Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

вас тоже − в гробу видал.

– А вот это зря. Есть разница. Тут жили по беспределу. А снаружи по правде! По понятиям. Всё, что нам вливали в уши через радио – вранье. Там живут люди. Получше, чем здешние. Чем питеры. Я уже старый, – сказал Абрамыч. – Я за себя не боюсь, зачем мне бежать? Завтра тут начнется совсем другая жизнь.

«Ты что, столбом ушибленный? Какая жизнь?! Ты был на материке? А я прошагал его не вдоль, так поперек. Конечно, там живут люди. Несчастные. Но правят ими такие же уроды, как магнаты. Только помельче. Я видел везде или паханов, атаманов и их боевых рабов. Или терпил, которых доят и режут. И везде с наслаждением бьют слабых и чужих. Какими вы для бригадиров и будете. Никакой другой жизни нет!».

Но, конечно, это был внутренний монолог. Саша не собирался изображать из себя пионера-героя, у которого враги пытаются вырвать Главный Секрет.

Лучше играть слабачка и тюхтю. Не раз и не два прокатывало.

– Дайте уйти. Я не вернусь.

Значит, шпионом был бармен. И не только он. Многие в Питере не просто симпатизировали Кирпичу, а ждали его, как избавителя. Что-то подобное было и в древней истории, и в более поздней, и в самой новой, послевоенной.

– Поздно, батенька. Сейчас ручки свяжем. И тебе покажут, что смерть еще надо заслужить… Ну, где там веревка?!

На секунду Абрамыч обернулся.

В этот момент Младший толкнул его под руку. Прогремел выстрел. Заряд дроби… а может быть картечи, ушел в стену, на которой висел ковер.

Он услышал, как вскрикнула Анжела, которая держала моток веревки. Она выглядела оглушенной, но ее не могло зацепить. Хотя сама эта собственная тревога Сашу разозлила еще больше.

«Да какого черта я за вас беспокоюсь? Вы кто мне?!».

Он ничего больше не видел и не слышал. Хуком в челюсть, со всей дури, до боли в костяшках, вломил бармену, забыв, что перед ним пожилой человек, выкинув эту хрень из головы. Сейчас перед ним был его несостоявшийся убийца, который собирался использовать ружье, как дубинку, чтобы размозжить Молчуну череп. И был, судя по силе первого удара, не слабее. А по весу даже тяжелее.

– Ах ты щенок… Да я…

Саша не услышал окончания фразы, потому что с силой ударил противника под дых. Но Абрамыч оказался крепок, он согнулся от удара, но тут же, громко хекнув, снова размахнулся ружьем, и, если бы Саша не отклонился в сторону, раздробил бы ему плечо.

– Да я тебя, падаль… Кулак врезался в нос старика, другой почти одновременно – в печень. Опять этот противный хруст…

От боли Абрамыч сложился пополам и выронил ружье.

– Папа!!! − Снова крик Анжелы.

Не обращая на нее внимания, Младший перешел в наступление. Он не собирался давать противнику опомниться. Пинок в голень берцем, и толчок со всей силы. Абрамыч свалился на пол, Младший налетел на него как зверь. Несколько ударов тяжелыми ботинками. С оттяжкой, по ребрам, под дых, по почкам.

Подобрал ружье. И один раз прикладом по голове. Можно было и сильнее. Но… ударить человека чем-то тяжелым по голове, вложив в удар весь свой вес, он до сих пор не мог.

Для него это было сложнее, чем выстрелить.

Попытался смягчить в последний момент, но все равно перестарался. Хотя, когда защищаешься – нет ни стариков, ни женщин, ни инвалидов. Ни детей. Только враги.

Удар получился не самый удачный, но старикану хватило. Света от лампы было мало, чтобы увидеть, как он там. Мертвый, в глубокой отключке – без разницы. Непонятно – дышит, или нет, но больше не опасен.

Младший прислонил ружье к дверце шкафа. Отдышался. Плечо болело, лицо болело, но еще больше болел кулак. Суки. Костяшки саднили сильно. Он берег свои пальцы, потому что они ему были нужны для другого. Не для того, чтобы лица бить.

Только вспомнил про Анжелу, как услышал шорох. Обернулся – она наставила на него его же ружье.

– Подонок!

Младший истерически захохотал.

«Ну почему я никогда хорошего от людей не жду?».

– Ты его заряди сначала, – отсмеявшись, посоветовал он. – Оно не магазинное. Там один патрон был, а теперь нету.

Под обалдевшим взглядом Младшего она кинулась к тумбочке и начала рыться в верхнем ящике. Да что она там ищет?

Лицо Анжелы было перекошенным, такой Молчун ее никогда не видел.

Неужели любила мерзавца-папашу? Он ей и родным-то не был. Может, собирался свести ее с кем-то из своих крутых знакомых. Может, хотел более выгодную партию для приемной дочери. Что ему какой-то Сашка Подгорный без связей и с неподходящим, слишком принципиальным характером?

Несостоявшийся тесть проворачивал с Молчуном дела, но воспринимал его, как полезного дурачка, от которого можно получить, что нужно, а потом выкинуть за ненадобностью. Без лоха и жизнь плоха, да.

Да что она делает-то? Патроны ищет? Похоже, последовала его совету.

Ждать, как агнец на заклании, Саша не собирался, но и за своим автоматом, который бармен отшвырнул подальше, не побежал. Просто оттолкнул ее, рассчитав силы и направление. Чтобы не было ничего железного позади, чтобы не разбила голову об острый край. Позади, конечно, не мягкая кровать, а твердая дверца шкафа. Но острых углов, металлических ручек и стекол нет.

Поэтому, хоть и впечаталась, и присела на пол рядом, но повреждений не получила. Старый шкаф и то сильнее пострадал, жалобно заскрипев. Злости не было. Всё получилось, как надо. Подошел и спокойно вырвал ружье.

Слава богу, Анжела не стала его лицемерно виноватить: мол, нельзя бить женщину. Просто сказала, что о нем думает. Всхлипывая и потирая ушибленную голову.

– Всегда знала, что ты тварь. Папа был прав.

– «Папа», значит? А если б мама, мама твоя была жива, она бы тебе рассказала еще больше. Что я подонок, изменщик, алкаш, наркоман, лучшие годы отниму. Даже не видя меня. Да, я монстр, ты права. Но вы еще хуже.

Саша даже сплюнул.

Пошарил в тумбочке и действительно нашел там патроны. Сунул в карман куртки.

– Не вздумай что-нибудь учудить, прибью. Я всё знаю. Что твой папаша, – он пнул лежащее тело, – давно от меня избавиться хотел. И лил тебе в уши гадости.

Саша видел, что ей страшно. И это правильно. Потому что он себя сам иногда боялся.

– Сиди и не высовывайся, – в голосе появилось злое шипение. – Целее будешь. И не