Заклятые любовники - Марина Эльденберт

Недовольный голос дедушки ничем не напоминал тот слабый шелест, который я слышала по приезду. Горничная в светло — сером форменном платье и накрахмаленном переднике едва успела отскочить в сторону, когда я резко распахнула дверь в спальню.

Служанка мышью шмыгнула за дверь, а я прошла в комнату и остановилась, не зная, куда деть руки. Солнечный свет расплескался по стенам и по ковру, рисуя причудливые картины с помощью теней, на зеркале играли блики. Дед же хмурился и молчал. Он сидел, опираясь на подушки, длинные седые волосы отброшены за спину. Бледный, но лицо больше не напоминало предсмертную восковую маску с заострившимися чертами. Я видела перед собой перенесшего тяжелую болезнь человека: измученного, но готового жить дальше. Меня затопила радость — всепоглощающая, светлая и естественная, как пробуждение ребенка утром в день своего рождения.

— Доброго дня, дедушка.

— Пока что он отнюдь не добрый, леди. Подите‑ка сюда.

Я подошла, не переставая удивляться могуществу магии армалов: мало того, что дед мог сидеть, в голос его вернулись командные нотки, а в движениях чувствовалась сила. Он уверенно указал мне на кресло, придвинутое к кровати. Сколько себя помню, в присутствии дедушки я всегда робела и чувствовала себя нашкодившей девчонкой. Сейчас ничего не изменилось.

— Что здесь делает герцог де Мортен?

От неожиданности я чуть не промахнулась мимо кресла, наткнулась на подлокотник и услышала, как хрустнул под юбками кринолин. Пришлось привстать и после этого медленно и степенно опуститься снова, как подобает настоящей леди.

— Он… приехал со мной.

— Что значит — с вами?! — дед сдвинул брови и подался вперед, тяжело опираясь о покрывало.

Я молча хлопала глазами. Не ожидала я, что меня встретят допросом про Винсента, скорее уж упреками о том, что я не соизволила навестить до недавнего времени.

— Язык проглотили? — ядовито осведомился дед.

— Он узнал, что вы больны, и любезно согласился мне помочь.

Ничего лучше я не придумала.

— И давненько его любезности распространяются на вас?

В висках застучала кровь, щекам стало горячо.

— Луиза Лефер, — угрожающе низкий голос деда звенел от гнева. — Немедленно рассказывайте все как есть.

Я вздохнула. Повертелась в кресле протянула руку ладонью вверх.

— Все началось с этого.

— прежде чем стянуть перчатку, потом

Лгать я не стала. Рассказывала о заклятии и о том, как прошла весь этот путь — от ненависти до простого и такого хрупкого счастья, а сама словно заново переживала каждый миг ссор и примирений. Мысль о том, что я не смогу вернуться в театр, больше не беспокоила. Да, я потеряла все свои роли — прошлые, настоящие, будущие, зато обрела себя настоящую.

Дед слушал внимательно, иногда хмурился, но чаще просто потирал подбородок: обычно это означало, что он всерьез о чем‑то задумался. Я искренне надеялась на то, что он меня поддержит, но даже случись иначе, от своих слов я не откажусь. И уж тем более я не откажусь от Винсента. Разве что он сам меня об этом попросит.

Когда я закончила, воцарилось молчание. Долгое, тягостное, из тех, что кажутся бесконечными и наводят на мысли о надвигающейся буре. Когда дед начинал бушевать, это и в самом деле напоминало ураган — его гнев сметал все на своем пути, поднимал в воздух тучи пыли предыдущих ссор и ошибок, с корнями выворачивал деревья спокойствия, а от реки уверенности в себе летели пенные брызги. Как ни странно, сейчас ничего такого не произошло.

Он долго разглядывал крохотную змею на ладони, а потом взял мою руку и слегка пожал. Какая теплая у него сейчас ладонь!

— Что ж, похоже ваше прошлое вас настигло, леди.

И все?

— То есть… вы на меня не злитесь?

Дед довольно улыбнулся.

— Я всегда знал, что рано или поздно вы вернетесь к тому, от чего ушли. Вы оба.

— О, — только и сказала я, а он подтянул к себе столик — поднос, на котором стояла миска дымящимся бульоном и недовольно проворчал:

— Они всерьез считают, что мужчину можно поставить на ноги с помощью этого.

Я невольно улыбнулась. Если дедушка начал ворчать и ругаться, значит все в полном порядке.

— Нельзя же сразу набрасываться на жаркое. Позвольте, я помогу?

Он посмотрел так грозно, что пришлось опуститься обратно в кресло.

— Справлюсь сам, милая леди. А теперь расскажите, чем вы были так заняты все это время.

Когда дед подносил ко рту ложку, рука его едва заметно подрагивала, но я не решилась второй раз предлагать помощь, тем более что каждый даже самый маленький успех был для него настоящей победой. Не хотелось сейчас говорить о Глории, но дедушка ждал объяснений. Ждал слишком долго, чтобы сейчас я могла себе позволить и дальше избегать неприятного разговора. Я рассказала обо всем: почему не приезжала и как узнала о его болезни. Рассказала всю правду, не стала только упоминать о поддельном письме.

— Значит, Глория. — Он задумчиво пожевал губами. — Что ж, этого следовало ожидать.

Он дотянулся до колокольчика, висевшего над кроватью, и дернул за нить. Я же боролась с двойственными чувствами: если все так, как мачеха пытается представить, она действительно спасла ему жизнь. Без ее помощи он не протянул бы столько, и нам с Винсентом просто не к кому было бы ехать. С другой — она молчала, зная, что ничего не сможет сделать, что дни деда сочтены. Этого я ей простить не могла, как ни пыталась.

— Почему ты решила стать актрисой? У тебя же на лице все написано.

Я вздрогнула и посмотрела на деда.

— Иногда ты отчаянно напоминаешь свою мать. Та тоже оправдывала всех и вся.

— Я никого не оправдываю, дедушка.

— Да неужели? — он похлопал ладонью по покрывалу. — Иди‑ка сюда.

Я шагнула к нему и сделала то, что хотела с тех пор, как оказалась в Вайд Хилле: заключила деда в объятия. Какое же это облегчение — прижаться к нему, уткнуться лицом в плечо и знать, что он поправляется! Щеку колола пробивающаяся щетина — совсем как в детстве, когда он легко, как пушинку, подхватывал меня на руки, и тихо всхлипнула. Хорошо. С ним все будет хорошо. Скорлупа страха, сковавшая сердце в Лигенбурге, рассыпалась окончательно.

— Ну, ну… мне тут только плесени не хватало, — недовольно проворчал дед, тем не менее все‑таки обнял в ответ.

— Какой плесени? — я хлюпнула носом.

— Что значит какой? А кто мне тут сырость разводит?

Я помотала головой.

— Это не я.

— Милорд, — голос горничной прозвучал совсем рядом.

Я и не заметила, как она вошла.

— Пригласи‑ка ко мне леди Лефер, да побыстрее, — произнес он, не спеша меня отпускать. — А заодно попроси Росса, пусть поручит кому‑нибудь узнать о местах на поезда в направлении Лигенбурга.