Серебряные фонтаны. Книга 2 - Биверли Хьюздон

И они вернулись во Францию. Лео проводил их, а затем вернулся в Истон. После этого Жанетта мало писала в дневнике, ограничиваясь короткими фразами: «Я потолстела». «Приехал Жан-Поль со своей молодой женой. Она – уродина», – с некоторым злорадством, добавила Жанетта, но затем вычеркнула это замечание. В начале ноября к ней приехал Лео. Он сказал, что болел морской болезнью, но это мелочь, потому что он рад видеть ее здоровой и отдохнувшей. Тетушки сказали ему, что Жанетта тоже скучает, но хочет, чтобы ее первый ребенок родился во Франции. Естественно, он разрешил ей остаться.

Он еще раз приехал к ней в ноябре и пробыл во Франции неделю. Тетушки уговорили его вернуться в Англию – на этот раз они были очень настойчивы. Он уехал, но неожиданно рано вернулся. Первого декабря Жанетта написала о его прибытии, а затем добавила: «Мою талию словно сжимает железный обруч». Ее срок подошел, а Лео был здесь. Больше невозможно было скрывать от него правду – ребенок был не его.

Глава пятьдесят четвертая

Следующая запись в дневнике Жанетты появилась только в конце апреля. Когда я начала читать дальше, то увидела, что она повзрослела: «Лео, не дьявол. Он – человек, добрый человек, очень добрый. Я очень многим обязана ему».

Наконец она поняла, всю гнусность того, что совершила: «Я поступила очень дурно, что обманула его подобным образом. Это был второй грех. Отец Виго объяснил мне, что искупление греха женитьбой – это покаяние, а не кара. Великий Господь понимает, что все мы бренны, зачаты и рождены во грехе, поэтому в мудрости своей дает нам возможность искупить грех через покаяние. Это путь исправить ужасную несправедливость, которую я причинила Леониду. Мое покаяние в том, чтобы быть хорошей женой своему мужу. Я должна сделать его счастливым, а сделав это, я смогу увести его с еретического пути и привести к истинной церкви. Святой отец рассказал мне, как жена может сделать мужа счастливым – она должна повиноваться ему во всем и с чистой душой подчиняться его желаниям».

Священник также сказал, что муж Жанетты – хотя и протестант, но человек хороший и достойный уважения. «А когда ты родишь ему детей, то уважение превратится в подлинную привязанность, я это знаю».

На мгновение мне показалось, что священник говорит со мной. Он был прав, совершенно прав – со мной все случилось так, как он предсказывал Жанетте. И притихшая боль моей потери вернулась с новой силой, – Лео больше не любит меня.

Я заставила себя возвратиться к истории, которую читала. Жанетта писала вечером перед тем, как должен был приехать Лео. Она не видела его с конца декабря, но следующим утром он собирался приехать и увезти ее с сыном обратно в Истон. Теперь она писала твердым и ясным почерком, с намерением исполнить свой долг и быть ему хорошей женой. Она писала о том, что «Леонид» – теперь она всегда звала его так – тоже был сиротой, как и она. Но ему было даже хуже, потому что у него не было Терезы, которая любила бы, и защищала его. «Наверное, он очень одинок, мне жаль его». Жанетта повзрослела до того, что оказалась способна написать: «Теперь я ясно вижу правду – Леонид нуждается в любви. Я должна дать ему ее, даже если не чувствую ее сама. Я была глупой девчонкой, такой глупой, что считала его демоном, а не человеком. Мои мозги были так сдвинуты, что мне даже казалось, что его тело искривлено, спина сгорблена, а на теле растет шерсть, как у зверя! Какой же глупой я была – конечно, этого нет, как такое может быть?»

На этих словах я вся похолодела.

«У меня просто было наваждение, – писала она, – наваждение, которым меня испытывал Сатана, а в свете солнечного дня оно блекло и таяло! Я просто неверно вспоминаю. Как может молодой человек выглядеть так, как мне помнится? Он вовсе не искривлен – это просто привычка держать голову набок, как делают птицы, когда прислушиваются друг к другу. Отец Виго был прав – все эти месяцы я была просто истеричной девчонкой. Теперь я вижу, истеричность заставила меня поверить, что он горбат, а на самом деле он просто сутулится. Его лицо – просто световая иллюзия, от которой одна половина лица выглядит больше другой. Конечно, его глаза не косят, иначе как бы он мог видеть так хорошо? А его руки не могут быть такими, как я представляла, ведь у смертных мужчин не растет шерсть. Завтра он приедет, и я отброшу свои причуды и улыбнусь – ведь жена должна встречать своего мужа улыбкой».

«Я улыбалась, – буквы коряво ползли по странице, – но все было не наваждение, а правда. Как я смогу исполнять свой долг? Но я должна. Он поцеловал меня, и от прикосновения его губ моя душа содрогнулась. Его поцелуй был еще хуже, чем я помнила, но я стояла смирно, а потом улыбнулась. Милостивый святой Жан, молю тебя, помоги, помоги мне».

Они уезжали этим вечером на ночном пароме из Гавра, и Жанетта еще некоторое время была в безопасности в своей каюте, вместе с Терезой, младенцем и новой кормилицей. Тетушки наняли ее и сказали ей, что ребенок родился в феврале, в день, когда Лео зарегистрировал его. Лео уже сказал Жанетте в декабре, что нужно будет поступить так, и никогда не выдавал подлинной даты рождения Фрэнка. А сегодня он сказал ей, что они оставят прошлое позади и начнут жизнь заново. «Может быть, на следующий год в это же время в нашей детской появится еще один ребенок, моя дорогая Жанетта?» Она написала дрожащей рукой: «Когда он сказал это, мое сердце превратилось в кусок льда. Ох, какое чудовище он зачнет во мне?»

Следующая запись была сделана поздно вечером в день приезда в Истон. На корабле, Жанетта болела морской болезнью. Лео поверил, что она все еще страдает от последствий морской болезни, но Жанетта знала, что это не так. В экипаже, везшем их в Истон, тошнота подступила к ней снова, а когда они вошли в дом, ее вырвало. Лео забеспокоился, послал ее прямо в постель и сказал, что увидится с ней завтра утром – так она получила короткую передышку.

Жанетта потратила ее, чтобы излить страх и ужас в своем дневнике. «Отец Виго был прав, Лео – хороший человек. Не его вина, что его тело искривлено. Я должна не осуждать, а жалеть его – и я жалею. С первого дня нашей встречи я жалею его, поэтому никогда не выдам, как мне делается дурно от его вида. Но этого недостаточно – я должна любить его, как жена, а я не могу. Я сознаю свой долг, я должна исполнять его, но как я могу это делать, когда меня корчит от одного взгляда на него?»

Наконец, я собрала куски истории воедино. История была не совсем такой, как мне рассказывал Фрэнк, но откуда ему было знать ее всю? Он знал только то, что Жанетта или Тереза рассказывали ему – скорее Тереза, чем Жанетта, ведь это она сделала первый ход.

Она сказала Лео, что Жанетта боится, что ребенок родится уродом, как отец, поэтому Лео нужно проконсультироваться с доктором. Доктор сказал Лео, что в его состоянии нужно воздерживаться от рождения детей, а затем предложил ему исправить уродство с помощью операции. Возвратившись из Лондона, Лео сказал, что освобождает Жанетту от ее обещания и останется ей мужем только по имени. Он дал ей ключ от двери своей гардеробной и попросил запираться от него. Затем он сказал ей, что согласился на операцию. Жанетта плохо поняла риск, на который идет Лео, она почувствовала только облегчение от того, что он больше никогда не войдет к ней в спальню.