Детектив с одесского Привоза - Леонид Иванович Дениско

глазами, затем заговорил снова:

— Не подумайте, что это бред сумасшедшего, не ищите в моих словах логики. Мимо! Такое состояние, как у меня сейчас, бывает от счастья, удачи или наоборот — от отрицательных эмоций... Имея радикулит, легко демонстрировать несгибаемость. Не только мне, но и вам будет хуже, если я сейчас потеряю сознание. Я и говорю исключительно для того, чтобы не отключиться. «Скорую помощь» вызвать не успеете, очень прошу — потерпите еще немного... От прежних моральных и физических травм я начал страдать вегето-сосудистой дистонией. Чтобы сбить давление, мне сейчас достаточно сделать укол простенькой магнезии. И я сразу почувствую, как по всему телу побежит горячая волна и исчезнет эта полуобморочная тошнота. Я боюсь потерять власть над собой, мне надоело холодеть от подсознательного страха. И среди орлов бывают пуганые вороны. Вот оно — начинается самое страшное... Такое впечатление, что все из головы переливается в грудь, в живот... Точно! Чтобы не захлебнуться собственными мозгами, я боюсь глотать слюну, боюсь даже вдохнуть воздух... Клин вышибают клином... Дайте стакан водки... Только быстрее, иначе будет поздно... Алик знает где...

Лицо Черевика то краснело, то белело, то становилось каким-то пепельным.

В группе захвата старшим был подполковник Артамонов. Оперативники посмотрели на него, и он коротко бросил:

— Дайте.

Оперативники налили в стакан водки. Черевик выпил, закусил огурцом. Посидел молча с минуту, затем вскочил, мотнул головой, улыбнулся и заговорил, обращаясь непосредственно к Забаре:

— Знаете, я не привык к роли невинной жертвы. Потребность приносить себя в жертву может возникнуть разве что у молоденькой монашки. Это я к тому, что вы конечно же не оставите меня в покое. Но... Пока против меня не возбуждено уголовное дело, пока не началось официальное следствие, я не обязан отвечать ни на один ваш вопрос. Вы должны все тщательно проверить. Это ваша обязанность, я знаю. Доказательства нужны двоим: тому, кого в чем-то подозревают, и прокурору. В Николаеве вы ничего интересного не найдете, посему предлагаю как можно быстрее вернуться в Одессу. Хотя... и там, кажется, вы сможете пригласить меня в райотдел милиции разве что на чашку чая. Зато в Одессе я смогу встретиться с прокурором. В вашей «фирме» любят говорить о справедливости. Есть законность, права личности, так называемая презумпция невиновности. Как же быть с этим? Или это пустой звук? Опять взялись за старое — подозревать, арестовывать, искоренять несуществующее зло? Лучше нескольких невиновных посадить за решетку, чем оставить одного преступника на свободе? Да?

Черевик, вопреки своим словам, быстро входил в роль невинной жертвы. Даже глаза его стали печальны, а в голосе уже не чувствовалось ноток гнева.

— Вы говорите по сути, а мы проверим, — ответил Забара на длинную тираду Черевика. — Иначе в нашем деле никак нельзя, справедливость — прежде всего. Истина — это истина, а ложь — это ложь. Уголовный процесс имеет достаточно надежных способов, чтобы отличить одно от другого. Возникнут сомнения — они будут толковаться в пользу обвиняемого. Вам это хорошо известно. Так что, если вы не совершили ничего противозаконного, не надо переживать, волноваться.

— Да, попробуй вам что-то доказать...

— Попробовать надо — это единственное, что вам остается. Допрос проводят тогда, когда задержанный не хочет признавать свою вину. И вы хорошо понимаете, что ваш арест — никакая не случайность. А дальше все пойдет по обычной схеме: следствие, суд...

— Приберегите лучше свои популярные лекции для какого-нибудь дурачка, — ухмыльнулся Черевик. — С меня хватит. Везите скорее в Одессу, там будем вести душевный разговор.

4

На первом же официальном допросе Котя Черевик начал выкручиваться, строить из себя наивного простачка, или, как говорят в воровском мире, начал «ломать Ваньку»:

— Да что вы такое говорите?! Какие могут быть квартирные кражи в моем теперешнем положении? Я же больной. У меня вегето-сосудистая дистония. И вообще для кражи должно быть особое вдохновение. К тому же сейчас чем меньшим ты обладаешь, тем меньше обладают тобой...

— Константин Владимирович, — прервал Черевика следователь Дунаев, неторопливо переворачивая бумаги в папке. Этим он давал понять, что не спешит, разговор будет долгим. — К моему большому сожалению, мы с вами вот уже третий раз встречаемся по разные, так сказать, стороны стола. Вы что, к нашей теперешней встрече специально изучали язык дипломатов, философию, логику, психологию и даже крылатые выражения? В Николаеве словоблудием занимались, сейчас на допросе тоже хотите этим заняться? А нам надо поговорить об очень конкретных вещах — о квартирных кражах. И для меня никакого значения не имеет: совершили вы их по вдохновению или по рассеянности.

— Ну что вы! — развел руками Черевик. — По рассеянности можно только сдать хорошую карту соседу. А квартирные кражи... Да, они, к сожалению, как вы правильно употребили это слово, гражданин капитан, еще случаются. Я назвал вас не «товарищем», а «гражданином» не потому, что, мол, знаю свое место. Скажи я «товарищ», вы начнете протестовать, я в ответ — то же, и мы будем зря терять драгоценное время. Я понимаю: раз кражи случаются, то их надо на кого-то «вешать». И в первую очередь — на бывших воров. Вот вы и хотите припереть меня к стенке. Только почему вы думаете, что воздвигать эту стену я буду собственными руками?