Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан

Она тараторила с пулеметной скоростью, то и дело всплескивая руками. Пальцы с облезлым маникюром на ногтях были унизаны толстыми золотыми кольцами.

— Значит, напишете заявление об отправке Пашки в колонию?

— Да хоть сто заявлений подпишу. Вы только составьте…

— Хорошо, согласую!

— Уж я вас отблагодарю, товарищ начальничек…

Анатолий задумчиво шагал к дому Ушкова. Интересно, какая мать у Леонида Ушкова? Тогда, в детской комнате милиции, Леонид наобещал много, лишь бы не вызывали его мать, лишь бы не сообщали ей ничего, так как у нее больное сердце.

Дверь открыла девочка. На вопрос об Ушкове она показала на дальнюю дверь в коридоре. Анатолий постучал и вошел.

У окна сидела опрятная женщина и шила на машинке. В комнате было прибрано, уютно. На диване лежал Леонид Ушков в той же курточке на «молнии» и, подперев голову рукой, читал. Он так увлекся, что не заметил прихода гостя.

— Леня, — позвал Анатолий.

Подросток вскинул голову, затем поспешно вскочил. Книга упала на пол. Не подняв ее, он метнул быстрый, встревоженный взгляд на мать.

— Пошли на занятия автокружка, — сказал Анатолий первое, что пришло ему в голову. — Собирай вас поодиночке…

— Идем! — Ушков торопился поскорее уйти.

— Ты надолго? — обеспокоено спросила мать. Она посмотрела на Русакова. — А вас я что-то не помню. Вы бывали у нас?

— Нет. Я — Анатолий Русаков, шофер. Занимаюсь с ребятами… С Леней недавно познакомились…

Когда за ними захлопнулась дверь квартиры, Леонид поспешно спросил:

— Меня вызывают? Туда?

— Да нет же, — с досадой ответил Анатолий. — Никто никого никуда не вызывает. Просто я зашел тебя проведать.

— Так сказать, слежка на дому? — Ушков дрожащими пальцами провел по русым волосам.

— Чепуха! Вот что, никакого автокружка, к сожалению, нет. Просто я хотел тебя повидать. Пройдемся.

— А зачем? Если я не нужен по делу, то пойду дочитывать интересную приключенческую книгу Уоллеса. Достал ее в «чертовой читалке» под большой залог. Должен вернуть не позже семи вечера. Если просрочу, то надо платить штраф.

— В «чертовой читалке»? — заинтересовался Анатолий. — Это что за штука?

— Да так… Ничего особенного, — неохотно ответил Ушков. — Ну, если я вам не нужен, то пойду…

— Погоди. Есть дело, — резко сказал Русаков.

— Так и надо было говорить, — насмешливо пробормотал Ушков.

Леня молча следовал за Анатолием. На улице было людно. Они вошли в небольшой сквер на улице Герцена, уселись на скамью.

— Вот что, Леня, — начал Анатолий. — Я парень бывалый, бригадмилец. Слушал я тебя там, у лейтенанта Хлопунова, ты говорил честно и прямо, от сердца, а сейчас ершишься. Я тебя что-то не пойму. В чем дело?

— Да ни в чем… Ну, читал книгу, а тут на самом интересном месте пожалуйте бриться. Я слушаю вас…

— Ну, слушай. Ушел ты тогда, а я и говорю лейтенанту: «Славный парень, запутался, и тяжело у него на душе, чувствую». А он: «И мне кажется, что так. Может, помочь ему надо, поговорить по-дружески». А сейчас сижу с тобой и думаю: какого черта я пришел? Другого парня вижу. Дружба у нас с тобой вряд ли получится, а так, для формы, не стоит. Это я тебе начистоту. Ты не фыркай, как кот, а скажи честно. Может быть, у тебя таких друзей вагон? Может быть, твоя теперешняя жизнь тебя веселит?

Ушков нервно продергивал то вниз, то вверх «молнию» на куртке. Нужен ли ему друг? Кому же не нужен настоящий друг? Но этот? Этому приказали дружить, вот он и явился. «Мероприятие». Парень он, может, и неплохой, да из милиции, стоит ли с ним связываться? А откажешься — доложит по начальству.

— Я второгодничал, и приятелей в школе у меня набралось уйма, — усмехнулся Ушков. — Всяких. Если позвоню им — откликнутся. Есть и такие, что нравоучения здорово умеют читать. Тоже в порядке шефства… Вы где учитесь или работаете?

— Мне здорово не повезло. Пришлось в колонии пробыть несколько лет.

— Да ну?

Анатолий рассказал о себе — о колонии, о вечерней школе, а закончил так:

— Ты в милиции говорил о своем желании поступить в мореходное училище. Но для этого надо иметь образование не менее семи классов. Поступай в вечернюю школу, где я учусь. Надо будет — помогу.

— А ведь это идея! — воскликнул Леонид. — И как это я сам не подумал о вечерней школе? Противно сидеть в нашей школе с мелюзгой, когда ребята, с которыми начинал, обогнали меня на два класса. Как на каторгу в класс идти…

— Учебный год начался, но ты просись в седьмой класс вечерней школы. Я поговорю насчет тебя. И вот что. Я не буду набиваться к тебе со своей дружбой, — не хочешь, не надо. Только один уговор… Я ненавижу ложь. Говори самое неприятное, только в глаза. Раз соврешь в серьезном деле, век не поверю. Я бываю иногда не в меру резким, хочу сказать прямо, а получается грубо. В случае чего ты не обижайся. Ну, подумай, а потом позвони, запиши телефон.

— Во-первых, спасибо тебе, — тихо проговорил Ушков, — за то, что ничего не сказал маме. А то я вначале испугался. У нее ведь больное сердце.

— Во-вторых?

— Обязательно поступлю в вечернюю. Но как же объяснить ей все это? Она же не знает, что я ушел из обычной школы, после второгодничества…

— Пусть узнает. От тебя. Ведь тайное обязательно станет явным. И, когда она все узнает от чужих, — подумай, что будет! Это действительно может убить ее. А ты сам. Оттого, что ты скрываешь правду, изворачиваешься каждый день, боишься, что все вдруг откроется, — от этого у тебя так тяжело на сердце, так мрачно… Я это знаю, у меня самого когда-то так было… Нет хуже двойной жизни!

Ушков опустил голову и чуть слышно проговорил:

— Я понимаю… ты это правильно…

— А раз правильно, то, когда поступишь в вечернюю школу рабочей молодежи, скажи маме, что тяжело и стыдно было сидеть за партой с мелюзгой и поэтому будешь днем работать, а учиться вечером. Будешь помогать ей. А потом в мореходное училище! Только не кисни, не откладывай на завтра, действуй! Устраивайся!

— Буду действовать! Насчет работы я уже думал, даже знаю, куда пойти, — сказал Ушков. — Ты правильно подсказал, голова у тебя работает!

— И еще один совет — держись подальше от всяких там сомнительных дружков.

— С этим покончено!

— А если мне потребуется твоя помощь? — неожиданно для самого себя спросил Анатолий. — Поможешь?

— Конечно! Но какая помощь? Быть бригадмильцем? Это мне не по душе.

Анатолий имел в виду совсем не это, но слова Ушкова рассердили его.

— А что тебе по душе? — сердито спросил Анатолий. — Что тебе по душе? Лодыря гонять? Скрывать правду от матери? С прохвостами водиться? В милиции ты сказал: «Я был сволочью перед государством и матерью». Громкие слова любишь.

— Ты что? — крикнул рассерженный Ушков. — Хочешь меня сделать легавым? Не выйдет!

— Да кто тебя, такого, возьмет в бригадмильцы? Подумаешь, золото! Тебе помочь хотят, а ты нос задираешь. А еще… Иди ты к черту!

Анатолий поднялся со скамьи и быстро пошел к выходу из сквера. Подходя к дому, он мысленно ругал себя за горячность и несдержанность, сам не понимая, почему вдруг так рассердился на Ушкова.

3

За обеденный стол он сел таким сердитым и озабоченным, что Ольга Петровна обеспокоилась. Пришлось коротко сказать об Ушкове.

— Ведь там, в детской комнате милиции, слезу пускал, просил пожалеть мать, а сейчас чистоплюя и тихоню из себя строит. И я хорош…

— Фу, как ты испугал меня! — Мать улыбнулась. — Стоит расстраиваться из-за какого-то Ушкова. Ну не хочет с тобой дружить — не набивайся.

— Ах, мама, ну как ты не понимаешь! Мне поручили, я взялся и не выполнил. Товарищ Русаков обиделся, видите ли, за слово «легавый»! Мимоза!

Только начали обедать — раздался телефонный звонок.

— Тебя просят, — недовольно сказала мать, входя в комнату. — Наказанье! Только приехал, и уже по всей Москве дела. Угомону на тебя нет…

Звонил Мечик Колосовский, мальчишка, которого он подвозил в клинику. Мечик срочно хотел видеть Анатолия по важному делу. Они — пионеры (есть и комсомольцы) — организовали небольшой отряд, вроде тимуровского, для отпора хулиганам и для охраны порядка во дворе и в скверике. Как действовать? С чего начать?

— Молодцы! Поговорим завтра. Звони в это время.

— Ты какую рубашку наденешь в театр? — спросила мать и, заметив недоумение в глазах сына, напомнила — Ведь мы с дядей идем сегодня на балет «Ромео и Джульетта». Забыл?

— Совсем забыл!

— Танцует Галина Уланова, — сердито сказал дядя, — такое забывать не полагается. Ты со своим бригадмильством совсем что-то закрутился. Кроме наставления на путь истинный сорванцов, хулиганов и воров, должны же быть у тебя какие-то другие интересы? Нехорошо…

Анатолий рассмеялся: