Воспоминания - Степан Тимошенко

Сосед рассказал мне, что профессора обязаны с девяти утра и до пяти пополудни, с небольшим перерывом для завтрака, сидеть в своих кабинетах. Узнал, что это требование их не тяготит, так как профессора инженеры обычно имеют разные посторонние заказы, которые выполняются в служебное время в служебных кабинетах и дают добавочный заработок. Если профессор остается дома, он заниматься своим делом не может, так как жена сейчас же поручает ему выполнение разных хозяйственных дел или оставляет на его попечение малых детей и сама уезжает. У американских дам очень приняты дневные партии карточной игры. Из этого заключил, что работая дома и являясь в университет только на время занятий со студентами, я нарушил установленные университетские правила. Но я продолжал это делать в продолжение всей моей дальнейшей деятельности в американских университетах.

Сосед сообщил мне, что в отделении механики профессор-голландец, стол которого я временно занимал, является главным теоретиком и знатоком по расчету статически неопределенных систем. Он яко-бы открыл особый способ расчета таких систем и опубликовал по этому вопросу целую книгу. Из дальнейших объяснений я заключил, что «особый способ» ни что иное, как известный способ Мора.

Тот же сосед позже показал мне книжку, применявшуюся в университете и излагавшую способ Мора для вычисления прогибов балок. Имя Мора в ней не упоминалось и на книжке стояло имя одного из бывших профессоров Мичиганского университета. Такое бесцеремонное обращение с чужой литературной собственностью указывало на каком низком уровне стояло дело преподавания инженерных наук. Это была не Россия, не Петербургский Политехнический Институт!

Мой сосед становился все любезнее. Иногда даже подвозил меня в своем автомобиле. Начал даже расспрашивать, как я устроился с квартирой и узнав, что своей квартирой я не очень доволен, объяснил мне, что большинство профессоров живет в собственных домах и что покупку легко сделать при помощи банков, которые обычно выдают значительные ссуды, так что покупателю приходится сразу внести только небольшую сумму, а остальное выплачивать ежемесячными взносами. На это я возразил, что долгов делать не собираюсь и от покупки дома пока воздержусь. После этого разговора интерес соседа к моим делам сразу пропал. Сосед замолк и перестал приглашать в свой автомобиль. Позже выяснилось, что как раз во время любезных разговоров он продавал свой дом. Раз я не покупатель — я ему не нужен. Эту психологию торговца я часто встречал у американцев и привык не придавать никакого значения их любезности и вниманию.

Месяца через два после начала занятий мне сказали, что заказанный для меня письменный стол получился, что он поставлен в соседней комнате и что в этой комнате я в дальнейшем буду заниматься. Об отдельной комнате, которую мне прежде указывал декан, не было больше речи. Я видел, что в ней был произведен ремонт и на двери появилась дощечка с именем какого‑то профессора. К этому времени интерес к отдельной комнате у меня пропал, так как занимался я дома, в университет являлся только к студенческим занятиям и мне была нужна только вешалка для пальто. В новой комнате я получил нового соседа. Это был Доннелл, с которым я впоследствии дружно проработал много лет. После я узнал, что Доннелл имел репутацию радикала и консервативные профессора не желали с ним общаться. Мне новый сосед показался подходящим. Он обычно молчал, но когда у меня появлялись вопросы, касающиеся английского языка, он с готовностью отвечал и исправлял мои ошибки. Он интересовался предметом механики и был единственным преподавателем, знавшим динамику и преподававшим ее. Остальные преподаватели динамики не знали и ограничивались преподаванием статики.

В конце семестра глава отдела механики собрал профессоров для обсуждения задач, которые должны были быть предложены на экзамене. Тут я в первый раз встретился со всем составом профессоров механики. Что меня особенно удивило это то, что половина профессоров были инвалидами: два безруких, один чахоточный и один с какой‑то тяжелой болезнью почек. В практической деятельности инвалидов не держали и они нашли себе приют в университете. Некоторые профессора принесли заранее приготовленные задачи. Все задачи были с числовыми данными и требовались числовые ответы. Когда я предложил, чтобы вычисления велись с заданной наперед точностью, то убедился, что профессорам вопрос о точности вычислений совершенно неизвестен. Алгебра студентов видимо затрудняла и они предпочитали арифметику. Только позже я узнал насколько слабы в математике лица, оканчивающие среднюю школу. Так же обстоит дело и с языками, и с гуманитарными науками. Студента приходится учить грамотно писать, учить истории. В университете не меньше года у студента уходит на изучение предметов, известных всякому окончившему среднюю школу в Европе. К изучению сопротивления материалов студент приступает лишь на третьем курсе, а четвертым курсом заканчивается все его инженерное образование. Ясно, что при этих условиях подготовка американских инженеров несравнимо ниже той, которую получали инженеры в Европе.

Для экзамена студенты всех групп по сопротивлению материалов были собраны в одной большой аудитории. Все студенты получили одни и те же задачи. Всем дается одно и то же время. За порядком следят сами студенты и злоупотребления, такие, как списывание и постороння помощь, случаются редко. Отношение студентов к таким злоупотреблениям в Америке совсем иное, чем, скажем, в России. Русский студент не пойдет доносить, что его сосед по столу списывал. Американец доносит. Техника проверки экзаменационных работ разработана в Америке прекрасно и на следующий день после экзамена студенты получают свои работы обратно с указанием всех ошибок и с числовой оценкой экзамена. Интересно, что хотя я заранее не знал ни характера экзамена, ни способа его оценки, моя группа оказалась не хуже других. Общее заключение от экзамена было то, что американские профессора учили студентов не лучше, чем то делали в России, но экзаменовали безусловно быстрее.

На заводе у Вестингауза я встречался с взрослыми людьми, а в университете приходилось иметь дело с молодежью и меня поразила грубость и невоспитанность этой молодежи. Какого‑либо почтения к профессору нет и следа. Студент входит в ваш кабинет в пальто и в шапке и без всякого обращения начинает говорить о своем деле. Я пытался их приучить хоть шапку снимать, но хороших результатов не имел. Еще один пример. Итти домой мне приходилось иногда по грязным улицам. Настоящих тротуаров часто не было и по грязным местам имелись узкие досчатые мостки. Жена обратила внимание, что я часто возвращался с грязными сапогами и попросила осторожнее обходить грязные места. После этого я внимательно проследил почему пачкаю сапоги и нашел, что вдоль моей улицы расположено несколько студенческих общежитий и в некоторые часы немало студентов идут мне навстречу. Заметил, что при встрече студент не спешит дать дорогу профессору и я, не думая, уступаю дорогу и схожу с мостков. Решил изменить мое поведение, не уступать дороги и идти прямо на студента. При моем росте и весе этот метод оказался удачным — студенты уступали дорогу и я стал приходить домой с чистой обувью. Позже мне объяснили, что Мичиганский университет — штатный, что большинство его студентов приходят из малокультурных слоев и вежливостью не отличаются. Когда я перешел на службу в Станфордский частный университет, где большинство студентов выходило из интеллегентных семейств, я встретил молодежь с лучшими манерами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});