Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

Согласно «Совместной декларации» испано-американские соглашения получили признание как «часть соглашений по обеспечению безопасности атлантической и средиземноморской зоны».

Мадриду, казалось, удалось добиться того, что Франко в свое время определил как признание равноправия участвующих в соглашении сторон: «Угроза какой-либо из двух стран… — говорится в декларации, — наложит обязательства как на одну, так и на другую страну, и каждая страна предпримет те действия, которые сочтет необходимыми в рамках своих конституционных норм».

Чтобы избежать обсуждения в сенате, подписанные в сентябре 1963 г. соглашения по-прежнему оставались в статусе «исполнительных», а не договора, как хотелось бы кое-кому в Мадриде. Однако и в этом виде соглашения вызвали резкую критику в Соединенных Штатах.

Даже в условиях, когда безумие маккартизма в какой-то мере ввело общественное мнение США в желаемые правящими кругами рамки, при оказании помощи франкистскому режиму Вашингтону пришлось прибегать к известной осторожности, избегая излишней гласности. Недаром все соглашения с Мадридом вплоть до смерти Франко имели статус исполнительных, а помощь Испании, в отличие от нормы, практикуемой в отношениях с другими западноевропейскими странами, представлялась преимущественно в виде займов, а не безвозмездной дотации[446].

«Соединенные Штаты, как и до этого Германия, рассчитывали на то, чтобы Испания служила им, и не думали, чтобы служить ей»[447], — эти слова П. Вилара так же справедливы, как и слова С. Мадариаги, сокрушавшемся о том, что «конгрессменов и сенаторов, день за днем посещавших Франко, а затем по возвращении в Вашингтон воспевавших ему хвалу, меньше всего интересовала свобода испанского народа»[448]. Но используя противоречия в сложном современном мире, что принесло свои результаты еще во времена Второй мировой войны, испанская дипломатия добилась известной внешнеполитической самостоятельности в проведении как традиционных направлений внешнеполитического курса, будь то в Латинской Америке, в Африке или на Ближнем Востоке, так и нетрадиционных — в Восточной Европе, последние — с 60-х годов.

Испании удалось использовать «особые отношения» с США, чтобы приблизиться к Западной Европе, чему подтверждением служит курс, взятый с конца 50-х годов, хотя ей и не удалось добиться той степени интеграции, к которой ее побуждали настойчивые поиски рынков, в чем была весьма активна буржуазия, окрепшая в результате экономического подъема 60-х — начала 70-х годов. Вместе с тем руководители внешней политики Испании, к явному неудовольствию своего партнера по военно-политическому союзу, заключенному в 1953 г. и с тех пор неоднократно продлеваемому, порой демонстрировали известную самостоятельность и там, где это затрагивало интересы США.

Проявляя весьма незначительную уступчивость даже к требованиям полулегальной оппозиции центристского толка, Франко, начиная с середины 60-х годов, занял достаточно гибкую позицию, когда речь шла об удовлетворении требований общественности в том, что касалось внешнеполитического статуса страны, тем более, если это отвечало националистическим амбициям или открывало предохранительный клапан для выхода народного недовольства. К тому же в январе 1966 г. произошел столь серьезный инцидент, вызвавший такую однозначную и бурную реакцию общественного мнения, что правительство вынуждено было занять весьма жесткую позицию по отношению к своему заокеанскому партнеру по соглашениям о базах.

* * *

«Это случилось ровно в 10.22 утра по местному времени, в понедельник 17 января 1966 г. Высоко в небе северо-восточнее деревни (речь идет о Паломаре, что в переводе означает «Голубятня». — С. П.) над синеватым зубчатым хребтом Сьерра-Альмагрера, где финикияне когда-то добывали абсолютно чистое серебро и выковывали из него блестящие якоря для своих кораблей, прогремел взрыв»[449]. Так, Т. Шульц из «The New York limes», одним из первых корреспондентов прибывший на место катастрофы, начинает свое повествование о трагическом столкновении бомбардировщика В-52 из состава 68-го бомбардировочного крыла, которое базировалось в Сеймур Джонсон, возвращавшегося из сторожевого патрулирования в восточной части Средиземноморья, с самолетом-заправщиком КС-135, поднявшимся с базы в Мороне.

Внутри бомбовых отсеков В-52 находились четыре плутониево-урановые-235 водородные бомбы, каждая разрушительной силы в полторы мегатонны.

Первое сообщение об авиационной катастрофе поступило уже в 10.25 в штаб 16-й воздушной армии, расположенной в Торрехоне. Несколько минут спустя о происшествии был поставлен в известность генерал До-новэн, начальник консультативной группы по оказанию военной помощи Испании. У Доновэна, как отмечает Шульц, был широкий круг знакомств среди офицеров испанской армии, «но наибольшую ценность представляли его дружеские отношения с генерал-капитаном Муньосом Грандесом, семидесятилетним начальником генерального штаба и вице-президентом испанского правительства». Муньос Грандес, которому нанес свой первый экстренный визит Доновэн, отнесся к новости спокойно…

Поиски четырех потерянных бомб начались 18 января. Скоро стало известно, что две водородные бомбы раскололись и радиоактивный плутоний рассеялся. Третья бомба упала в море. 19 января испанское правительство было поставлено в известность о существовании угрозы радиоактивного заражения, и министр промышленности Г. Лопес Браво предложил О. Наваскесу, председателю испанского Совета по атомной энергии, немедленно отправить в Паломарес группу ученых. 22 января доктора Рамос и Ирамсо приступили к осмотру населения. Военные, которые полностью контролировали положение, бдительно следили за тем, чтобы информация была минимальной. Даже посольство США было плохо информировано, что не могло не вызвать тревоги посла Э. Дьюка, который отдавал себе отчет в том, что ему придется нести ответственность за политические последствия прискорбного инцидента.

В секретном донесении в госдепартамент Дьюк указывал, что «методы информации общественности, которыми пользуется военное командование, вызывают политические осложнения… в лагере Уилсона пренебрежительно относятся к мнению испанцев и что офицеры, ответственные за операцию, слишком много внимания уделяют чисто военным вопросам и не учитывают отношение Испании и всего мира к проблеме в целом»[450]. Но и испанское правительство не спешило разглашать «секреты» Паломареса, опасаясь отпугнуть иностранных туристов, — в 1965 г. 14 млн туристов дали свыше 1 млрд долларов дохода. Между тем движение протеста в стране и мире нарастало.