Ничего кроме надежды - Юрий Слепухин

– Сейчас заканчиваю и возьмусь за китель. Он не так уж и помялся, немного рукава, лацканы... Так мы вместе пойдем в полицию?

– Да, дело в том... понимаете, Ридель говорит, что нам придется объявить себя – ну, мужем и женой, иначе...

Таня расхохоталась, продолжая гладить.

– Какая прелесть! Видно, не судьба мне уйти от фиктивного брака, еще Попандопуло предлагал – помните, я рассказывала?

– Но... Татьяна Викторовна, – если у вас есть какие-то возражения...

– Нет, что вы! Это ведь нас ни к чему не обязывает, правда?

– Разумеется! – заверил, смутившись, Болховитинов. – Разумеется!

– Ну и прекрасно. Мне не придется изображать немку?

– Это мы все уточним с Риделем, но думаю, что не придется.

– А то немку я бы не смогла – все-таки акцент, да и вообще... – повесив на спинку стула отутюженные брюки, Таня взяла китель и, встряхнув, принялась укладывать на гладильной доске. – В карманах ничего?

– Простите?

– Я говорю – в карманах у вас тут ничего нет?

– Думаю, что нет... проверьте на всякий случай.

Таня проверила карманы, вынула из нагрудного туго скрученную бумажную трубочку и протянула Болховитинову.

– Какая-то любовная записочка, вы неосторожны!

– А, это не нужно... – он прошелся по комнате, думая о своем, машинально затолкал трубочку в щель рассохшейся двери. – Действительно, Татьяна Викторовна, за кого вам себя выдать? Если сказать, что русская, он может насторожиться...

– Ладно, – беззаботно сказала Таня, – посмотрим! Только знаете что – не называйте вы меня Татьяной Викторовной, это звучит как-то ужасно церемонно. Мы так давно знакомы, что могли бы просто по имени...

Болховитинов покраснел.

– Мысленно я всегда называю вас только по имени, – признался он.

– Называли бы и вслух.

– Но... вы меня называете по имени-отчеству, и...

– Да я тоже могу по имени! Вот возьму и скажу Кирилл. Кирилл, как поживаете? Как настроение, Кирилл? – она почему-то тоже покраснела и рассмеялась немного деланно, чтобы скрыть смущение.

– Спасибо, Танечка, какое же у меня может быть настроение в такой день? Самое превосходное. Одну минутку, простите – там, кажется, Ридель вернулся...

Риделя никакого не было, просто он почувствовал, что должен немедленно уйти из этой маленькой жаркой от послеобеденного солнца комнаты, наполненной ее голосом, ее смехом, ее присутствием; в полутемном вестибюле он походил от конторки к дверям, сосчитал висящие на доске ключи и сел в кресло, опершись подбородком на сплетенные пальцы. Что он делает? Хоть бы подумал – что потом будет. Как он сможет жить потом?

Так он просидел до возвращения Риделя. Войдя, тот стал кричать, что времени нет, погнал его переодеваться. Анне велел отрезать половину «репарационного» шпига и упаковать как-нибудь поэлегантнее. По пути в ревир он предупредил их, что говорить будет сам – они должны только слушать и поддакивать, не проявляя никакой инициативы.

– Кстати, – он обернулся к Тане, – вы когда-нибудь имели дело со здешней полицией?

– Нет, никогда.

– И в Аппельдорн к вам никто из них не приезжал? Может быть, просто на улице приходилось встречаться?

Таня подумала, покачала головой.

– Нет... Там у нас был свой, один на всю деревню, его мы знали. А здесь я ведь не так часто бывала, и... нет, не припомню, чтобы встречалась. Сегодня утром, конечно, там полиции было много, но я не думаю, чтобы они запоминали лица, в этой суматохе.

– Будем надеяться.

Принял их тот же толстый вахмистр – сочувственно хмыкнул, здороваясь с Болховитиновым, и сказал, что рад благополучному исходу дурацкой истории.

– Да, – подхватил Ридель, – моему коллеге везет на истории – выпутался из одной, влип в другую. Он ведь недавно женился, вот можете убедиться – фрау Болховитинов...

Таня, покраснев, сделала почему-то книксен – решив, что именно так должна вести себя новоиспеченная фрау. Вахмистр поклонился ей, поздравил Болховитинова и, предложив садиться, вопросительно уставился на Риделя.

– Как вы знаете, – продолжал тот, – коллега работал все это время здесь и долго хлопотал, чтобы жену отпустили к нему хотя бы ненадолго. И вообразите себе – вчера, когда фрау Татиана уже подъезжала к Везелю...

– Уважаемая фрау – немка? – перебил вахмистр.

– Нет, нет! Господин доктор-инженер Болховитинов – русский, вы же знаете. Что и послужило причиной испуга господина Клауверта... Кстати! – Ридель полез в портфель и достал пакет, аккуратно упакованный в пергаментную бумагу. – Господин Клауверт был сам так расстроен случившимся, что пожелал как-то возместить... Ну, и коллега подумал, что половина законнейшим образом принадлежит вам...

– Ах, нет! – вахмистр даже ладони перед собой выставил. – С какой стати, помилуйте!

– Не спорьте, господин вахмистр, это из самых дружеских чувств. – Ридель, привстав, сунул пакет через весь стол – прямо в выдвинутый немного ящик, который тут же задвинулся обратно.

– Ну, не знаю, разве что из дружеских, – сдался вахмистр. – Премного благодарен, господин доктор-инженер. Продолжайте, я слушаю...

Ридель сжато изложил суть дела. Вахмистр выслушал молча, помолчал, побарабанил пальцами.

– Да, – сказал он наконец. – История и впрямь затруднительная. Молодой даме следует вернуться к месту жительства, чтобы выправить копии документов...

– Но как? – подхватил Ридель. – Кто же сейчас может ездить взад-вперед, не имея на руках ни единой бумажки? Тем более что фрау – иностранка, тоже русская, как и ее супруг, это осложняет дело. Хотя она родилась в эмиграции, ее дед – генерал, приближенный к Санкт-Петербургскому двору, – был замучен большевиками, – все равно, вы понимаете – русское имя, сегодня в Германии это не самая лучшая рекомендация...

– Да, – задумчиво повторил вахмистр. – Я понимаю. Ну что ж, можно выдать такую справку... она, разумеется, не имеет юридической силы документа и действительна на ограниченный срок, но...

– Это именно то, что надо! – горячо заверил Ридель.

– Подождите здесь, я сейчас...

Отсутствовал он минут десять, потом вернулся с бланком и сел его заполнять.

– Имя и фамилия дамы?

Я лучше напишу на бумажке, – сказал Ридель, – это трудно воспринимается на слух...

– Тати-ана Больхо-ви-тинофф, – медленно прочитал вахмистр и, покрутив головой, стал буква за буквой переписывать на бланк. – Действительна в течение двух недель, – предупредил он. – Побудете здесь с супругом – недели, надеюсь, вам хватит, э? – и неделя на обратную дорогу.

– Да, конечно, спасибо, – прошептала Таня. Провожая их до двери, вахмистр придержал Риделя за локоть, попросил задержаться. Они уже дошли до отеля, когда Ридель их догнал.

– Да, – сказал он, – он не такой дурак, этот шупо! Прекрасно все понял.

– Как? – спросил Болховитинов.

– Да так. Даму он несколько раз видел, когда она восседала на фуре какого-то однорукого – не знаю, о ком речь. Хозяин ваш, что ли?

Таня закивала, испуганно прижав руку к губам.

– Я же вас спрашивал, – упрекнул Ридель. – Мало того, что на фуре, он видел вас сегодня в колонне, которая уходила из Аппельдорна. А вы его и там не заметили?

– Но почему же он все-таки выдал справку? – перебил Болховитинов.

– Почему, почему... Кило шпига по нынешним временам – это, милый мой, аргумент!

– Ну, с его-то возможностями...

– А какие у него «возможности»? Очень ограниченные, уверяю тебя. Как представитель власти, он не может прийти к крестьянину и спросить, не продаст ли тот мяса или сала; это служебное преступление, за которое можно в один миг вылететь отсюда на Восточный фронт. А просто так ему никто не предложит, крестьяне всегда и везде недолюбливают полицию. Так что клаувертовский шпиг сработал без осечки – я еще раз убедился в своих организационных способностях. Но было, я думаю, и другое соображение: зачем ему, скажи на милость, проявлять служебное рвение в канун разгрома? Я не уверен, что он оказался бы таким же снисходительным еще год назад...

– Не понимаю только, зачем он тебе все это сказал? Ну, догадался и догадался, держал бы свою догадку при себе.

– Очень просто: он меня предупредил, что даме следует отсюда исчезнуть, и чем скорее, тем лучше. Если бы не десант, все было бы проще, но в связи с близостью боевой зоны здесь наверняка начнутся особые строгости.

– Как же мне теперь быть, – упавшим голосом сказала Таня, – куда я могу исчезнуть? Лучше уж, наверное, было бы вообще к нему не ходить... По крайней мере, не привлекла бы к себе внимания, а теперь он будет нарочно следить, уехала я или не уехала...

– Ничего, ничего, – успокоил Ридель, – бумага получена, это уже кое-что, остальное додумаем. Ладно, я вас пока покину, мне пора. Новобрачным желаю приятно и не без пользы провести время, а завтра я позвоню в отель. Счастливо, дети мои!

– Славный он, этот ваш Ридель, – сказала Таня, когда он удалился.