Тигрица - Дженнифер Блейк

«Нет ничего удивительного в том, что Рафаэль умеет водить самолет», — сказала себе Джессика, застегивая пряжку пристяжного ремня. Управлять событиями в любой ситуации — это вполне в его духе. И все же тот факт, что он ничего ей не сказал об этом, заставил Джессику задуматься, какие еще сюрпризы ее ожидают.

Через несколько минут самолет легко оторвался от взлетной полосы и стал набирать высоту. По мере того как за стеклом иллюминатора сгущалась лилово-серая мгла ночного неба, мысли Джессики уносились все дальше, возвращаясь от настоящего к прошлому, к ее отцу.

Джонатан Мередит тоже был летчиком, военным летчиком. Он воевал во Вьетнаме и, отслужив два срока, приобрел навыки и мастерство, которые пригодились ему потом, когда он поступил на службу в сельскохозяйственную авиацию. Брак между ним и Арлеттой пережил войну, но мирные дни оказались для него слишком тяжелым испытанием. Бракоразводный процесс близился к концу, когда самолет Джонатана разбился неподалеку от усадьбы Фрейзера.

Джессике тогда едва минуло два года, и она жила в «Мимозе» вместе с Арлеттой и дедом. И это казалось вполне естественным. Они с матерью жили в большом доме деда, пока ее отец был на войне, и вернулись туда после того, как Арлетта и Джонатан расстались.

Когда Джонатан погиб, Арлетта пустилась во все тяжкие. Она пила и куролесила, зачастую возвращаясь домой только под утро, а то и вовсе исчезая надолго из дома. Это приводило к страшным скандалам между ней и дедом, во время которых Джессика пряталась куда-нибудь подальше. Клод Фрейзер терпел выходки дочери полных три года; после чего его терпение истощилось, и он приказал Арлетте или вести себя как подобает, или убираться вон. Арлетта выбрала последнее и уехала, оставив Джессику на попечении деда.

До этого времени «Голубая Чайка» была крошечной транспортной компанией, владевшей несколькими небольшими судами. Все операции она вела из портового городка Камерона, расположенного неподалеку от Омбретера. После того как Арлетта сожгла за собой мосты, Клод Фрейзер, и без того преданный своему делу, посвятил транспортному бизнесу всего себя. По мере того как его компания стала расширяться, он проводил все больше и больше времени в Новом Орлеане, живя в старом доме во Французском квартале, который его отец приобрел еще в девяностых годах прошлого столетия. Лет через десять он перевел свою фирму в Новый Орлеан и переехал туда с Джессикой на постоянное жительство. Его стараниями «Голубая Чайка» стала еще более крупной и авторитетной фирмой, но в его отношениях с дочерью — да и с другими родственниками — все осталось по-прежнему, и ничего уже нельзя было ни вернуть, ни поправить.

Джессика выпрямилась в кресле и, нащупав на подлокотнике рычаг, откинула спинку назад. Ноги она положила на специальную подставку, что делало ее полулежачее положение особенно удобным. Пепе воспользовался этим удобством еще раньше, но Джессика заметила, что он чувствует себя не совсем уютно. Его большие, смуглые руки с такой силой сжимали подлокотники, что пальцы стали совсем белыми, а на лбу выступила испарина. Похоже, Пепе боялся летать, и Джессика попыталась как-то его подбодрить. Это оказалось совсем нелегким делом — поначалу гигант отвечал ей только «да» или «нет», но под конец расслабился, перестал сжимать подлокотники и несколько вымученно улыбнулся ей.

Мерно гудя турбинами, самолет летел сквозь ночную мглу. Не было ни болтанки, ни воздушных ям, и Джессика почувствовала, как ее одолевает дремота, и блаженно закрыла глаза.

Рафаэль вел самолет до самого Майами. Там им дали свободный воздушный коридор через Атлантику, по которому им предстояло лететь на юг, до самого Ресифе. Лишь когда самолет лег на курс, Рафаэль передал управление Карлосу, а сам пошел взглянуть на Джессику.

Она полулежала в кресле и была так неподвижна и бледна, что он вздрогнул в тревоге, хотя и понимал, что она просто спит. Стоя над ней, Рафаэль протянул руку, чтобы убрать с ее лба упавшие на него волосы, но так и не решился этого сделать. Рука его повисла в воздухе в нескольких дюймах от лица Джессики, потом бессильно упала вдоль тела. Он не должен ее касаться. Она может проснуться, и как он тогда будет выглядеть?

Да, с горечью подумал Рафаэль, похоже, тянуться к ней и сразу же отступать, становилось у него привычкой. Но чем больше он сдерживался, тем сильнее ему хотелось до нее дотронуться. Прикосновения и ласки значили для него очень много — он буквально жил ими, но умел не только получать, но и дарить наслаждение, что для него было не менее важно. Холоднокровные, как рыбы, североамериканцы, старательно избегавшие каждого лишнего прикосновения, презрительно называли таких, как он, «горячими латино», и сейчас Рафаэль подумал, что в этом есть большая доля истины. Он действительно легко воспламенялся, и бывали минуты, когда он знал, что огонь, блуждающий по его жилам, может разгореться пожаром, и тогда он просто не сможет остановиться.

Особенно, если прикоснется к ней…

Ничего, пообещал себе Рафаэль. Скоро ему не нужно будет постоянно сдерживать себя и контролировать свои эмоции. Правда, он не собирался навязываться ей, но раз уж Джессика сказала «да», то она должна уважать его желания.

«Какой же усталой она выглядит!» — невольно подумал Рафаэль и выпрямился. Удивляться здесь, впрочем, было нечему. И все же его тревожили темные круги под ее глазами и озабоченная складка между бровями, которая не исчезла даже во сне. После вынужденного купания Джессика вымыла голову, но делать прическу не стала — на это у нее просто не осталось времени. Она просто зачесала волосы назад, и теперь мягкие, чистые пряди свободно падали на ее плечи. Бедняжка Джессика, сколько всего на нее свалилось!

А как храбро она держалась, оказавшись в воде. Рафаэль уже успел узнать, что истерики ей не свойственны, и все-таки поражался, что мужество ни на минуту не изменило Джессике в этой ситуации. Она не пролила ни слезинки, и недостаток воображения был тут ни при чем. Он готов был поклясться, что видел в ее глазах и ужас огненной смерти, и боязнь быть погребенной на холодном дне озера. И все же Джессика сумела превозмочь себя. Вот только в своих неприятностях она винила сама себя, пожалуй, гораздо чаще, чем следовало.

А ведь кое в чем виноват был и он, и Рафаэль был готов исправить свою ошибку, чего бы это ни стоило. А цена, как он теперь понимал, могла оказаться очень и очень высока.

Улыбка тронула губы Рафаэля, когда его взгляд скользнул по ее полным грудям, натягивающим яркий шелк блузки, по тонкой талии и крутым, как лира, бедрам. Это и был его вожделенный приз, ради которого Рафаэль затеял всю эту сложную игру. Скоро, очень скоро этот приз достанется ему, и он собирался сделать так, чтобы наслаждение от обладания друг другом было обоюдным. Джессика тоже научится ценить минуты близости и получать от них радость — во сто крат большую, чем она могла надеяться и мечтать.