Проклятие любви - Тамара Лей

— Я недоволен, — буркнул старик, взглянув на сына.

— Я вовсе не старался доставить тебе удовольствие, — ответил рыцарь, словно не замечая родительского гнева.

Положив руку на плечо Райне, он пошел с ней к помосту, где сидел король.

— Твоему отцу я не понравилась, — прошептала она.

— Его одобрение меня больше не волнует. Если ты ему не понравилась, то это его дело.

Ей было не по себе, когда она садилась рядом с ним. Обед показался девушке испытанием сродни прогулке по иголкам… раскаленным иголкам. Выпивая кубок за кубком, Вильгельм пришел в хорошее расположение духа. За два часа, прошедших с начала пира, Райна прониклась уважением к этому человеку. Нет… девушка была очарована умом и обаянием проклятого, как ей прежде казалось, короля.

Когда обед подошел к концу, вокруг Вильгельма собрались рыцари для обсуждения каких-то вопросов, которые тот оставил на десерт. Король забыл про шутки и говорил сухо и деловито. Перед рыцарями предстал уже не весельчак, душа общества, а суровый властелин.

Как и предполагала Райна, ее и Элан выпроводили из зала, и они сидели в комнате Максена. Удивительно, но никто этому не воспрепятствовал. Там можно было подслушать разговор. Вероятно, ей удастся узнать причину появления войска в Этчевери. Впрочем, ей казалось, это она уже знает.

Она прекрасно понимала, что стоять около ширмы и подслушивать при Элан некрасиво, но девушка все же пошла на это.

— Я слышал, что противник находится к северу от Этчевери, — раздался басовитый голос Вильгельма. — Один день езды.

— Он говорит об Эдвине? — осведомилась Элан.

Саксонка повернула голову, увидела стоящую рядом норманнку и вздохнула с облегчением — значит, та не находит в ее поступке ничего плохого. Что поделаешь, женское любопытство — порок.

— Да, думаю, о нем, — подтвердила Райна.

Хотя другие упоминали о Харволфсоне не иначе как о «волке», Вильгельм не употреблял это устрашающее прозвище.

— Говорят, он готовится к тому, что называет «последней битвой», — продолжал король. — И через две недели намерен напасть на Лондон.

Рыцари взволнованно зашумели.

— Но не он, а я нападу на него, — твердо произнес Вильгельм. — Утром мы двинемся в путь, а через день его кровь окропит землю, как когда-то кровь Гарольда.

Райна вздрогнула, а Элан сморщила свой прелестный носик.

— Максен Пендери, ты готов выступить со мной?

«Как будто у него есть выбор?» — подумала саксонка, ощутив, как тревожно забилось сердце.

— Я и мои люди, — ответил рыцарь, — выступят вместе с вами, милорд.

— Гай? — едва не задохнулась Элан и, схватив руку Райны, трясла ее до тех пор, пока саксонка не посмотрела на нее. — Он не может говорить о Гае? — умоляюще спрашивала она побледнев.

Ничем утешить ее нельзя, а ложь обнаружится утром, поэтому Райне ничего не оставалось делать, как кивнуть.

— Возможно, ты ошибаешься, Элан, потому что Гай — правая рука Максена, самый уважаемый здесь человек.

И тут ей пришлось броситься на помощь норманнке, которая грузно осела на пол.

— Элан.

Девушка закатила глаза и, как сноп, упала на ее руки.

— Ох, Элан! — застонала Райна. — И почему ты такая слабенькая!

Держать на руках ее было тяжело, и Райна опустилась с ней на пол, положив ее голову себе на колени.

— Господи, приди же в себя!

Через несколько минут норманнка открыла глаза.

— Боже, скажи мне, что это неправда…

— Прости, но я не могу, — огорченно прошептала Райна.

Глаза Пендери затуманились слезами:

— Я никогда никого не любила до Гая. Я не могу потерять его.

Можно подумать, Райна мечтала потерять Максена!

— Знаю, — проговорила она, отбрасывая прядь с мокрого лба норманнки. — Но мы должны быть сильными и верить.

— Как я могу? Я так ослабла из-за беременности, что у меня даже не хватает сил пережить день.

Девушка прижала ладонь к животу:

— Скоро я от него избавлюсь.

— Не говори так, — отрезала Райна. — В чем виноват младенец? — Неловко цовернувшись на бок, Элан села, потом с трудом поднялась.

— Ты права, — неожиданно согласилась Пендери. — Это только моя вина и ничья больше.

Чувствуя, что та готова признаться, Райна спросила:

— Даже не Эдвина?

Элан, взглянув на нее, отвела глаза.

— Конечно, это его вина, но если бы я по глупости не оказалась одна в лесу, этого бы не случилось.

Когда-нибудь, но не сейчас, она скажет правду. В этом Райна не сомневалась. Вздохнув, саксонка тоже поднялась.

— Я знаю, что другое ты хотела услышать, Райна, но именно это со мной произошло. Поверь мне.

Что толку спорить? Это ничего не даст. Отвернувшись от Элан, она снова стала прислушиваться к разговору в зале. Оттуда доносился приглушенный разговор, словно ряды гостей поредели. Девушка осторожно выглянула из-за ширмы. Еще недавно возле помоста толпилась добрая сотня рыцарей, а сейчас их было не больше дюжины.

Что произошло за то время, когда она занималась Элан? Сказано ли было о чем-нибудь важном? Саксонка посмотрела на Максена и короля, сэра Гая и Пендери-старшего, окинула взглядом остальных. Все говорили одновременно и негромко, так что не удавалось разобрать слова.

— Что они болтают? — повиснув на Райне, спросила Элан.

— Я ничего не могу разобрать.

Райна и Элан отошли от ширмы.

— А как ты думаешь, о чем они говорят?

— Обсуждают свой поход. Я в этом уверена.

Выпятив живот, Элан прислонилась к спинке кровати и медленно опустилась на нее.

— Надо молиться, — она сложила руки перед собой. — А ты?

Молящаяся Элан? Та Пендери, которую она знала, даже и помыслить не могла об этом. Но ведь тут любовь, не так ли? А любовь может круто изменить всю жизнь.

— Я буду молиться с тобой, — наконец сказала саксонка и опустилась на колени.

— Мы почти стали подругами, да? — осторожно спросила норманнка и, закрыв глаза, зашевелила губами.

«Странные какие-то подруги», — подумала Райна, но не стала в это углубляться. Мир всегда лучше ссоры.

— Что будет? — спросила Райна, когда после ночной прогулки с королем возвратился Максен.

Вытянувшись рядом с ней на соломенной подстилке в зале, рыцарь прижал ее к себе:

— Что будет, или что я сделаю?

— Не увиливай от ответа.

— Ну, наверно, все-таки сражение, хотя я дал королю повод для размышления.

— Ну и как?

— Ты помнишь, я говорил, что готов пожертвовать Этчевери, если это приведет к миру?

— Конечно, помню.

— Вот об этом я и говорил с Вильгельмом.

Сердце девушки зашлось от боли — так она боялась за человека, которого любила больше всего на свете.

— И что он ответил?

— Король назвал меня трусом.