Два брата (др. ред.) - Александр Волков

Члены консилии хранили благоразумное молчание. Они обдумывали смелый план царя. Не шутка — сунуться с сухопутным войском в Швецию.

Наконец слово взял старший из всех по званию, генерал-адмирал Апраксин, первый из русских моряков добившийся столь высокого чина; по морскому ведомству сам царь, имевший чин вице-адмирала, был у Апраксина в подчинении.

— Поелику неприятель не склонен к миру и всяческие задержки на Аландах строит, полагаю, что мнение господина вице-адмирала единственно справедливое. Но допреж действа надобно языков достать и разведку добрую сделать. И коль скоро уведаем для нас желательное, пошлем в сторону норда[217] и даже до самого Стокгольма две знатные партии — разорение учинить.

Контр-адмирал Сиверс сказал:

— Слышно, что неприятель у Стокгольма фарватер[218] и подходы к городу зело укрепил; того ради считаю, что надобно с кораблями к Аландам приблизиться, дабы прикрывать галеры, кои у Стокгольма действовать будут.

Интересную мысль высказал генерал-лейтенант Бутурлин:

— Следует посылать немалые партии разорять и жечь дворянские имения, отчего, надеюсь, придет швед в немалый страх. А господа дворяне и возбранить могут своим правителям продолжать войну, того ради, что они имеют вольный голос…

К этому мнению присоединились князь Голицын, вице-адмирал Змаевич и многие другие.

— Чинить по сему! — заключил Петр.

30 июня 1719 года русский флот отошел от Гангута и двинулся через Балтийское море. Корабли остановились у Лемланда,[219] а генерал-адмирал Апраксин с галерным флотом пошел к берегам Швеции.

* * *

Ранним июльским утром пехотная команда Кирилла Воскресенского выступила с ночлега по направлению к шведскому городу Норчепингу.[220]

Осуществилось давнишнее намерение царя Петра: перенести войну на шведскую территорию, и в этом ему не помешали ни интриги, ни прямые угрозы английского двора. По всей Швеции широко распространился слух, что на помощь ей на всех парусах идет сильный английский флот под командованием адмирала Норриса. Но где был этот флот, никто не знал. А тем временем тридцать русских кораблей, сто тридцать галер и сто малых судов перевезли войска царя Петра через Балтийское море. Две десантные армии высадились на шведском берегу: одной командовал генерал-адмирал Апраксин, другой — генерал-майор Ласси.

Отряд Кирилла Воскресенского входил в состав армии Апраксина.

Кирилл ехал на лошади впереди своего батальона, поглядывая назад и покрикивая на солдат, чтобы они не отставали. Он был в прекрасном настроении.

«Ежели в этой войне отличусь, — весело думал Кирилл, — глядишь, следующий чин получу. А там дальше, дальше…»

Приятные размышления Воскресенского были прерваны возвращением трех солдат, посланных в разведку.

— Направо, за рощей, усмотрели мы завод, господин капитан-поручик! — доложил унтер.

— Войсковая охрана есть?

— Так точно, есть! По нас стреляли, но мы, не принимая боя, отретировались.[221]

— Мы пойдем охватывающим движением! — решил Воскресенский.

Собрав младших офицеров, он распределил между ними обязанности.

Бой был недолог. Шведские силы, численностью до трех рот, не выдержали штыкового удара и начали отступать; их отступление обратилось в паническое бегство, когда они заметили, что русские обходят их с флангов. Часть беглецов была перебита, остальные сдались в плен.

Заводы Норчепинга стали военной добычей русских.

Казаки Апраксина появились в десяти верстах от Стокгольма.

Казаки на своих низеньких, выносливых лошаденках снискали славу неуловимых и неуязвимых воинов; перед большими шведскими силами они рассеивались, как дым, но вдруг появлялись с тыла и уничтожали шведские отряды. Шведское правительство растерялось, но получило неожиданную поддержку от Англии: адмирал Норрис с большим флотом появился в Балтийском море. Это было прямое предательство по отношению к России, державе, связанной с Англией союзным договором. Великобританские министры думали, что вид мощного флота, крейсирующего вблизи русских берегов, толкнет Россию на уступки в шведском вопросе.

Царь понял действия англичан как прямую угрозу. 7 июля он послал адмиралу Норрису письмо и потребовал объявить письменно, с какими намерениями явился Норрис так неожиданно, без предварительного соглашения и даже без уведомления:

«Ежели не обнадежите, но приблизитесь со своею эскадрой к нашему флоту или землям, то мы принуждены будем то молчание ваше принять за знак противности и злого намерения против нас и примем свои надлежащие меры по воинскому резону.

Пребываем в прочем к вам, господин адмирал, склонный приятель».

Боевой задор почтенного адмирала падал по мере сближения двух флотов. На запрос царя Норрис ответил кисло-сладким письмом. Он заявил, что прибыл только для оказания покровительства английскому купечеству (которого и без того никто не трогал) и для утверждения согласия между союзниками. Норрис удивлялся, что царю это неизвестно. Он выражал лицемерную надежду, что его прибытие с флотом не нарушит добрых отношений между русским и английским дворами.

28 июля русский контр-адмирал Гордон узнал о предательских действиях короля Георга. Расточая русскому царю уверения в дружбе, Георг старался подкупить прусского короля. Он предлагал Фридриху-Вильгельму двести девяносто пять тысяч фунтов стерлингов за то, чтобы король вышел из Северного союза. В Лондоне шли споры о том, не следует ли послать в Балтийское море вторую эскадру, под командой адмирала Мигельса.

Обо всем этом стало известно царю, и его не могли обмануть лживые изъявления дружбы.

В следующем письме к царю Петру Норрис приоткрыл свои карты: он признал, что явился с флотом в Балтику не только для защиты английских подданных, но и для посредничества между Россией и Швецией, и чтобы «пособить и подкрепить такое посредничество», Норрис, явно превышая свои полномочия, предлагал русским прекратить враждебные действия против шведов.

Но настояния английского адмирала не оказали ни малейшего воздействия на твердую политику Петра: русский царь продолжал действовать так, как будто ни одного английского судна не было у русских берегов.

21 августа Петр прислал на Аланды приказ своим уполномоченным:

«Повелеваем вам быть на том конгрессе еще одну неделю для ожидания из Швеции прибытия назначенных от королевского величества министров. Но ежели шведские министры станут предлагать о мире с нами прежние свои кондиции, то вам тот конгресс разорвать и ехать с Аланда к нашему двору…»

Шведы на уступки не пошли: к этому побуждала их Англия.

Русская делегация выехала с Аландов.

Так закончился Аландский конгресс, длившийся около полутора лет.

Осенью русские войска покинули шведские берега. Кирилл Воскресенский за боевые подвиги был произведен в капитаны второго ранга и получил в командование фрегат. Адмиральский чин стал казаться Кириллу близким, достижимым.

Глава XXI

ТОРЖЕСТВО РУССКОГО УМЕЛЬЦА

Испытания порохов происходили в безветренный серенький зимний день. Посреди огромного плаца[222] одиноко торчала высокая мачта, расчерченная делениями, а возле нее была вертикально установлена медная мортирка. Около царя Петра стояли Меншиков, генерал-фельдцехмейстер Брюс, генерал-адмирал Апраксин и многие другие сановные зрители. Испытаниям этим царь придавал большое значение.

Поодаль толпился простой народ.

Чтобы простонародье не теснило знатную публику, плац был оцеплен солдатами того батальона, где служил Илья Марков.

Накануне Илья побывал у брата и знал, что Егору предстоит доказать превосходство русского умельца над иноземным мастером. Илья пренебрежительно отзывался о работе Егора над тростями, табакерками и прочими безделушками, но к его изысканиям по пороховому делу относился с уважением, понимая всю их важность.

Илья нетерпеливо ждал начала испытаний.

Егор Марков очень волновался. Но еще более был взволнован Елпидифор Кондратьич, которого буквально трясла дрожь. Ракитин уговаривал обоих:

— Егорша! Елпидифор Кондратьич! Ну что вы так растерялись? Чисто маленькие! Знаю я, что наши пороха верх возьмут!

— Это еще как сказать, — возразил Бушуев. — Немец — он тоже хитер…

— Немец хитер, а русский умен, — отрезал Иван Семеныч. — А хитрости супротив ума николи не выстоять!..

С другой стороны мачты сгруппировались иностранцы: Питер Шмит, его жена и несколько голландских купцов. Шмит бросал на русских враждебные взгляды и тихонько переговаривался с земляками.

Секретарь Петра, Алексей Васильевич Макаров, держал записную книжку и свинцовый карандаш: он должен был записывать результаты испытаний.