Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Волей судьбы к его назначению на эту должность был причастен и я, положительно отрекомендовав Ваху Ибрагимова в октябре 1991 года в присутствии вице-президента РФ Александра Руцкого, министра внутренних дел РСФСР Андрея Дунаева и его первого заместителя Евгения Абрамова. На вопрос Руцкого, известен ли мне Ибрагимов, я честно ответил, что знаю его как волевого, знающего командира, с которым часто встречался на сборах еще в ту пору, когда сам был комбатом в Ростовском полку, а Ибрагимов — комбатом в полку Пятигорском. Орджоникидзевское училище он окончил на год раньше меня. Ко всему прочему был Ваха чеченцем по национальности, и, возможно, именно эти мои слова так воодушевили Руцкого, что он тут же поручил Дунаеву готовить документы именно на Ибрагимова. Хотя было известно, что уже некий Даудов, тоже претендовавший на эту должность, ходил за Дунаевым буквально по пятам и не без оснований поглядывает на вожделенное кресло. Оно хоть и беспокойное, но все же генеральское!

Несмотря на заступничество Руцкого, кандидатура Ибрагимова почему-то «зависла» на несколько недель, пока министерством реально управлял Алсултанов, как оказалось впоследствии, сторонник Дудаева. Управлял именно в те дни, когда твердый и полномочный министр мог бы взять ситуацию под контроль. Ваха названивал мне в Ростов, жалуясь на то, что, вопреки договоренностям, его не назначают. И я, в свою очередь, уже на него полагался. Доложил Руцкому, что его решение не выполняется. Александр Владимирович выругался и пообещал, что примет крутые меры. Это помогло. Вскоре Ваха прочно обосновался в МВД и даже успел получить генерал-майорские погоны.

Все это разом рухнуло в тот день и час, когда волна боевиков, казалось, надежно была остановлена еще на подступах к зданию республиканского МВД.

Раздосадованный Дудаев уже ставил задачу на штурм, а мой заместитель генерал-майор Юрий Анатольевич Косолапов, находящийся в Грозном на территории 506-го полка, в свою очередь, докладывал мне, что батальон не дрогнет и готов отразить нападение, когда навстречу боевикам вдруг неожиданно вышел Ваха Ибрагимов, до этого казавшийся невозмутимым. Поговорив о чем-то с боевиками, он вернулся в министерство и заявил находящемуся там же заместителю министра внутренних дел России генералу Комиссарову буквально следующее: «Я слагаю с себя полномочия министра внутренних дел. Против воли народа я не пойду». В общем — сдался без боя. Следом и чеченский ОМОН решил не испытывать судьбу. Вот так позиция министра в конце концов и решила судьбу здания МВД.

Комбат доложил Косолапову, Косолапов — мне. Я сказал: «Там на месте есть заместитель министра внутренних дел России генерал Комиссаров. В данном случае мы оказывали помощь, были приданы для усиления. Пусть Комиссаров и принимает решение, сообразное обстановке. Скажет: «Уходим!» — значит, уйдем, скажет: «Драться!» — будем отражать нападение».

С кем советовался замминистра, я не знаю, но его решение — однозначное — было мне вскоре сообщено: «Батальон убывает к месту постоянной дислокации в Черноречье». Но одно дело сказать, другое — осуществить. Стойкий батальон под командованием Сергея Демиденко, того самого, который еще в Карабахе чуть было не сбил мой вертолет из крупнокалиберного пулемета, приняв его за вертолет боевиков, действовал самоотверженно. Ему самому досталось еще у здания МВД: пытались бить, сорвали погоны… Когда понял, что просто так уйти не дадут, обратился к чеченским старикам с просьбой о подмоге и немедленно ее получил. Так и уходили на БТРах, на автобусах, где солдаты сидели вперемешку со стариками. В противном случае чеченские юнцы рванули бы в рукопашную. Что бы случилось потом — даже страшно представить. Но может оттого и не рванули, потому что догадывались — и в Черноречье батальон окажется как в клетке. Там уже все было готово к штурму.

Дудаев не мог простить батальону Демиденко, что он не дрогнул при защите здания МВД республики, продемонстрировав таким образом, что власть чеченских сепаратистов все же имеет свои границы. Полномочия главы республики, которыми Дудаев реально обладал и с которыми вынужден был считаться федеральный центр, позволяли ему убирать и назначать республиканских министров, но их оказалось недостаточно, чтобы смести горстку солдат внутренних войск.

Они ушли, но ушли достойно. Потому, что получили соответствующий приказ командования. Потому, что не проявил волю министр Ибрагимов, тот самый человек, в оперативном подчинении которого они находились в соответствии с законом о внутренних войсках. Потому, что их мужество становилось неким уроком на будущее, из которого сам собой напрашивался вывод: не буди лихо, пока оно тихо…

Городок был блокирован в Черноречье, причем со стороны боевиков неоднократно открывался автоматический огонь по крыше и окнам казармы, по часовым. Так продолжалось неделю, пока не последовало решение Дудаева о том, что специальный моторизованный батальон ВВ в течение трех суток должен покинуть территорию Чечни без оружия и техники. А чтобы ни у кого не оставалось иллюзий, вскоре начался штурм городка. По сути везде шел рукопашный бой, прекращавшийся только тогда, когда чеченцам требовалась передышка. Держались до последнего, пока не получили и на этот раз однозначный приказ командования: уходить, сдав оружие и технику представителям чеченского МВД. Но это было уже другое, возглавляемое Алсултановым и контролируемое Дудаевым, министерство, в котором не было ничего российского, включая вывеску у дверей.

Сам Демиденко — человек смелый и порядочный — все, что было в его силах, успел сделать: с гранатой в руках сидел у дверей ружпарка, пока не получил приказ отступать. Еще раньше он велел вынести из штаба и сохранить Боевое Знамя части, а напоследок, уже уходя, — уничтожить ключи шифр-аппаратуры, вынуть затворы из нескольких автоматов и засыпать песок в двигатели боевой техники. И так поступал почти каждый офицер. Понимая безысходность ситуации и не желая отдавать свое оружие бандитам, лейтенанты и капитаны разбивали автоматы об угол казармы. Более пятидесяти наших военнослужащих было ранено при штурме батальона, но за то спасибо офицеру Сергею Демиденко, что все остались живы.

Я несколько раз разговаривал с Дудаевым по телефону на повышенных тонах. Президент Чечни хитрил и ссылался на «справедливое народное возмущение»… «Я ничего не могу сделать!», таков был его ответ на все мои требования и просьбы. «Я ничего не могу сделать…» — чрезвычайно спокойно говорил он в телефонную трубку, и я понимал, что разыгрываемое политиком Дудаевым бессилие — не более чем противозенитный маневр бывшего летчика. И этот маневр при всей его простоте был, тем не менее, безупречен. Он был вполне способен дезориентировать российское руководство в Москве, которое, кажется, и теперь не оставляло надежд, что даже сомнительный чеченский президент, выросший из советского генерала, более вменяем, чем спустившиеся с гор абреки. В то же время он давал возможность самому Дудаеву откреститься от «возмущенного народа» в случае поражения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});