Загробный мир. Мифы разных народов - Владимир Петрухин

И вдруг в дивном архиерейском одеянии из роз перед ними предстал Николай Чудотворец. Таисия пала ниц, но увидела, как чудотворец поцеловал ее спутника. Она поняла, почему грешнику нет места в раю – для него непосильна близость к святыне.

Спутники добрались до храма, и фигура Божьей Матери пояилась в потоке света, лившегося из окна. Но вдруг из темной глубины появилось чудовище со свиными ногами и губами поперек всего живота и двинулось к Таисии. Та в ужасе узнала свою душу, забывшую облик Божий. Стефан отстранил чудовище со словами, что Таисия еще не умерла и может покаяться.

...

Больная очнулась в жару и отчаянии, предчувствуя смерть и погибель, но молитва спасла ее, жар спал, и Таисия поведала людям о своем видении.

Обмирания в фольклоре

...

Немало текстов обмираний было собрано в фольклорных экспедициях в Полесье. Польский исследователь К. Мошинский [27] записал в 1914 году рассказ Агаты Сугреевой, которая тяжело болела и обмирала.

Агата Сугреева вспоминает:

Когда я лежала, ко мне пришел человек и сказал:

«Пойдем со мной!» – «А как же я вернусь назад?» – «Коли Бог даст, то вернешься!»

Я схватилась за мужа, чтобы он меня удержал, но ни он, ни дети не пожалели меня. Тот человек подвел меня к порогу, я оглянулась на пороге и, как вышла в сенцы, так и загорелась вся, как загорается бумага. И поднялась вверх, а потом опустилась и стала на снегу. И снова тот человек стоял рядом, а затем повел меня на восход солнца (то есть на восток). Нет ни лесу, ни хат, ни изгороди, только белый свет и снег, снег, снег. Как иду, так и падаю за провожатым. Привел он меня к высокой горе и говорит: «Лезь за мной!» – и сам быстро пошел вверх. Я лезла, лезла на ту гору, но не поспевала за ним и даже башмаки сбросила…

Слезли мы с той горы на зеленую травку. Там шеренгами стояли солдаты, я прошла сквозь двойной строй и попала в темный лес – одна земля, а неба не видно. Перешла его, вышла на широкую дорогу. Иду я, и идут большие души. Поздоровались, и они сказали, кто за какой грех [терпит наказание]. Затем шли средние души и сказали то же самое. Дальше идут маленькие, с локоть, и летят – как комарики (утром родились – вечером померли), и тоже говорят, «что за что грех».

Подошла я к большому дому. Вышел старый дед, я думала – мой отец, хотела за руку его взять, а потом поняла, что не он. Тогда подошли мужчины и начали танцевать вокруг меня. Я отвернулась от них, но тут стали танцевать вокруг простоволосые женщины, и волосы у них разлетались. Вдруг слышу: «Сакарека!» (а Сакарека – женщина у нас была, что в тот год умерла, а жила она все с чужими мужьями, а не со своим). И думаю: «Что ж ты тут делаешь?» А посредине дома стоит большая кадка, а над кадкой колесо, и распята эта Сакарека на колесе руками и ногами. Колесо крутится, окунается в смолу и пищит: «Сакарека!..» Это был ад. Смотрю, какая-то женщина стоит надо рвом, и смола течет с нее в этот ров; она уже совсем падает в этот ров, одна голова осталась. А дальше – огненное озеро и посередине человек, что пчел драл; два улья висят и по ушам его бьют. Прошла я это огненное озеро, иду уже вдоль песчаного моря, а там души выныривают из песка и говорят: «Господи, слава тебе!»

Наконец, я подошла к воротам, прилегла у ворот, и тут вошла Смерть: два зуба наверху, два внизу и платок над щеками без мяса. Я стала умолять и просить, и Смерть отошла, а я встала тогда и пошла дальше по дорожкам через ад. Видела молодок, не сохранивших верность в браке, увидела парня, на которого падала кладка снопов, а он стоял и поддерживал ее. Были тут и другие души, у которых не могла узнать, за что они наказаны, так как они не отвечали. Были две молодки, которые давали друг другу свое молоко, выливая его в бездонную бочку. Были и женщины, таскающие камни. Наконец, кто-то показал мне дорогу домой, и я вернулась на этот свет.

...

На третий год Агате приснилось, что она нашла те башмаки, которые оставила под горой.

«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»

...

Так начинает «Божественную комедию» Данте. Вход на тот свет традиционен, как и в русской сказке, где путь в тридевятое царство ведет через опушку леса, на которой избушка Бабы-яги. Но помощником визионера Данте в этом лесу становится не мифологический персонаж, а великий римский поэт Вергилий. Читатель понимает, что эта фигура выбрана не случайно: в шестой песни «Энеиды» Вергилий повествует о сошествии своего героя Энея в преисподнюю. Подобно ангелу-хранителю христианских видений, Вергилий призван отвечать на вопросы оказавшегося в ином мире Данте: ведь он знает многих героев Античности, оказавшихся в Дантовом аду.

Творчество Данте относится к эпохе Возрождения, когда герои Античности переставали казаться воплощением идеалов язычества. Но вот знаменитый гомеровский хитрец Одиссей (Улисс), сам спускавшийся к вратам преисподней, очутился в Дантовом аду. Он оказался, как и его друг Диомед, среди «лукавых советчиков»: Троянский конь сослужил ему плохую службу в Дантовой картине мира (ведь благодаря этой хитрости была разорена Троя, родина Энея). Кроме того, возвращение к дому и радости семейной жизни, по признанию Улисса, «не возмогли смирить мой голод знойный, изведать мира дальний кругозор». В новом странствии за Геркулесовы столпы Улисс увидел высочайшую гору посреди океана (вспомним путешествие святого Брендана), которую Данте считал местом чистилища; там Улисс и сгинул в морской пучине, оказавшись в восьмом круге Дантова ада.

Основа поэтического повествования Данте уже не просто мифология, а аллегория, метафора: темный лес – это не только вход в иной мир, но и лес греха и заблуждений. Над лесом видится освещенный солнцем холм, воплощающий добродетель, путь к нему преграждают три зверя, но это уже не спутники Гекаты, как в «Энеиде». Рысь – это аллегория сладострастия, лев – воплощение гордости (смертный грех в христианских представлениях), а волчица – корыстолюбие. Вергилий, которого Данте встречает на дороге, свидетельствует, что поэту не обойти волчицу: ему следует через адскую бездну вернуться к горе благодати к райским «вратам Петровым». Туда ведет его Вергилий, и Данте преодолевает страх перед сошествием в преисподнюю. Вергилия просит стать покровителем-проводником Беатриче, пребывающая в раю возлюбленная Данте, и это вдохновляет поэта.

Я увожу к отвереженным селеньям,

я увожу сквозь вековечный стон,

я увожу к погибшим поколеньям.

Был правдою мой зодчий вдохновлен:

Я высшей силой, полнотой всезнанья

И первою любовью сотворен.

Древней меня лишь вечные созданья,

И с вечностью пребуду наравне.

Входящие, оставьте упованья [28] .

...

Ад был создан, по христианским представлениям, Троицей (высшей силой, полнотой всезнанья и первою любовью) в начале времен как место для за-ключения Люцифера и восставших ангелов. Данте читает надпись на его вратах, а в преддверии видит страждущие от укусов гадов обнаженные души тех, кто не видел разницы между добром и злом, Богом и Сатаной. Среди них оказались и те ангелы, которые не примкнули во время восстания Люцифера ни к Богу, ни к дьяволу. Они недостойны даже глубин ада, и не следуют с толпами душ, что оказываются гонимыми к берегу мрачного Ахерона.

Данте включает реки античной преисподней в картину своего христианского загробного мира. Есть здесь и перевозчик – Харон, не желающий пускать живого поэта на свой челн. Однако Вергилий напоминает ему о высших силах, и злобный демон преисподней перевозит Данте. Харон у Данте – бес, реки же преисподней стекают в адскую воронку-пропасть.

Ахерон, опоясывая первый круг ада, стекает ниже, образуя Стикс, который превращается в Стигийские болота. Эти болота окружают стены Дита (этим латинским именем бога Аида Данте именует Люцифера), воздвигнутые вокруг нижних пропастей ада. В болоте терпят мучения души гневных. Далее адские потоки превращаются в жгучий Флегетон, кипящий кровью; в него погружены виновные в насилиях над ближними. Флегетон течет через лес самоубийц и пустыню, где души терзает огненный дождь. Ниспадая водопадом в центр земли, поток превращается в ледяное озеро Коцит. Река забвения Лета оказывается у Данте в раю, ибо она смывает воспоминания о грехах.

Здесь Данте следует Вергилию, у которого Лета – река забвения в Элисиуме.

В страшном челне Данте впадает в забытье и приходит в себя уже на другом берегу – в лимбе. Эта область, окаймляющая адскую пропасть, предназначена для ветхозаветных праведников и некрещеных младенцев, что умерли безгрешными. Вергилий вспоминает, как при нем в лимб сошел мессия с победной хоругвью и вывел прародителя Адама, Авеля, Ноя и Моисея, Давида, Авраама с Иаковом, Рахиль и множество праведников.

Но Данте помещает в лимб и язычников: то были поэты: Гомер, «превысший из певцов всех стран», Гораций, Овидий, Лукан; эпические и исторические герои: Электра, Гектор, Эней и Цезарь, «друг сражений». Грядущая эпоха гуманизма допустила в лимб и мусульманина: Данте увидел на светлых полях лимба султана Саладина, рыцарское благородство которого было прославлено в легендах крестоносцев. Наконец, вокруг Аристотеля Данте увидел сидящих мудрецов – ближе всех Сократа (его мечта о встрече с мудрецами на том свете сбылась в «Божественной комедии»), затем Платона, Демокрита и прочих, включая мусульманских ученых Авиценну и Аверроэса (Ибн Рушда), благодаря трудам которого средневековая Европа познакомилась с наследием Аристотеля.