Сильная и независимая для котика (СИ) - Вада Маричка

На Клару вывалились рассуждения о плоских лунах, о заговорах канцлеров, о подпольном мировом правительстве, во главе со скрытыми первородными. Особенно позабавила теория о том, что под куполом на Сибел на самом деле до сих пор живут люди, только они все уже мутанты и похожи на зеленых жителей Иногурии. Этакие высокоразвитые ящерицы. Особенно форсировалась теория отца о проземлянцах как о прародителях всего живого в галактике. Он многократно доказывал, притягивая немыслимые и совершенно сторонние доводы, что любая форма жизни — только генетическая модификация человека, созданная в подпольных лабораториях на Сибел этими самыми рептилоидами.

Клара, пересиливая себя, от начала и до конца просмотрела свежее видео о близком взрыве Стрельца А со звездочкой. В нем отец говорил о неизбежной кончине сверхмассивной черной дыры в центре галактики Млечный Путь. Сеял панику, призывал молиться, требовал скидывать деньги на поиски спасителя. В шапке, помимо реквизитов ID-счета для доната, висел закрепленный комментарий: «И воцарится Хаос, и исторгнет Стрелец А со звездочкой мощные стрелы, и поглотит Вселенную вечная Бездна. И настанут последние дни, ибо грядет конец всего сущего. Молитесь, да ниспошлёт вам Разум Великого Спасителя». Клара с омерзением отпихнула от себя пад. Такого бреда она в своей жизни еще не встречала.

После курса физики в Академии Дорн точно знала, что джеты, исторгаемые черной дырой, имеют циклический характер. Ученые давно рассчитали траекторию всех возможных «стрел». Поэтому-то и существуют закрытые сектора, в них никто не летает, не селится, да и ни одна разумная жизнь на системах по пути джетов физически не сможет зародиться, слишком мало остается времени между выбросами. В любом случае, даже познаний Клары в области астрофизики, а она не была её любимой, хватало, чтобы понять какую несусветную чушь несет на видео отец.

Однако же, что удивительно, он имел немало подписчиков и последователей, которые его боготворили. Да, чего у отца не отнять, так это умения восхищать людей. Говорил с таким энтузиазмом и так убедительно, что у слушателей невольно рты открывались. Великолепный оратор с гнилыми мыслями. Ему бы продавать косметику, вот где кромнециновая жила. Но сам старший Дорн видел себя только политиком, не меньше. Он даже баллотировался в мэры, не единожды и не одного города, правда всегда не хватало голосов, конечно же, из-за «продажности власти» и «малого бюджета» на рекламную компанию.

Но если смотреть не предвзято, всё выглядело гораздо прозаичней. Его пафосные речи быстро приедались. Персоны при личной встрече, особенно кто поумней и с образованием, чувствовали фальшь образа, нетоллерантность консервативных взглядов, а иногда и откровенную глупость в речах отца. Он всеми силами стремился производить впечатление обеспеченного и умного потомственного аристократа, но кроме этого впечатления ничего и не производил, что непременно раскрывалось при ближайшем с ним знакомстве.

Даже когда в доме нечего было есть, когда мать одна содержала семью, а сама Клара ходила в школу уже второй год в дырявых кроссовках и натирала ими мозоли, отец покупал себе дорогие костюмы, или вдруг открыто заводил новую молоденькую любовницу, одаривая ту подарками, или закатывал вечеринку, зазывая полгорода знаменитых людей. Это не ускользало от внимания интеллигентного большинства, поэтому в числе прочих пороков отца числилась еще и страсть к перемене места жительства. Как только он становился нерукопожатым в обществе, то тут же закатывал спектакль дома, с угрозами покончить жизнь самоубийством и прочей ерундой с одной лишь целью, переехать в другой район страны или даже планеты. От этой тяги к переменам долги семьи только росли. Отец не мог позволить своей семье поселиться в дешевом районе, выбирал непременно более престижный, чем прежде, рассказывая направо и налево о том, как задыхается в мещанстве нынешнего быта. А мать вынуждена была брать новые подработки.

Когда Клара пошла работать, всем стало легче, но аппетиты отца со временем тоже возросли. Теперь ему было мало двух-трех сменных костюмов на выход и одного дорогого перстня с крупным драгоценным камнем. Он желал и кромнециновые запонки, и сделанную на заказ посуду, и даже сверхскоростной спидер. Зачем старику, который в жизни не водил спидер, тот вдруг понадобился, никому не удалось узнать точно. Видимо для того же — производить эффектное впечатление на молоденьких девушек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Состояние постоянной нужды с фоном от гуляющего отца на широкую ногу, навсегда засело в голове у Клары и ассоциировалось с самой жизнью. Как будто так было правильно. Дорн могла бы и не говорить родителям о повышении зарплаты, об авансах, накопить сбережения или удовлетворить, наконец, пустоту, которая возникла внутри души и периодически окунала в жажду обладать, но Клара считала подобные мысли неправильными. Она представить не могла себе, каково это жить в достатке, не думая о том, что будет есть мама и как отцу удастся поддерживать статус. Клару даже пугала мысль о возможной перемене своего финансового положения.

Об этом она тоже прослушала курс психотерапии среди прочих, подаренных капитаном. Идея об изменении «родительского гипноза», о выходе из привычных рамок, о сепарации с родителями уже бередила и без этого неустойчивый дух Клары. Но пока еще не слишком сильно. Безусловно, отец перестал казаться ей авторитетом, богом. Он даже перестал ей казаться умным! Но и Клара еще не чувствовала себя смелой, боясь однажды оказаться на месте матери, в полном одиночестве и без поддержки семьи.

***

Наконец, пришла мама с работы. Она громко возилась в коридоре, что-то беспрерывно бормоча. Клара поспешила выйти навстречу. В помятом тонком пальтишке, с полными сумкам, которые оттягивали руки к полу, с вздыбившимися светлыми волосами, мать походила на дикого кворча, вытянутого из норки во время годовой спячки. Она никак не могла договориться с собой с чего начать — то ли поставить ношу на чистый пол и раздеться, то ли отнести покупки на кухню и только потом заняться внешним видом.

— Ветрено сегодня, — мама посмотрела на дочь как на спасительницу и протянула сумки ей. — Голодная? Подожди, пять минут и я приготовлю что-нибудь поесть.

— Не торопись, — улыбнулась Клара. — А почему сервисный дроид не заправлен продуктами?

— Ты же знаешь, отец не ест пищу, приготовленную машиной, — махнула мама старенькой поношенной туфлей, стягивая с ноги вторую. Клара хорошо помнила эту обувь, в ней она провела выпускной вечер в школе. — Его нужно баловать свеженьким, приготовленным руками и с душой. Иначе как показать свою любовь дорогому человеку?

— Например, самому приготовить ужин к приходу любимой с работы, — хмыкнула Клара.

— Скажешь тоже. А зачем такому мужчине тогда жена?

— Не знаю. Например, для близости, совместных прогулок, дружеских бесед? — язвительно заметила Клара.

— Не говори глупостей! Брак это тонкое искусство, нам, женщинам, нужно быть мудрее. Всё что ты перечислила, может дать и любовница. Неужели ты хочешь, чтобы твой папа оставил семью?

— Ты посмотри, на кого ты похожа! — вышел в коридор отец. — Переоденься немедленно. Зарплату дали?

— В маршрутном скайтрее было не продохнуться сегодня, — попыталась оправдаться мать, поправляя растрепанные волосы. — Все ноги оттоптали.

— Жду тебя в своем кабинете! — строго проговорил отец, пробуравив жену взглядом, полным презрения. — Когда ты приведешь себя в порядок, конечно же. Смотреть противно.

— Офигеть! — прошептала сбитая с толку Клара, которая словно увидела родителей без привычных масок. Семья предстала перед ней ярким мезальянсом. Слабая женщина и мерзкий старикашка с завышенным самомнением. Была бы тут капитанша, быстро бы его на место поставила!

Мать посеменила в ванную, отец заперся у себя, а Клара вернулась на кухню и принялась распаковывать сумки. Бедная, бедная мама! Тащила такую тяжесть почти через весь город. А ведь в семье есть скайтрей. Спортивный, дорогой марки. Но мать так и не получила прав, а сам отец считал, что водить по их «сельским» дорогам такую машину — это значит гробить её. Так она и стояла в гараже, пылью в глаза, как и всё остальное, что касалось семьи Дорн.