Штамм. Закат - Гильермо дель Торо

Он наш лучший охотник. Очень квалифицированный и очень преданный. Во многих отношениях – уникальный.

Неужели Квинлан как-то избежал общей участи? И почему он не распался в пыль, как все остальные?

– В чем дело? – спросил Сетракян, приблизившись к Гусу.

– Один из охотников… Квинлан… Он исчез без следа, – ответил тот. – Куда бы он мог подеваться?

– Это уже не имеет никакого значения. Ты свободен от них, – произнес Сетракян. – Они больше не властны над тобой.

Гус посмотрел на старика долгим взглядом.

– Не-а, – протянул он. – Никто из нас теперь не свободен. И еще о-очень долго не будет свободен.

– У тебя есть возможность отпустить свою маму.

– Если я найду ее.

– Нет, – мотнул головой Сетракян. – Это она найдет тебя.

– Вот и получается, что ничего не изменилось, – кивнул Гус.

– За одним исключением. Если бы Патриархам удалось оттеснить Владыку, они сделали бы тебя одним из своих охотников. Ты избежал этой участи.

– Короче, мы разделяемся, – объявил Крим. – Если вам теперь все равно. Мы уже знаем, что почем, так что, сдается мне, мы и сами можем славно поработать. Потом, у всех есть семьи, надо их поднимать. А может, и нет этих семей, и ничего уже не поднимешь. Так это или нет, тепленькие местечки следует сохранять. Но имей в виду, Гус, если тебе когда-нибудь понадобятся «сапфиры», просто приходи, а где нас искать, тебе известно.

Крим и Гус пожали друг другу руки. Анхель стоял рядом, мучаясь сомнениями. Бывший рестлер смерил взглядом одного вожака банды, затем другого. И наконец кивнул Августину, решив остаться с ним. Гус повернулся к Сетракяну:

– Отныне я – один из ваших охотников.

– Тебе больше ничего не нужно от меня, – сказал старик. – Но мне от тебя требуется еще одна вещь.

– Одно слово, и она ваша.

– Подвези меня кое-куда. И как можно скорее.

– Скорость – мое второе «я». В гараже под этим веселым домиком у них полно «хаммеров». Если, конечно, они тоже не испарились.

Гус отправился выводить машину. Еще раньше Фет обнаружил в соседней комнате комод, а в одном из ящиков – портфель, набитый деньгами. Василий вывалил пачки купюр на пол, освободив портфель, чтобы Анхелю было куда собрать прах Патриархов. Фет слышал весь разговор профессора с Гусом.

– Мне думается, я знаю, куда мы едем, – сказал он Сетракяну.

– Нет, не мы.

Вид у профессора по-прежнему был отсутствующий, словно мысли его витали где-то очень далеко.

– Только я.

Сетракян вручил Василию «Окцидо люмен» и свой блокнот – толстую школьную тетрадь.

– Мне этого не надо, – сказал Фет.

– Вы должны это взять. И не забудьте, Василий: Садум, Амурах. Вы можете в точности запомнить два столь важных слова?

– Я не собираюсь ничего запоминать. Я еду с вами.

– Нет. Книга – вот что сейчас важнее всего. «Серебряный кодекс» следует хранить самым тщательным образом, чтобы Владыка не наложил на него свои когти. Сейчас мы не можем допустить, чтобы книга пропала.

– Мы не можем допустить, чтобы пропали вы.

Старик лишь отмахнулся:

– По сути, я и так почти пропал.

– Вот именно, поэтому нужно, чтобы я был рядом с вами.

– Садум. Амурах. Повторите за мной, – велел Сетракян. – Вот то единственное, что вы можете для меня сделать. Дайте я послушаю, как вы их произнесете. Я должен знать, что вы сохранили в памяти эти слова…

– Садум. Амурах, – послушно повторил Фет. – Я запомнил.

Сетракян кивнул:

– Этот мир становится ужасно тяжел, в нем очень мало надежды. Берегите эти слова – и этот том – как… как зыбкое пламя свечи. Прочитайте книгу. Ключ к ней – в моем блокноте. Там их природа, их происхождение, их имя – они все были одним…

– Вы же знаете, я в ней ничего не пойму…

– Тогда идите к Эфраиму, вместе вы поймете. Отправляйтесь к нему прямо сейчас. – Голос старика пресекся. – Вы двое должны держаться друг друга.

– Мы вдвоем с Эфом – хоть порознь, хоть вместе – не составим одного такого, как вы. Отдайте все это Гусу. Позвольте мне отвезти вас. Ну пожалуйста…

В глазах крысолова появились слезы.

Шишковатая рука Сетракяна сжала предплечье Фета – Василий почувствовал, что сил у старика становится все меньше и меньше.

– Это теперь ваша ответственность, Василий. Я безоговорочно доверяю вам… Будьте отважны.

Серебряный переплет холодил кожу. В конце концов Василий принял книгу – не мог не принять: старик очень настаивал. Так умирающий вкладывает свой дневник в руки сопротивляющегося наследника.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Фет, уже наверняка зная, что видит Сетракяна в последний раз. – И что вы можете сделать?

Сетракян отпустил руку Фета.

– Только одну вещь, сынок.

Именно это слово – «сынок» – тронуло Фета глубже всего. Он подавил в себе страшную боль расставания и только смотрел – смотрел во все глаза, – как старик уходит прочь.

* * *

Два километра, которые Эф пробежал по тоннелю Норт-Ривер, показались ему двадцатью. Единственным подспорьем доктору служил монокуляр ночного видения, позаимствованный у Фета; сквозь этот прибор тоннель с его неменяющимися рельсами виделся монотонным пейзажем, залитым зеленым сиянием, и в этом призрачном свете нисхождение Эфа в недра земли под ложем Гудзона представлялось настоящим погружением в безумие.

Мужчина бежал все дальше и дальше. Его переполняло бешенство, голова шла кругом, легким не хватало воздуха, перед глазами стояло зеленое марево, и тут он увидел их – неровные белые пятна, ярко светившиеся на шпалах.

Эф замедлил бег ровно настолько, чтобы вытянуть из рюкзака за спиной лампу черного света. В ультрафиолетовых лучах мир вокруг взорвался буйством цвета – это переливалось разными красками биологическое вещество, исторгнутое вампирами. Следы были свежие, от аммиачной вони слезились глаза. Столь большое количество вампирских испражнений говорило о том, что здесь недавно кормилась огромная масса тварей.

Гудвезер мчался, не останавливаясь, пока не увидел хвостовой вагон сошедшего с рельсов поезда. Ни малейшего шума. Все было тихо. Эф двинулся вдоль правой стороны состава, вглядываясь вперед, где моторный, он же головной, пассажирский вагон, соскочивший с пути, стоял, уткнувшись под углом в стену тоннеля. Увидев открытые двери вагона, Эф поднялся по ступенькам и вошел в темный состав. Зеленые краски монокуляра рисовали картину страшной, кровавой бойни. Тела, тела, тела… Они громоздились в креслах, лежали вповалку на полу. Каждое тело – вампирский бутон, готовый распуститься, едва зайдет солнце. И совсем нет времени, чтобы отпустить их всех. Равно как на то, чтобы сразиться с каждым, лицом к лицу.

Нора тоже не пошла бы на это. Конечно нет. Эф был уверен: у нее хватило ума избежать безнадежной схватки.

Он выпрыгнул из вагона, прошел в обратном направлении, завернул за хвостовой вагон и увидел подкрадывающихся к нему вампирских ищеек. Их было четверо, по двое слева и справа; в монокуляре ночного видения глаза вампиров блестели, как стеклянные. Черный свет лампы пригвоздил их к месту, но не умерил вожделения, сквозившего в голодных лицах. Спустя несколько секунд ищейки попятились, освобождая Эфу проход, вот только человек был не так глуп, как им, должно быть, мерещилось в их вампирских мозгах.

Гудвезер прошел меж двух пар ищеек, сосчитал до трех, затем молниеносно выхватил из рюкзака за плечами серебряный меч и резко повернулся.

Как раз в это мгновение первые два монстра бросились на него. Эф поймал их в движении и рассек на части. Оставшаяся пара попятилась, но мужчина без малейших колебаний догнал тварей и двумя ударами меча срубил головы, как трухлявые пни.

Тела тварей еще не упали на рельсы, а Гудвезер снова бежал по влажному следу вампирских выделений. Он привел Эфа к проходу в левой стене, соединяющему этот ствол тоннеля с соседним, по которому поезда еще совсем недавно шли в сторону Манхэттена. Буйство красок, высвечиваемое черной лампой, выплеснулось и в соседний ствол, Эф помчался по нему, еле сдерживая отвращение. Он миновал два разрубленных тела – недавно пролитая кровь ярко вспыхнула в черном свете лампы, это говорило о том, что трупы принадлежали стригоям, – и вдруг услышал гвалт.

Еще несколько шагов, и Эф увидел с десяток тварей, сбившихся в кучу возле какой-то двери. Почувствовав человека, вампиры рассыпались веером, а Гудвезер принялся широко размахивать своей ультрафиолетовой лампой, чтобы ни одна тварь не проскочила мимо и не оказалась сзади.

Дверь. А за ней – Зак, решил Эф.

И ринулся убивать.

Он напал на вампиров с ходу, не дав им возможности скоординировать действия и перейти в атаку. Он резал, рубил, жег ультрафиолетом и снова рубил. В звериной жестокости он превзошел самих вампиров. Его отцовская тоска оказалась сильнее вампирской тоски по крови. Это было сражение за жизнь сына, а доведенный до отчаяния отец очень скор на убийство. И легок тоже.