Полнолуние - Сергей Белошников

Я повернулся к ней и осторожно обнял: она тут же доверчиво, крепко прижалась ко мне и тоже обняла – даже сквозь ткань одеяла я ощущал тепло ее тела.

Странное это было ощущение, даже можно сказать – полузабытое, особенно если учесть, что последний раз я переспал с женщиной аж пару месяцев назад: в нашем медвежьем углу если и увидишь существо противоположного пола, то это обязательно будет либо чья-то жена, либо уж такая страхидла, какая-нибудь освободившаяся из зоны и оставшаяся на Севере зечка, что при всем желании у тебя на нее не встанет. На чужих жен я отродясь глаза не клал, а остальные… Та, последняя, была случайно залетевшей в наши края геологиней из Сыктывкара. Взрослая, почти сорокалетняя женщина. Она… Да чего уж говорить.

В комнате было почти темно – утро все как-то не решалось наступить. И тихо, оглушающе тихо. Я слышал только свое дыхание и Стасино. Я закрыл глаза.

И вдруг ощутил, как ее рука медленно переместилась у меня со спины и, проникнув под одеяло, осторожно скользнула мне за отворот халата, на голую грудь. Я замер: честное слово, я не знал, что делать, как реагировать. Нет, конечно, я среагировал, да еще как, но вообще я просто ошалел от такого поворота событий. Глаза я открыть боялся – не мог я сейчас заставить себя встретиться со Стасей взглядом.

Я мог обманывать кого угодно, но только не себя: она мне очень нравилась, если не сказать больше. Я почувствовал к ней отчаянное влечение еще днем, на пригорке в парке, когда мы впервые встретились. Да я и ублюдка этого пошел ловить, считай, из-за нее – потому что она могла оказаться в числе его следующих жертв. Но я не мог даже предположить, что спустя всего несколько часов она окажется со мной здесь, в постели, на втором этаже спящего дома.

Дыхание у нее участилось, стало прерывистым, она медленно, не разнимая объятий, подняла голову, и я почувствовал у себя на губах ее горячие, сухие, чуть солоноватые от слез губы. Она быстро распутала узел пояса, обеими руками распахнула мой халат, и страстно обняла меня. Ее тонкие пальцы ласкали мои плечи и грудь, ее губы с силой прижались к моим.

Боже, она меня хотела не меньше, чем я ее!

Может быть, она захотела меня после переживаний сегодняшней ночи или потому, что боялась сегодня остаться одна, – не знаю. Да это и не было важно. И я не выдержал. Мне стало наплевать на все – на то, что будет потом, и будет ли; даже на то, что внизу, почти под нами находится спальня Николая Сергеевича.

На секунду освободившись от Стасиных объятий, я рывком сбросил одеяло, стянул и с себя халат, и халатик с нее. И ощутил ее гладкое, упругое, просто раскаленное тело. Она скользнула по мне и, не прекращая меня ласкать, очутилась сверху; чуть приподнялась и, раздвинув ноги, медленно, медленно на меня опустилась – и тогда я остро ощутил, как вхожу в нее.

Мы любили друг друга страстно, неистово и – молча, не произнося ни слова.

– Я сама, прошу тебя, я сама, – это были единственные слова, которые она прошептала.

Все происходило как-то нереально: время остановилось, я уже не понимал, где нахожусь, что делаю, наяву это происходит или во сне. В полумраке комнаты я видел, как она, выгибаясь назад и запрокинув голову, выставив вперед и вверх большие крепкие груди с маленькими розовыми сосками, быстро, ритмично раскачивается на мне; ее руки переплелись с моими, она сжимала пальцы все сильней и сильней, впиваясь ногтями мне в плечи. Она все усиливала и усиливала темп толчков. И наконец она судорожно задергалась, приоткрыв рот, показывая белую полоску влажных зубов. Сдавленно, протяжно и радостно застонала и тут же, словно она скомандовала, меня тоже сотрясла невероятно сладкая, длинная судорога – я зажмурился и почувствовал, как тело мое становится невесомым, отрывается от постели и взмывает вверх, в сияющее ослепительным белым светом никуда.

Она обессиленно склонилась ко мне, обхватила и прижалась всем телом, не сдвигая ног и не отодвигаясь – я по-прежнему был в ней, – и ее распущенные, мягкие, пахнущие летом волосы закрыли мне лицо.

И тогда я понял – я счастлив.

Глава 14. ТЕРЕХИН

Ну вот, наконец-то.

Эта была первая ночь, когда я более или менее нормально спал. И лег для себя необычно рано, около полуночи, и отключился на редкость быстро.

Почему? Да потому, что сраному полнолунию пришел конец.

Спал я крепко, без сновидений, не говоря уж о кошмарах, – ничего меня не беспокоило. И проснулся точно по звонку будильника, в семь утра. Выглянул в окно – день обещал быть опять таким же жарким, как и вчера.

Настроение у меня было – зер гут: я даже запел вполголоса (хотя – насчет слуха – мне, честно говоря, медведь на ухо наступил), когда брился в ванной. И желудок вроде больше не болел. Катя, довольная тем, что моя бессонница закончилась, весело хлопотала на кухне, готовила завтрак.

Ни ночью, ни под утро из конторы звонков не было – значит, последние десять часов в поселке прошли спокойно и ничего особенного не случилось. Неужели убийства прекратились, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить?.. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что происшествий не было, а плохо, потому что душегуб все еще шастал на свободе. А пока я его не поймаю, сволочь паскудную, все равно не будет мне ни сна, ни покоя. Я быстро оделся, позавтракал и, чмокнув Катю в щеку, вышел из дому.

Машина уже ждала меня. Молчун Слава, мой постоянный водитель, кивнул мне вместо приветствия и с ходу рванул с места. Но прежде чем направиться в отдел, я велел ему сделать крюк и проехаться по улицам академпоселка – захотелось самому посмотреть, что там творится.

А там ничего не творилось.

Поселок обезлюдел: ни детей, ни прохожих, ни машин – никого и ничего. Даже собаки куда-то попрятались. За все время, пока мы крутились по узким улочкам, я заметил одного-единственного человека – местного почтальона, придурковатого безобидного малого с сумкой на плече. Как же его фамилия?.. А-а, вспомнил – Татуев. Он, не обращая на нас внимания и уставившись себе под ноги, неторопливо брел от одного дома к другому, засовывал вчерашние газеты в почтовые ящики на заборах. Тоже, умник. Кому они теперь нужны, газеты?..

Кстати, надо бы и его проверить: где был, что делал в последние ночи – придурок, придурок, а на самом деле кто знает, чем он ночами занимается. Сейчас у меня все в потенциальных подозреваемых ходят. Я положил это соображение в копилочку, чтобы сегодня же поручить проверку почтальона Михайлишину.

Больше высматривать здесь было нечего.

– В отдел, Слава, – сказал я.

Мы выехали из поселка. По неширокой грунтовке, чтобы было покороче, Слава погнал машину в райцентр. Мы миновали переезд – не тот, что у станции, а другой, на противоположном краю поселка, – и двинули по ухабистой дороге, вьющейся среди поля волнующейся под ветром ржи. Внезапно в машине резко, пронзительно заверещал звонок радиотелефона. Сердце у меня екнуло: неужели опять неприятности, мать твою?.. Я схватил трубку.

Так я и знал: звонил дежурный по отделу. Слушал я недолго – все было понятно и без длинных объяснений.

– Разворачивайся, Слава, – приказал я, швыряя трубку радиотелефона.

– Куда едем, товарищ майор? – насторожился водитель.

И я, громко, от всей души выматерившись, сказал ему, куда нам надо ехать.

* * *

Меня опередили.

Возле дома уже было полно народа. Мои сыскари и милиционеры, приехавшие на трех патрульных машинах. Санитары со "скорой" и кинолог с собакой, поспешно вылезавший из притормозившего газика. Да еще у ступеней, которые вели в уже полностью отремонтированное здание бывшего детдома, возбужденно гомонили человек пятнадцать работяг в комбинезонах и ярко-оранжевых строительных касках.

Михайлишин тоже был здесь.

– Кто его обнаружил? – спросил я у него, направляясь ко входу в здание следом за Сашей Поливаловым.

– Андреев, прораб, – кивнул он в сторону мужичка лет сорока, нервно курившего чуть в стороне. – Он первый пришел на работу и все увидел. Растерялся сначала, конечно, но потом позвонил дежурному. Тот вызвал на место дежурную группу и нас, а потом сразу связался с вами.

– А ты как здесь очутился? – спросил я Михайлишина.

– Я в райотделе ночевал, товарищ майор. Вернее, я до утра в лесу был, потом подумал – чего домой ехать, все равно скоро на службу – и решил в дежурке поспать. А в лесу…

– Ладушки, сынок, потом расскажешь, – прервал я его. – Что там внутри – видел?

– Еще не успел, товарищ майор. Вас ждал.

Мы быстро шли по длинному коридору первого этажа, из которого распахнутые двери вели в пустые, но уже полностью отделанные помещения. Звук шагов гулко отдавался под высоким сводчатым беленым потолком. Мы миновали небольшую проходную комнату, типа приемной, в которой стояли лишь широкий незастеленный топчан, рассохшийся стол и колченогий стул.