Душа Пандоры - Марго Арнелл

жаркое пламя?

— Идем, — опуская руки, сказала она.

Сегодня химерам повезло.

Первой в пайдейе ее встретила, конечно, Ариадна. То ли не замечая маски отрешенности на ее лице и произошедших в ней изменений, то ли делая вид, что не замечает, порывисто ее обняла. Руки Пандоры лишь скользнули по спине Ариадны.

— Я искала тебя…

— Медея это знала. Она обещала, что обрежет твои нити, и будет следить, чтобы ты меня не нашла.

— И ты ей позволила? — отстранившись, прошептала Ариадна.

— Я сама ее попросила.

Доркас, что стояла рядом, лишь покачала головой. Лицо Искры Геи пересекал шрам, не уродующий ее, но придающий еще большей воинственности. Фигура стала крепче, суше, пшеничные волосы — короче. Изменился и взгляд серых глаз. Война и ее, словно сталь, закалила.

Никиас застыл у окна. Кажется, так было всегда. Кажется, так всегда и будет. Пандора чувствовала направленный на нее взгляд синих глаз, но встречаться с ним своим не торопилась. К чему напрасные иллюзии?

Кассандра, опустошенная своей собственной войной, за эти недели, казалось, на несколько лет постарела. Окинув ее взглядом, покачала головой.

— Пандора, управляющая выпущенными ею же атэморус… Такого не могла предвидеть даже я.

— Вы не знали, кем я стану?

— Аид отобрал у меня дар. Я больше не могу прорицать.

Пандора покачала головой. Вот она, божественная кара.

— Это неважно. Главное — на что способен твой. — Кассандра вскинула на Пандору заблестевшие, зажегшиеся прежней страстью глаза. — Мы можем это использовать. Но не так бездумно, как это делаешь ты.

Пандора с усмешкой сложила руки на груди.

— Кто бы сомневался, что я делаю что-то неправильно.

Кассандра помедлила, прежде чем ответить. Смотрела на нее, сощурив глаза. Кажется, то, что видели другие, начала замечать и она.

— Первым делом, нам нужно защитить тебя, пока Арес не понял, кто ты и на что способна.

— Я отдам распоряжение Искрам, — отрывисто сказал Никиас.

Дождавшись кивка Кассандры, он подошел к Пандоре. Только сейчас, сосредоточив на нем взгляд, она увидела, что правую половину его лица закрывает серебристая полумаска вроде тех, карнавальных, что носили люди Изначального мира.

— Я знаю, почему ты это сделала, почему отправилась туда одна, — сухо сказал он. — Но сделать этого снова не позволю.

Она попыталась что-то сказать — защититься или оправдаться, но не успела. Никиас шагнул к ней, оказавшись еще ближе. Сознание тихим, вкрадчивым шепотом заполонили его слова:

— Я не хочу потерять тебя. Единственного человека, которому я когда-то был по-настоящему дорог. Человека, которым дорожу я.

Коридоры пайдейи поглотили звук его шагов.

Она снова была не одна. Рядом с ней — Искры и… Никиас.

Пандора смутно вспоминала, как те, что смотрели на нее, разинув рот, потому что никогда не встречали подобного дара, насмехались над ней в Гефестейоне. Не видела их лиц, лишь строчки в колдовском дневнике, что когда-то заменял ей память.

Никиас и сам наблюдал, как она развоплощает химер, словно они находились на тренировочной арене, а не на поле боя. Его сила, взращенная из зароненного в его душу зерна темной магии, действовала иначе. Его тьма была куда более податливой и живой, она была голодна, она поглощала. И, попробовав живой плоти, словно путник пустыни — прохладной воды — жаждала еще. Она сама словно бы себя питала. Заполненные тьмой трещины уже выбирались за пределы серебристой полумаски, и становились все глубже с каждой новой жизнью, что Никиас забирал.

В тот день они находились в одном из залов Гефестейона. Рядом не было ни воинов, ни химер, но война внутри Пандоры никогда не смолкала. Она и сейчас слышала крики людей и монстров.

— Я готова, Никиас.

Пандора чувствовала в себе эту силу — окрепшую, твердую, словно гранит. Она подчинила себе тьму, что составляла сущность и химер, и атэморус. Была еще одна, которую она могла подчинить.

— Я могу выжечь эту тьму в тебе, освободить от нее твою душу. Но моя магия уничтожит, развоплотит тот хрупкий сосуд, что ее хранит.

— Она убьет меня, — кивнув, хрипло сказал Никиас.

— Ты готов пойти на это?

— Не сейчас.

— Ты столько жизней мечтал об освобождении…

— И в любой из них я бы пошел на это, не раздумывая, едва бы ты успела договорить. Но в тех жизнях не было тебя.

— Если ты бережешь свою нынешнюю жизнь ради призрачного шанса быть вместе…

— Нет, ты не поняла. Я не слепой, я вижу — в твоей душе места для меня не осталось. Не сейчас. Не в этой жизни. Но ты заставила меня понять, каким эгоистом я был в прошлом. Я так лелеял свою драму, свою трагическую особенность… Жалел себя вместо того, чтобы использовать ее как острый, сочащийся тьмой клинок.

Пандора вдумчиво кивнула.

— Я понимаю.

Она развернулась, чтобы уйти, чтобы продолжить свою бесконечную жатву. Рука Никиаса, коснувшись плеча, остановила ее.

— Ты помнишь хоть что-нибудь… о нас? Помнишь, что испывала ко мне?

Пандора, помедлив, качнула головой.

— Иногда я хочу вернуться в прошлое, чтобы почувствовать хоть что-то, но… не могу.

Рука безвольно соскользнула с ее плеча.

— Выходит, нам обоим осталось лишь одно. Убить как можно больше порождений Ареса. И как можно сильнее ослабить его самого.

Все больше богов, впечатленных речами Кассандры, видящих, как редеет воинство Ареса, как медленно, но неотвратимо иссякает в нем сила, вставали на сторону Зевса. Несмотря на то, что пифос оказался пуст, Пандора все же подарила людям надежду — что Ареса, прежде кажущегося неуязвимым, можно победить.

Но никакая победа легко не дается.

Пандору, что стала сосудом — пифосом — для атэморус, переполняла тьма. Голодная, поглотившая весь оставшийся в ней свет, она беспрестанно рвалась наружу. И настал момент, когда держать ее под контролем перестала сама Пандора.

Когда Аид заключал ее в Тартар, Пандора хохотала. Вот и вся ее награда. Она будет заперта там, как одна из чудовищ Медеи, рядом с той, что научила ее использовать тьму… но так и не смогла научить, как ее укрощать.

Когда за спиной, грохоча, закрывались огромные каменные врата Тартара, Пандора подумала: «И все же Цирцея была права».

Но что толку сожалеть о прошлом?

В тюрьме у нее было не так много гостей. Все те же лица — Фоант, Доркас, Ариадна. Кассандра ее не навещала — свою роль в сценарии пророчицы Пандора уже сыграла, и была выброшена за ненадобностью в мусорную корзину. Приходила Медея — посокрушаться и сказать, что, не запрячь Аид Пандору в Тартар, она, конечно, могла бы сделать больше. Уничтожить больше химер и