Хрустальный грот - Мэри Стюарт

Она остановилась. Все молчали. Я вспомнил, как она рассказывала мне в детстве сказки. В зале ничто не двигалось, но я почувствовал, как вздрогнул человек, стоявший рядом со мной, словно борясь с желаньем отойти подальше. Красные губы королевы разомкнулись, то ли от удивления, то ли (как я полагал) от зависти.

Мать глядела на стену у короля над головой.

— Я подумала, что это был сон или игра девичьего воображения, вызванная лунным светом. Я легла в постель и никому ничего не сказала. Но он приходил снова. И не только ночью и не только тогда, когда я оставалась одна. Я поняла, что это не сон, а дух-знакомец, которому что-то от меня нужно. Я молилась, и все же он мне являлся. Когда я сидела над прялкой вместе с другими девушками или когда в погожие дни гуляла по саду моего отца, я ощущала его прикосновение на своей руке, в моих ушах звучал его голос. Но в те мгновения я не видела его, и, кроме меня, его никто не слышал.

Она схватила крест у себя на груди и крепко стиснула его. Движение было таким естественным и непосредственным, что я удивился, но вскоре понял, что она искала в кресте не защиты, а просила прощения, и подумал про себя, что, изрекая ложь, бояться ей следует не христианского бога; тяжкая кара ждет тех, кто лжет, говоря о силе. В устремленных на нее глазах короля, как мне показалось, светилось неистовое торжество. Жрецы же глядели на нее так, как будто готовы были съесть ее духа живьем.

— Так шли недели, всю ту зиму он являлся ко мне. Он приходил по ночам. Я никогда не оставалась в своих покоях одна, но он проникал сквозь двери, и окна, и стены и ложился со мной. Я больше не видела его образ, но слышала голос и чувствовала его тело. Затем, когда я понесла ребенка, он покинул меня. — Она помолчала. — Спроси людей, и тебе расскажут, как мой отец велел меня сечь и запереть под замок и как после рождения ребенка он отказывался дать ему имя, подобающее принцу и христианину, но поскольку мальчик родился в сентябре, он назвал его по имени бога небес, скитальца, у которого нет другого дома, кроме сотканного из воздуха и ветров. Но я дала ему еще и имя Мерлин, потому что в день, когда он родился, дикий сокол влетел в окно моего покоя, сел на мою кровать и поглядел на меня глазами моего возлюбленного.

При этих словах она бросила на меня короткий, как вспышка, взгляд. Значит, это было правдой. Как и имя Эмрис, которым она назвала меня наперекор всем; хотя бы эту частицу отца она для меня сохранила.

Ниниана отвела взгляд.

— Полагаю, милорд, мои слова тебя не особенно удивят. До тебя, верно, доходили слухи, что мой сын не такой, как другие мальчики… Нельзя все время молчать, и я знаю, что многие перешептывались, но сейчас я открыто говорю правду и молю тебя, милорд Вортигерн, позволить моему сыну и мне мирно удалиться в наши святые обители.

Она замолчала, и в зале повисла томительная тишина. Мать склонила голову и вновь надвинула на голову капюшон, пряча под ним лицо. Я наблюдал за королем и людьми, стоявшими за его троном. Я ожидал увидеть его ярость, нахмуренные брови, нетерпение, но, к моему удивлению, его лицо прояснилось и король улыбнулся. Он открыл рот, чтобы ответить моей матери, но королева опередила его. Она наклонилась вперед, облизнула свои красные губы и в первый раз за все время обратилась к жрецам:

— Моган, это возможно?

На ее вопрос ответил высокий бородатый священник. Он говорил без колебания, учтиво и на удивление воодушевленно:

— Да, моя госпожа, такое возможно. Кто не слышал о созданиях воздуха и тьмы, которые процветают за счет смертных мужчин и женщин? В моих исследованиях и во многих прочитанных мною книгах я сталкивался с рассказами о детях, рожденных на свет именно таким образом. — Он смерил меня взглядом, теребя бороду, затем обратился к королю: — И впрямь, милорд, мы имеем свидетельства древних. Они отлично знали, что некоторые духи, блуждая ночью между землей и небом, сожительствуют со смертными женщинами, обретая мужскую плоть. Вполне вероятно, что эта госпожа королевской крови — эта благочестивая леди — пала жертвой такого создания. Мы знаем, и она сама подтвердила нам это, что много лет люди судачили на этот счет. Я сам разговаривал с одной из ее служанок, которая сказала, что это дитя — плод не смертного мужа, а самого дьявола, поскольку ни один мужчина не был близок с ее госпожой. Да и о самом ее сыне еще в те дни, когда он был совсем мал, мне довелось услышать много странного. Я верю, король Вортигерн, что она сказала правду.

Никто больше не смотрел на Ниниану. Все взоры обратились ко мне. На лице короля читалась смесь ярости и невинности; так радуется ребенок или дикий зверь, видя приближающуюся жертву.

Сбитый с толку, я придержал язык, ожидая, что будет дальше. Если жрецы и колдуны Вортигерна поверили моей матери, а король поверил жрецам, то я не видел в этом никакой опасности для себя. Не было даже намека, который обратил бы мысли присутствующих к Амброзию. Моган и король, казалось, охотно ступили на тропу, указанную моей матерью.

Король глянул на моих стражей. Когда мать закончила свой рассказ, они отступили от меня, без сомнения, опасаясь стоять так близко к порождению демона. По знаку короля они снова приблизились ко мне. Воин по правую руку от меня по-прежнему держал обнаженный меч, но опустил острие так, чтобы моя мать не видела оружия. Рука с мечом то и дело подрагивала. Человек слева незаметно потянул меч из ножен. Оба стража тяжело дышали, и от них веяло страхом.

Жрецы с умудренным видом кивали, а некоторые, как я заметил, сложили перед собой знак, призванный охранить их от чар. Было очевидно, что они верили Могану, верили моей матери и видели во мне отродье дьявола. Все, что случилось, лишь подтвердило их собственные верования и старые слухи. По сути, именно для этого ее и привезли сюда. Теперь они смотрели на меня с удовлетворением, но и с затаенным страхом.

Мой страх улетучивался. Я подумал, что начинаю понимать, что им нужно. Суеверность Вортигерна давно стала легендарной. Я вспомнил, как Диниас рассказывал мне о крепости, которая постоянно разрушалась сама собой, а также байки королевских колдунов о том, что это место якобы заколдовано.

Вполне вероятно, слухи о моем происхождении, а также способности, которые я проявлял в детстве, до того, как убежал из дому, о которых упоминал Моган, заставили их предположить, что я могу помочь им советом или волшебством. Если это так и меня привезли сюда из-за этой приписываемой мне силы, то я, похоже, нашел способ помогать Амброзию прямо из вражеского лагеря. Возможно, в конце концов, именно для этого привел меня сюда мой бог; возможно, он и теперь направлял меня. «Ступи на его тропу…» Что ж, использовать можно лишь то, что есть под рукой. Пусть мне и не хватало силы, у меня оставались знания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});