Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

военным министром, который, как будет рассказано ниже, 6-го числа был вызван к царице, которая просила его помочь Вырубовой. Я тоже поехал в Петроград для подготовки завтрашнего проезда его величества и видел кое-кого из лиц, знавших уже о начавшемся скандале. Мне передали, будто бы около Штюрмера возникла мысль поручить генералу Спиридовичу[86] произвести расследование о том, что случилось. Поздно вечером я предупредил о том генерала Воейкова, прося отклонить эту честь…

Я доказывал, что управление дворцового коменданта должно оставаться в стороне от этого дела. Что оно касается Министерства внутренних дел и, может быть, Министерства юстиции, пусть они и разбираются. Генерал был с этим согласен, но я заметил, что он был со мной не откровенен, что-то скрытничал и что мы с ним не сходимся в оценке поведения министра Хвостова. Я очень бранил Хвостова, находил его поведение неприемлемым, генерал же молчал, попыхивая сигарой, но краснел, что было признаком, что он волнуется. Тогда и я замкнулся и откланялся. На ночь я уехал в Петроград, дабы побывать еще в Охранном отделении и с утра обеспечить путь проезда его величества.

9 февраля 1916 года был знаменательный день, государь император посетил Государственную думу и Государственный совет.

В 1 час 45 минут государь подъехал к подъезду Таврического дворца. Его сопровождали: великий князь Михаил Александрович, граф Фредерикс, генерал Воейков и дежурный флигель-адъютант. Чиновник Министерства двора, заведовавший прессой, и генерал Спиридович держались вместе.

Председатель Думы Родзянко и целая толпа радостно возбужденных членов Думы встретили государя в вестибюле горячим «ура!». Государь волновался. Прошли в Екатерининский зал, где был отслужен молебен по случаю взятия Эрзерума. Видны были Штюрмер, все министры, послы Бьюкенен и Палеолог[87].

Затем государь, видимо волнуясь, произнес речь. Родзянко отвечал своим громовым голосом с большим подъемом.

— Великий государь, — закончил он свою речь, — в тяжелую годину войны еще сильнее закрепили вы сегодня то единение ваше с верным вам народом, которое нас выведет на верную стезю победы. Да благословит вас Господь Бог Всевышний. Да здравствует великий государь всея Руси. Ура!

Окруженный тесным кольцом депутатов, государь прошел в зал заседаний. Раздалось «ура!», пение национального гимна и опять «ура!». Государь расписался в золотой книге, обошел некоторые помещения, говорил с депутатами. Улучив удобную минуту, Родзянко просил государя воспользоваться таким удобным моментом и объявить о даровании стране ответственного министерства. Улыбаясь, государь ответил, что подумает.

Государь отбыл, провожаемый восторженными криками. Подъем был необычайный. Я задержался на некоторое время в Думе. Там остался великий князь Михаил Александрович. Ему приготовили ложу. С ним оказалась и его супруга Н. С. Брасова. Настроение продолжало быть приподнятым. С отъездом государя из своих комнат стали появляться социал-демократы и иные члены Думы, не желавшие видеть монарха. Депутат — министр внутренних дел Хвостов — широко улыбался. Его товарищ Белецкий казался смущенным и не в себе. Он чего-то хлопотал. Хотя, в сущности, там ему совершенно нечего было делать, разве что смотреть и наблюдать. Сессия открылась в 3 часа 15 минут речью Родзянко, отметившего историческое значение приезда в Думу монарха. Ему много аплодировали. Затем впервые говорил новый премьер Штюрмер. Осанистый старик читал свою речь едва слышным голосом и произвел жалкое впечатление своим старчеством. Было неловко, что это главный представитель правительства. Говорившие после него военный министр Поливанов, любимец общественности, и министр иностранных дел Сазонов имели большой успех.

В тот же день государь посетил Государственный совет, где встреча была солидней и задушевней. И государь там чувствовал себя свободнее и более по себе.

Однако небывалому еще акту внимания государя к народному представительству не суждено было повлиять благотворно на положение в тылу, на что надеялись оптимисты. Ближайшей тому причиной был тот начавший развертываться в те дни колоссальнейший скандал Хвостов — Белецкий, Распутин — Ржевский, которого еще никогда не производила русская бюрократия и о котором подробно говорится ниже. Расстроенный началом этого скандала, государь принял 10 февраля министра Хвостова, который и осветил скандал так, как было ему выгодно, и обманул государя в полной мере, но ненадолго. В тот же день государь выехал в Ставку.

11 февраля в 4 часа дня государь приехал в Могилев. На платформе, кроме генерала Алексеева и иных лиц, обычно встречавших государя, были вызванные на совещание главнокомандующие фронтами Куропаткин, Эверт и Иванов с их начальниками штабов, а также и военный министр Поливанов. Государь поздоровался с встречавшими, принял доклад от Алексеева и в 6 часов был уже на военном совете. Обсуждался вопрос о ближайших действиях всех фронтов.

С 7/20 февраля немцы повели атаки на французскую крепость Верден. Надо было вновь помогать нашей союзнице. Нам только никто не помогал, когда на нас наступали. Военный совет продолжался два дня, после чего главнокомандующие разъехались. Говорили, что предстоит наступление для отвлечения сил противника с Западного фронта.

В то время в Ставке было несколько великих князей. Излишне говорить, что каждый из них старался во время войны принести посильную помощь общему делу и каждый честно выполнял свой офицерский долг.

С 1 февраля в Могилеве жил великий князь Сергей Михайлович, инспектор артиллерии. Он был очень болен, но работал. Как фактический руководитель нашей артиллерии до войны и во время войны, а также и ее снабжения, он был сильно скомпрометирован недостатком снарядов. И хотя козлом отпущения за все недостававшее явился Сухомлинов, все-таки все сознавали, что во многом виновато Главное артиллерийское управление, где все делалось так, как находил нужным великий князь. Но зато вся артиллерия наша оказалась настолько блестящей и по личному составу, и по боевой подготовке, и по действиям в боях, что за все это нельзя было не отдать должной благодарности великому князю. Это прежде всего его заслуга, результат его энергичной работы до войны.

13 февраля великий князь Александр Михайлович делал большой доклад государю по авиации. Он был создателем нашей авиации до войны. Во время войны авиационная часть хромала, дело было новое, и на этой почве у великого князя шел большой принципиальный спор с представителями Генерального штаба и Ставки. Так, кажется, до конца войны ни до чего определенно верного и не договорились. Одни авиационные части подчинялись великому князю, другие Ставке и т. д.

Великий князь Борис Владимирович работал как походный атаман Казачьих войск при Верховном главнокомандующем. Это очень не нравилось Алексееву, который был очень ревнив.

Появился вернувшийся из командировки великий князь Георгий Михайлович. Прелестный человек, исполнявший отдельные поручения его величества.

Мелькнул молодой жизнерадостный великий князь Дмитрий Павлович, уезжавший в отпуск,