, происходили на глазах Филоненко. 2 августа в ставку прибыл Савинков, где вместе с Филоненко участвовал в совещании комиссаров и представителей армейских организаций. Это было за три дня до открытого восстания ставки. Савинков не мог не знать, что, согласно одному из вариантов, ему отводится одно из мест в военной диктатуре. Об этом прекрасно знала суворинская «Маленькая Газета», которая настойчиво повторяла, что диктатура в лице Корнилова, Савинкова и Керенского стала неизбежностью и должна осуществиться в ближайшем будущем. Другая суворинская газета «Новое Время» разрабатывала другой вариант той же темы в момент поездки Савинкова в ставку. «Все правительство, все социалисты и не социалисты, раз они думают спасти Россию, должны предоставить все свои силы в полное беспрекословное распоряжение Верховного Главнокомандующего, чтобы ни одного протеста, ни одного препятствия он не встречал среди людей, которые держат в своих руках массы народные». Так писал 23 августа в «Новом Времени» некий посвященный, скрывшийся под буквами О. Б-ть. Члены правительства, с своей стороны, периодически сообщали прессе о каких-то переговорах Керенского с Корниловым, причем тема этих переговоров никогда не называлась по имени.