Воспоминания - Великая Княгиня Мария Павловна

В глубине души он несомненно предчувствовал, что ему уготовано судьбой; но это предчувствие не вызывало в нем ни горечи, ни сожаления, а лишь жгучее желание совершенствоваться. В последнее лето он все время писал. Казалось, вдохновение никогда не оставляло его. Он садился за машинку и без перерывов писал стихи, которые почти не требовали исправлений. Однако, несмотря на такую продуктивность и такой чисто механический способ письма, его стихи становились все лучше. Тогда мне казалось, что он чересчур торопится. Помню, однажды я ему сказала, что, извергая такие потоки стихов, он не успевает доводить их до совершенства.

Он сидел за столом, подперев одной рукой голову, а другой писал заметки на полях только что законченных стихов. Выслушав мои слова, он повернулся ко мне, и на его всегда бледном лице появилась печальная и загадочная улыбка.

— Все мои нынешние стихи являются мне в законченном виде; исправления только повредят им, нарушат их чистоту. Я должен писать. Когда мне исполнится двадцать один, я больше не буду писать. Все, что есть во мне, я должен выразить сейчас; потом будет слишком поздно…

И он продолжал работать. К лежавшей на краю стола пачке добавлялись новые листы звучных рифм. В хорошем настроении он рисовал очень удачные карикатуры. У него был целый альбом, где он рисовал забавные сценки из нашей семейной жизни. Рисунки были такие меткие и смешные, что мы не могли смотреть на них без смеха.

В то время мои сводные сестры были еще маленькими девочками, которые вели свою собственную детскую жизнь. Они были разными как внешне, так и внутренне. Старшая, Ирина, худенькая, задумчивая и впечатлительная девочка с правильными чертами лица, была похожа на отца. Вторая, Наташа, была веселой непоседой с курносым носом, пухлыми розовыми щечками и дивными белокурыми кудряшками. К своим младшим детям отец относился с исключительной нежностью, а они его боготворили.

Я никогда не умела обращаться с детьми: я слишком хорошо помнила свое детство, и все то, что меня удивляло и обижало в поведении взрослых, странным образом перенеслось на мои отношения с детьми. Я пыталась сблизиться со своими маленькими сестрами, пыталась показать им, что понимаю их лучше, чем им кажется, но все мои усилия были напрасными. Они меня не боялись; нельзя сказать, что они мне не доверяли; но по их понятиям я относилась к категории взрослых. Нас объединяло только одно — общая детская любовь к отцу. Это чувство оказалось таким долговечным, что даже сейчас наши отношения строятся главным образом на воспоминаниях о нем.

Девочки преклонялись перед братом и восхищались им. Володя пользовался этим и заставлял их выполнять все его желания. Репетируя с ними свои пьесы, он безжалостно их эксплуатировал, и они трудились по нескольку часов без перерыва. Польщенные его вниманием, сестры терпеливо сносили его грубость, ворчание и даже шлепки. Нередко он доводил их до слез, однако они всегда с готовностью брались за новую пьесу и были недовольны, если я или кто то из взрослых пытался защитить их от Володиного деспотизма.

4

В начале лета я поехала в Москву. В то время все советовали друг другу, как лучше спрятать драгоценности и деньги. Наши деньги и облигации конфисковали в самом начале революции, и то немногое, что у нас осталось, хранилось в частных банках. У меня было много драгоценностей, которые сами по себе составляли крупный капитал, и я хотела спрятать их в надежное место. Мне порекомендовали московский ссудный банк. Я последовала этому совету и, взяв шкатулки с драгоценностями, отправилась в Москву. Остановилась я в монастыре тети Эллы. Я не видела тетю несколько месяцев. В ее окружении ничего не изменилось, атмосфера осталась прежней, но меня поразил ее больной и измученный вид. Эта женщина, которая никогда не сидела на месте, теперь большую часть времени проводила в плетеном кресле с вышивкой или вязанием.

Мы много говорили о последних событиях и их причинах. Однажды вечером, рассказывая ей о жизни арестованного императора и его семьи, я добавила, что, если она хочет написать им письмо, я могла бы найти способ передать его.

Ее глаза потемнели, губы сжались. Она довольно резко ответила, что не может послать письмо; ей нечего сказать; они с сестрой давно перестали понимать друг друга.

Я промолчала. В ее ответе слышался отзвук того, что произошло между ними за два месяца до революции, во время их последней встречи. Тетя долго пыталась показать сестре–императрице, куда заведут ее — и всю Россию — лицемерные советники и узколобое невежество, и теперь ее предсказания оправдались.

Время от времени раздавались тревожные звонки. Совет рабочих и солдатских депутатов набирал силу, и с начала лета, особенно после приезда Ленина, судьба слабого Временного правительства была предрешена. Его свержения ждали каждую минуту. День восстания назначали не один раз, у многих людей якобы имелась достоверная информация о передвижениях и намерениях большевиков. Мы жили на слухах и предупреждениях доброжелателей, как правило, анонимных, которые в пылу страстей преувеличивали и даже искажали факты.

Однажды в начале июля поздно ночью, когда мы давно уже спали, раздался стук в дверь. Я проснулась и увидела на пороге своей спальни Марианну Зарникау, одну из дочерей моей мачехи от первого брака. Она сказала, что мы должны немедленно собраться и ехать в Петроград. Она приехала за нами на машине. Она получила информацию о том, что восстание большевиков намечено на следующий день и, помимо всего прочего, они намереваются въехать на броневиках в Царское Село и вырвать императора вместе со всей его семьей у Временного правительства.

Марианна с мужем примчались в Царское Село, чтобы предупредить нас. Мы оделись и поехали в Петроград. Но ничего не произошло, и на следующий день мы вернулись в Царское Село. Планы большевиков сбросить правительство провалились. Ленин и Троцкий уехали в Кронштадт, где с начала революции собирались преступные элементы. Они уже совершили несколько зверских убийств в тех местах, но у нас еще оставалось несколько недель относительного спокойствия.

Любовь

К Володе часто приходили друзья. Чаще других у нас появлялся Алек Путятин, младший сын князя Михаила Сергеевича Путятина, дворцового коменданта Царского Села. Иногда с ним приходил его старший брат Сергей, который служил в Четвертом снайперском полку. Это был блестящий офицер, он имел два ранения и был отмечен за героизм в бою. Он часто бывал в нашем доме; я знала его с детства, но во время войны мы почти не встречались. Он находился на фронте, а я — в Пскове, и наши отпуска не совпадали.