Огни святого Эльма - Владимир Евгеньев

«Мы заплатим, пятьдесят евро, нам недалеко!». Водитель покачал головой, его глаза расширились.

«Ни в коем случае», – заорала толстая тетка. «Закройте дверь!», – приказал водитель раздраженным голосом с кавказским акцентом и включил передачу. Такси рванулось у них из-под носа.

«Говорила я тебе, надо было помыться! – проворчала Соня. – Вечно ты торопишься!»

«Конечно, женщины всегда считают, что виноваты мужчины, – обиженно фыркнул Данила. – Это наоборот ты меня торопила».

Волей неволей пришлось идти пешком. Они потащились по Обводному каналу. Путь до дома теперь, когда они так устали, казался им бесконечным. Еле-еле они дотопали до Красного треугольника, прошли мимо белой глухой стены. Наконец, они остановились.

Данила опять попытался поймать машину.

Наконец, один фургон притормозил. «Ну чего вам?» – обратился к ним водитель, мужчина средних лет в рубашке с коротким рукавом.

«Нам до Московского проспекта, довезите, мы заплатим пятьдесят евро!», – сказала Соня, помахивая бумажкой.

«Что это от вас так пахнет?», – спросил шофер.

«Ну, пожалуйста!» – попросил Данила, сделав лицо послушного ребенка.

Водитель заколебался. «Ладно, давайте, деньги вперед!»

«Московский 149»

«По Митрофаньевскому, потом по Благодатной, там на Московский свернем».

Соня и Данила втиснулись в просторную кабину. Ничего не говоря, шофер рванул с места, машина помчалась.

Они миновали Балтийский вокзал, свернули на Митрофаньевское шоссе, и проехали еще примерно километр. Вдруг водитель притормозил, и закричал: «Все, вылезай! Не могу больше! Провоняли всю кабину!»

«Но вы взяли деньги!», – возмутилась Соня.

«Вылезай, убью!» – и шофер выхватил из бардачка монтировку.

Дети выскочили из кабины, фургон умчался.

«Уже не так далеко», – утешил Данила.

«Какие все гады! – сказала Соня. – Ну, пойдем».

Они прошли метров триста. Тут со стороны кладбища послышался какой-то крик, выбежали трое парней и одна девчонка, они были чуть постарше Дани. Незнакомые дети быстро пересекли шоссе, промчались мимо Сони и Данилы. Один остановился на минуту, взглянул на Софию, подмигнул ей, показал рукой пошлый знак и бросился бежать.

Потом все незнакомцы шмыгнули в дыру в заборе.

Вдруг послышался шум мотора и слева из-за поворота выскочил милицейский «уазик». Он резко затормозил рядом с Соней и Данилой. Из кабины выскочил милиционер, молодой человек лет двадцати пяти низкого роста и плотного телосложения, угрюмо смотревший исподлобья. Он был в звании сержанта. Из второго отсека машины вышел высокий ухмыляющийся блондин в лейтенантских погоах. И еще один сотрудник, тоже лейтенант, только постарше, лет сорока, лысоватый полный, с усталым и озабоченным выражением лица. Они быстро подбежали к брату и сестре. «Стоять!» крикнул блондин, но ребята и так остановились, удивленные таким неожиданным появлением.

Сержант схватил их за руки, а молодой лейтенант быстро и ловко обыскал сначала Данилу, потом Соню. Она даже не успела возмутиться. Милиционер без жалости выбросил на шоссе губную помаду, тушь для ресниц, а три Сонины десятиевровые банкноты сунул в карман. Старший милиционер посмотрел на них, прищурился и сказал: «Это не те».

«Да, – присмотрелся лейтенант помоложе, – действительно, вроде не те, – и добавил после небольшой паузы. – Да, это точно не те». «И запах от них специфический» – поморщился пожилой и сделал сержанту какой-то знак. Последний нахмурился, взял их грубо за шиворот, и втолкнул в одну из двух камер темного холодного отсека для задержанных. Там были мрачные стены, окрашенные серой эмалью, и металлическая скамья с облицованным деревом сиденьем.

Железная перегородка с зарешеченным окном отделяла его от второго отсека машины. А на улице сотрудники продолжали обсуждать судьбу задержанных.

«И что делать с ними? – спросил младший милиционер. – В отделение везти?».

Старший снисходительно фыркнул: «Зачем? Еще не хватало нам разбираться с этими бомжами». Он задумался. «Давай-ка отвезем их в порт к Анвару, хоть день зря не пропадет».

«Точно! – обрадовался молодой. – Конечно, они подойдут – вроде не сильно больные, хоть заработаем немного».

«Поехали!» – сказал старший. И машина тронулась. Соня и Данила не слышали разговора стражей порядка.

Но, тем не менее, все произошедшее подействовало на них как неожиданно вылитый на голову ушат холодной воды. Данила от растерянности не смог вымолвить ни слова. Соня быстрее пришла в себя: «Вы не имеете право, мы не совершили никакого преступления! Отпустите нас. Отвезите нас к родителям, вам заплатят – наши родители богатые люди. Мы живем на Московском проспекте, дом 149», – закричала она через решетку.

Во втором отсеке машины сидели два лейтенанта.

«Тихо!», – негромко сказал лейтенант помоложе, но в выражении его лица было что-то такое тяжелое и жестокое, что Соня неожиданно для себя замолчала.

«Тихо сидите, вонючки! – добавил он, злобно скривившись. – А то плохо будет».

Соня уныло уставилась в одну точку и думала о превратностях судьбы, о бессилии человека перед государственной машиной. А потом ее мысли незаметно перескочили на прерванную беременность. «Если бы я не сделала аборт, ему было бы сейчас уже два годика, какие дети в этом возрасте? Смешные такие, уже ходят на ножках и переваливаются. Я не беременею от Элая, может, у меня больше уже никогда не будет ребенка?» В тот момент ей почему-то показалось, что жизнь без детей не имеет смысла.

Она заполнена развлечениями и работой, которые надоедают все больше и больше, и остается пустота. Когда Соня стала жалеть о том, что сделала аборт, ей часто в красках представлялось, сколько радости приносят дети. Эти мысли как навязчивая идея преследовали ее. «Какое счастье, когда твой ребенок говорит первые слова, делает первые шаги, идет в школу». Маленькие дети и коляски очень расстраивали Соню и она, увидев их, сразу переходила на другую сторону улицы.

И вот сейчас она разрыдалась. «Если бы у меня был ребенок, я бы сейчас гуляла с ним в парке, и ничего бы этого не произошло».

Соне вспомнилось, как она лечилась у психотерапевта. «Не надо возвращаться назад и думать о том, что было бы, если бы обстоятельства сложились по-другому, – говорила ей врач, – надо думать о будущем». Но у Софии это совершенно не получалось. Мысли о том, «как все хорошо могло бы быть», приводили ее в отчаяние. Эта была какая-то мысленная жвачка. «Надо научиться переключаться, мыслить абстрактно, есть выход из любой ситуации, что бы не произошло, все можно изменить», – говорила врач. «Это не укладывается у меня в голове, ведь есть вещи непоправимые», – отвечала Соня. «Нет непоправимых ошибок, это иллюзия, ты не можешь понять этого сейчас, но понимание придет позже, когда ты оглянешься на свою жизнь». Печаль, которая все время была с Софией в глубине души, вдруг усилилась. У нее часто такое бывало. Мысли мучили, беспокоили и как-то незаметно переходили в агрессию, которая казалась спасением от отчаяния.